— Не могу только понять одного, Ник. Почему она вдруг очутилась здесь?

— Честное слово, не знаю, детка, и на этот раз — это истинная правда, Богом клянусь. Вик был изумлен ее появлением не меньше моего. Но он просил меня убедить вас в том, что вам совершенно не о чем тревожиться. Вик сам справится. Он…

— Все сегодня идет кувырком, — причитала Франческа, — сначала несчастье с моим платьем, а теперь — еще это. Платье — дурное предзнаменование, и я чувствую, что сегодняшний вечер сложится вообще плохо.

Ник заметил слезы, блеснувшие в глазах Франчески, услыхал отзвуки печали и разочарования, прозвучавшие в ее юном голосе. Он стиснул ей руку с такой силой, что заставил ее поморщиться, притянул поближе к себе и, не отрывая пристального взгляда от ее лица, твердо заявил:

— Теперь послушайте меня, детка. Не стоит столь мрачно смотреть на все! Ваше платье — нечто невероятное, сами вы в нем — ослепительны, а Вик — дьявольски находчив. Он непременно сумеет вырваться сюда. Неожиданное препятствие задержало его, но имейте в виду главное: Виктор любит вас, не забывайте этого, милочка. — Не дождавшись ее ответа, Ник добавил самым вкрадчивым голосом и с величайшей нежностью: — Это — единственное, что имеет значение, дорогая моя Франческа!

Страшно подавленная, раздираемая противоречивыми чувствами, она тем не менее понимала, что Николас Латимер — прав. Глубоко вздохнув, она смахнула с глаз слезы, и на ее лице появилось некое подобие слабой улыбки, а ее голос прозвучал немного веселее, когда она промолвила:

— Да, вы, наверное, правы, дорогой Ник. Мне следует собраться и вести себя, как подобает взрослой девушке. Я обязана казаться веселой. Вон отец с Дорис уже спускаются по лестнице в сад. Я не имею права портить им этот вечер, который так много для них значит. Это было бы нечестно с моей стороны.

Она дотронулась до руки Ника и попросила:

— Не могли бы вы позвонить в гостиницу и узнать, выехал ли уже Вик сюда? Пожалуйста, Никки.

— Конечно, мой ангел. Я иду звонить прямо сейчас.

Он оставил Франческу рядом с ее отцом и Дорис, пересек лужайку и поднялся на террасу. Лавируя среди бесчисленных гостей, Ник миновал парадный зал и вышел в холл, где нашел телефон и вызвал по нему «Ла Резерв». Дождавшись ответа телефонистки отеля, Ник по-французски сказал:

— Добрый вечер, у телефона месье Латимер. Будьте добры, соедините меня с номером господина Мейсона, пожалуйста.

— Добрый вечер, господин Латимер. Господин Мейсон — в ресторане. Подождите минутку.

«Какого дьявола его понесло в ресторан?» — спросил сам себя Ник, крепче сжимая трубку. Его нервы были напряжены до предела. Ответ мог быть только один: Виктор прочно и надолго застрял около Арлин. Ник отпил большой глоток из своего бокала, поставил его на столик, достал из кармана сигареты и торопливо закурил.

— Господи, Ник, почему ты не позвонил мне раньше, — прошипел в трубку Виктор, подходя наконец к аппарату, — ты обязан был догадаться, что я не могу связаться с тобой сам. Я просто с ума схожу от беспокойства. Как там Чес?

— С ней все о'кэй, но ситуация — не из веселых. Должен тебя огорчить, все выплыло наружу, я имею в виду Арлин. О ее приезде случайно протрепалась Хелен Верно.

И Ник под аккомпанемент проклятий, вполголоса изрыгаемых Виктором на противоположном конце провода, повторил ему все, что рассказала Хелен. Закончив свой пересказ, Ник тихо спросил:

— Что ты собираешься делать, Вик? Франческа знает, что я пошел тебе звонить. Я должен буду ей что-то сказать.

— Слушай, Ник, у меня возникли серьезные осложнения с Арлин. Чертовски серьезные! Сейчас я не могу вдаваться в подробности. Мы сейчас заканчиваем ужинать. Я уже предупредил ее, что буду ночевать в твоем номере или в номере Джейка. Вот мой план: после ужина, минут этак через десять, я отвожу ее наверх, желаю ей спокойной ночи и исчезаю. Имеется в виду, что я отправляюсь к тебе в номер. Но я ускользаю и, задрав хвост, несусь к вам на бал. Какую машину вы взяли, мою или Джейка?

— Джейка. «Ситроен» припаркован там, где мы его оставили после ленча.

— Прекрасно! Арлин влила в себя хорошую дозу еще до ужина и добавила сейчас. Думаю, что с ней хлопот не будет. Займи мне место за столом, малыш, я скоро буду.

— Хорошо, Вик. Твой план выглядит вполне разумно, но, Бога ради, катись сюда поскорее.

— Передай Чес, что я уже выезжаю. Ладно?

— Хорошо, маэстро, — ответил с облегчением Ник и положил трубку. Он взял со столика свой бокал, повернулся и увидел спешащего к нему из зала Джейка Уотсона.

