– Доброе утро, милорд. Доброе утро, мадам.

Элен тяжело, с трудом переводила дух; ей казалось, всем слышно, как у нее стучит сердце. Дарси был бледен, однако, поворачивая к двери, которая вела в личные покои графа и графини, он улыбнулся Элен и сжал ее руку.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Элен послышалось, что он сам себя пытается убедить… она много б отдала, чтобы это ей только послышалось…

– Его милость и ее милость ждут вас в своей личной гостиной, милорд.

– Спасибо, Мейтленд.

Еще несколько шагов – и они достигли двери, а потом вошли в комнату.

Леди Монткалм сидела за вышиваньем, у ее ног дремал спаниель. Лорд Монткалм стоял, расправив плечи, у камина.

Как и ожидала Элен, на их лицах, холодных и отчужденных, было написано удивление. У нее мигом пропали даже жалкие остатки мужества. Она обреченно подумала, что никогда не будет устраивать этих людей, от которых веет таким ледяным холодом, в качестве невестки и будущей хозяйки этого величественного дворца.

Мгновение никто не произносил ни звука. Затем леди Монткалм отложила вышиванье и улыбнулась еле заметной, усталой улыбкой.

– Какой сюрприз, Дарси! И вас, Элен, я не ожидала увидеть. Проходите, садитесь.

Она похлопала по подушке дивана рядом с собой, глядя на Элен с таким видом, будто она не понимает, кто эта непрошеная гостья. Ее милость была идеально причесана и завита, ногти накрашены, на сером плиссированном платье было штук сто крошечных пуговок, обтянутых материей. Идя по бледно-зеленому ковру, Элен чувствовала себя ужасно жалкой и неуклюжей, она пылала от стыда.

Отец Дарси тряхнул большой, красивой головой.

– В чем же все-таки дело? Я уже доехал бы до Челтенхэма.

Дарси не стал колебаться. Только Элен почувствовала, что его голос слегка дрожит.

– Мы с Элен намерены пожениться.

Он приподнял левую руку Элен, по-прежнему крепко сжимая ее, и показал им кольцо. Она вдруг совершенно некстати подумала, что похожа сейчас на победителя чемпионата по боксу, и с трудом подавила бешеное желание расхохотаться. В комнате воцарилось потрясенное молчание. Потом спаниель пошевелился и вздохнул во сне, по его шелковистой шерстке пробежала рябь.

Леди Монткалм сказала:

– Дорогой, я и не представляла, что ты такой романтик.

Молчание стало еще более гнетущим, Элен хотела бы оказаться сейчас где угодно, лишь бы не сидеть в этой гостиной… Однако страх постепенно исчезал. Его место занимал стыд: ей было стыдно за родителей Дарси, и она сказала себе, что будет любить и поддерживать его, восполняя такое явное отсутствие любви и понимания с их стороны.

Лорд Монткалм сказал:

– Все это так неожиданно…

Он вел себя как глупец, не желающий сталкиваться с проявлениями реальных чувств.

– Ничего тут неожиданного нет, – заявил Дарси.

Он стал еще больше похож на упрямого школьника, и Элен страстно захотелось, чтобы он проявил себя как настоящий Дарси, которого она знала.

Леди Монткалм беспечно, кокетливо рассмеялась.

– Как это мило! Я так рада за вас, вы должны простить нас за то, что мы немножко растерялись, – она протянула Элен руку. – И это кольцо… У вас такие худенькие ручки. Они вполовину меньше моих, а я помню, что когда Одри дал мне это кольцо, оно показалось мне просто огромным. И рубин тяжеловат, Дарси. Может, мы подберем для Элен что-нибудь более подходящее? Например, хорошенький бриллиантик?

– Нет, мама. Я хочу, чтобы Элен носила то кольцо, какое полагается.

Снова наступило некоторое замешательство. Лорд Монткалм взглянул на часы.

– Все это великолепно. Конечно, нам надо еще многое обсудить, поговорить о приготовлениях к свадьбе и о прочих делах, но я думаю, это может подождать. Правда же, Джейн?

Его жена выразилась кратко:

– Да. Думаю, это подождет.

– Раз так, то я должен откланяться. Меня ждут, – лорд Монткалм протянул руку сыну. – Поздравляю, дружище. – Потом обратился к Элен. – Он хороший парень. Я уверен, что вы с ним будете счастливы.

Лорд Монткалм наклонился и почти дотронулся губами до ее щеки. Элен поняла, что он в принципе не против. Сын мог выбрать и кого-нибудь похуже. Ее будущий свекор был слишком поглощен послеобеденной ездой верхом на лошади, чтобы дольше заниматься всякими пустяками.

Настоящим противником Элен была леди Монткалм. Элен почувствовала, что ее решимость растет…

После ухода лорда леди одарила Элен ослепительной, очаровательной, немного страдальческой улыбкой.

– Что ж, – вздохнула она, – нам с вами о стольком надо поговорить… Мне хочется услышать как можно больше о вас, о вашей жизни, о вашей семье. Мне так неприятно, что я совсем вас не знаю. Представляете, я решила, что вы подружка Оливера! Разве вы приезжали на Рождество не в качестве его гостьи?

Элен вздернула подбородок. Ее серые глаза ярко сверкали, по щекам разлился слабый румянец.

– Да, мы с Оливером друзья. Мы познакомились в Оксфорде.

– Элен живет в доме Розы Поул, – вставил Дарси.

– Ах, да… Бедная Роза! Надо ее когда-нибудь навестить. Но я слышала…

Леди Монткалм изящно покачала пальцем. То, что Элен общалась с обитателями Фоллиз-Хауса, явно говорило не в ее пользу.

Выпив хереса в гостиной, они пошли перекусить. Элен это напомнило ее первый приезд в Монткалм. Тогда, правда, рядом с леди Монткалм сидел не Дарси, а Том. Элен вспомнила, что ее привело в восторг его самообладание. Дарси сидел тихо. Пристальное внимание леди Монткалм было целиком и полностью устремлено на Элен. Вопросы сыпались один за другим, они были закамуфлированы и задавались с очаровательной улыбкой, но Элен понимала, что ее допрашивают с пристрастием. Она отвечала кратко, стараясь держаться с достоинством, считая, что ей нечего стыдиться. Она гордилась своими любящими родственниками, которые всегда ее поддерживали. Гордилась ими гораздо больше, чем будущими свекром и свекровью.

Подавленный гнев прорывался в ее ответах некоторой язвительностью. Слушая Элен, Дарси смотрел на нее с гордостью и любовью.

– Мой отец умер в прошлом году. Мать работает учительницей, на полставки, младший брат еще учится в школе. Больше никаких родственников нет. Если не считать двоюродных братьев и сестер в Сандерленде.

– В Сандерленде?

С таким же успехом Элен могла сказать: «В Ташкенте».

К концу трапезы леди Монткалм была удовлетворена: Элен была абсолютно безродной, никого не знала и понятия не имела о мире, в который она должна была попасть, выйдя замуж за Дарси. Он не мог сделать худшего выбора.

Леди Монткалм утерла губы салфеткой.

– Все это чудесно.

Элен поняла, что не выдержала ни одного теста, однако леди Монткалм была слишком умна, чтобы показать это своей противнице.

– Дарси, но к чему спешить? – спросила она. – Давайте узнаем друг друга поближе прежде, чем помещать объявления в газетах и делать другие приготовления.

– Ну, насчет этого ты найдешь полное понимание у Элен, – заявил Дарси. – Она хочет сначала сдать выпускные экзамены, это будет в июне. Элен собирается закончить Оксфорд с отличием.

– Ах, да! Экзамены…

«С таким же успехом они могли бы говорить о каком-нибудь странном обряде, принятом у примитивного племени, – подумала Элен, пытаясь взбодриться. – Неудивительно, что Оливер не проявляет никакого интереса к учебе».

Леди Монткалм слабо шевельнула рукой, и Дарси отодвинул ее стул от стола. Поднявшись с места, леди наклонила голову и сказала Элен:

– Я очень, очень рада. Дарси следует как можно чаше привозить вас в Монткалм. Но боюсь…

Она снова вздохнула.

– … боюсь, что мне нужно пойти наверх и немножко отдохнуть.

Торопливо чмокнув воздух над головой Дарси, его мать удалилась.

– Отвези меня домой, – попросила Элен. – Пожалуйста, поедем домой. Ко мне домой!

Никогда еще ей так не хотелось увидеть вновь старый, красный, массивный Фоллиз-Хаус.

Монткалм остался позади, купол и башни мрачно вырисовывались на фоне серого неба.

– Извини меня, – униженно попросил Дарси, когда они ехали по дороге.

– Мне не за что тебя извинять! – в груди Элен клокотала ярость.

Ее мать так тепло встретила Дарси!.. «Но все-таки это не одно и то же», – подумала она, стараясь быть справедливой.

– Ладно, все-таки мы это сделали.

Они улыбнулись друг другу, правда, скорее облегченно, нежели торжествующе.

«Ты сделала это!» – эхом откликнулась в душе Элен произнесенная фраза.

Напряженное свидание этого дня имело неожиданные последствия. У Элен появилось желание, чтобы Дарси стал для нее самым дорогим человеком на свете и чтобы он в ее лице обрел новую семью.

«А если ей этого так хочется, – довольно мрачно подумала она, – то, значит, она сумеет добиться осуществления своих желаний. Ради Дарси».

А Том…

Элен уставилась на дорогу, ведущую к Оксфорду. Том до сих пор незримо присутствовал рядом, она явственно представляла себе его лицо.

Никакого Тома не будет! Нечего о нем думать, он может быть для нее только другом. Со временем рана затянется и будет побаливать не больше, чем старый синяк. Со временем…

Элен сделала выбор.

12

В тот год лето наступило в Оксфорде, как обычно, утром первого мая.

За несколько часов до рассвета улицы заполонила бурлящая толпа. Люди высыпали из домов, где они веселились, и продолжили праздник на булыжных мостовых и во дворах. Под свисавшими над водой ветвями ив, которые росли вдоль реки, к мосту Магдалины скользили лодки. В них набились отпетые весельчаки, плывшие в самый эпицентр ночного празднества. После них на черной воде, по которой пробегала золотая рябь, оставались пустые бутылки из-под шампанского. Городские часы пробили пять, а еще через полчаса толпы людей, гулявших по улицам, тоже устремились к реке. Они сгрудились на мосту Магдалины, серые тучи как раз начали рассеиваться. С реки дул холодный ветер; казалось, что дело происходит в марте, а не первым летним днем.

В шесть часов все задрали головы и выжидательно уставились на башню Магдалины. На ветру затрепетал алый воздушный змей, он взмыл над флагштоком, установленным на башне, и его появление было встречено восторженными криками.

Хлоя и Элен вместе вышли из дома рано утром, на рассвете, когда было еще холодно. Это было первое майское утро, которое Хлоя проводила в Оксфорде. Для Элен же это была последняя встреча лета. Пэнси отказалась пойти, заявив, что не вылезет на улицу в пять утра даже ради самого распрекрасного праздника на свете. В доме царило уныние, и никому не хотелось веселиться всю ночь.

Поэтому Элен и Хлоя прошли через сквер возле колледжа Крайст-Черч и присоединились к шумной толпе, стоявшей под башней. В рассеивающихся сумерках это было живописное зрелище. С уличных фонарей свисали связки воздушных шаров, ярко одетые моррисмены,[6] увешанные бубенчиками, плясали под напористую музыку, играла скрипка. С реки доносился визг, и во все стороны разлетались брызги – это весельчаки заталкивали друг друга в воду. Шум стоял оглушительный: крики, пение, смех и визг состязающихся команд. Толпа уносила Элен и Хлою то вперед, то назад.

Но в шесть часов раздался первый удар колокола, и колокольный перезвон разнесся по всему городу. Воцарилось молчание, толпа ждала.

Элен задрала голову, посмотрела вверх и увидела, как мелькнуло что-то белое – то был рукав одного из хористов. Колокольный перезвон стих, и раздались чистые, ясные голоса певцов.

Церковный хор вышел на плоскую крышу, стихари хористов развевались на ветру. Они, как всегда на первое мая, пропели гимн весне, звуки которого ветер подхватил и понес над колокольней. Стоявшие внизу сотни людей вертели головами: им хотелось лучше расслышать звонкую, заливистую песнь, уносившуюся в бело-серое небо.

Это закончилось почти моментально. Снова зазвонили колокола на башне Магдалины, но их было почти не слышно за радостными криками, пением, свистом и аплодисментами.

Все приветствовали новое лето.

Элен вдруг заморгала, отгоняя слезы. Скоро все будет кончено… До экзаменов оставался лишь месяц, а затем… затем быстро пронесется неделя ликования. И все… И она станет женой Дарси.

Она как раз боролась с подступавшими к горлу рыданиями, когда увидела Тома: он за ней наблюдал.

Том был совсем близко, он сидел на парапете моста, прислонившись спиной к столбу, на котором горел белый шарик фонаря. В яркой, вызывающей одежде он прекрасно вписывался в толпу, однако держался при этом все равно отдельно. Элен показалось, что он насмешливо и немного отстраненно смотрит на эксцентричных англичан. Однако, когда их глаза встретились, во взгляде Тома не было насмешки. Там был только вопрос, немой, но вполне понятный им обоим. Его темные глаза смотрели на Элен в упор, требуя ответа.