— Звонил Виктору? Он все еще в отеле? Он собирается наконец сматываться? — в темпе стаккато забросал его вопросами Джейк.

Ник кивнул в ответ.

— Ну, какие новости, малыш?

— Он вот-вот выезжает.

— Слава тебе Господи!

Джейк достал носовой платок и вытер вспотевший лоб.

— Фу! У меня такое ощущение, что весь вечер по мне ездил паровой каток.

— Хорошо тебя понимаю! Франческа по-прежнему вместе с отцом и Дорис?

— Нет, она сейчас беседует с Хилари Пирс и Терри Огденом.

— Они здесь вместе? — не сумел скрыть изумления Ник.

— Да еще как вместе! Полагаю, что они решили наконец обнародовать свои отношения, причем прямо сегодня вечером. Безо всякого стеснения Хилари заявила мне, что разводится с Марком, чтобы выйти замуж за Терри. Ничего себе вечерок выдался, а, старина?

— Для меня всего этого чересчур много, Джейк.

— Но зато ты не можешь пожаловаться на скуку. Какие тут подсобрались типажи, прямо-таки просятся на пленку, старик.

— Да, и добрая половина из них будто сошла с экрана какого-то второразрядного фильма.

Джейк усмехнулся:

— Твоя правда, но есть среди них и весьма забавные, можно сказать, классические типы. Удивительный коктейль: представители высшего света, воротилы шоу-бизнеса, звезды кино… Кстати, Дорис сообщила мне, что наше место — за столом номер три. Это рядом с эстрадой для оркестра. Столы пронумерованы, так что — найдешь сам. Встретимся прямо там.

— А ты куда направляешься?

— К машине. Забыл там свои сигары.

Ник отсалютовал ему рукой, быстрым шагом пересек террасу и сбежал по лестнице в сад. Там он встретил ослепительную Хилари в платье из ярко-розовой тафты, сопровождаемую преданным Терри и Джерри Массингхэмом. Обменявшись с ними приветствиями, Ник заявил, что ищет Франческу.

— Она там, старик, на танцплощадке с Бью Стентоном, — ответил Терри.

Ник окинул взглядом танцующих, отплясывавших ча-ча-ча под латиноамериканский оркестр, и нашел Франческу. Кажется, она попала в хорошие руки элегантного и жизнерадостного Стентона и выглядела как будто довольной жизнью. Ник мог теперь немного расслабиться.

— Я влюблен как безумный, — заявил Терри, кладя руку Нику на плечо и радостно глядя на него.

— Мои поздравления. Она — просто очаровательна, — он подмигнул в сторону Хилари.

— О, я совсем не ее имел сейчас в виду! — воскликнул Терри. — Уже многие годы я обожаю Хилари, но в данный момент говорю о Бью Стентоне. Я только что с ним познакомился. Какой он замечательный парень! В жизни его мягкий шарм столь же неотразим, как на экране. Я всегда восхищался его актерским талантом. Какое чувство стиля, изящество, настоящее чутье на умные комедии. Он сильно напоминает мне Кэри Гранта[13], это точно. Кстати, он собирается устроить парадный обед в честь нашего приезда в Голливуд, нечто вроде презентации. Чертовски любезно с его стороны!

— Да, — согласился Ник. — И должен вам сказать, Терри, что вы можете на него положиться. Он принадлежит к голливудской старой гвардии, так сказать, к числу отцов-основателей, и отдает предпочтение английским актерам. Давно, еще с тридцатых годов.

Музыка стихла, и Ник, стоявший лицом к танцевальной площадке, обратил внимание, что Франческа вместе с Бью Стентоном остановились поговорить с Катарин Темпест. Он сразу погрустнел. Катарин стояла, опираясь на руку Майкла Лазаруса, и было ясно, что она только что танцевала с ним. «Милая парочка, — со злой иронией подумал Ник. — Рыбак рыбака…»

Бью Стентон проводил к ним Франческу, обменялся рукопожатием с Ником и задержался ненадолго поболтать. «Ему уже около пятидесяти, но выглядит он лет на десять моложе», — отметил про себя Ник, искоса разглядывая Стентона. Бью сразу завладел общим вниманием, его звучный голос, в котором чуть заметный акцент лондонского кокни оживлял его изысканный великосветский английский, легко перекрывал остальные.

— Что же, черт побери, случилось с моим другом Виктором, — неожиданно требовательно обратился он к Нику. — Все его разыскивают, все отмечают его бросающееся в глаза отсутствие. Без него чего-то не хватает на этом сборище. Я, по крайней мере, рассчитывал на его компанию сегодня.

— Очень скоро он будет здесь, Бью, — ответил Ник.

— Вот и прекрасно.

Бью поднес к губам руку Франчески. В его исполнении этот старомодный жест выглядел совершенно естественно.

— Не забудьте, дорогая, что за вами еще несколько танцев. Вам не удастся легко от меня отделаться, тем более что мы сидим за одним столом.

Бью изящно поклонился и отошел, а Ник обратился к Франческе:

— Могу я перекинуться с вами парой слов, красавица?

— Конечно, Никки.

Она подхватила его под руку, и они, извинившись, отошли в сторону, подальше от посторонних ушей.

— По выражению вашего лица, Никки, я могу догадаться, что все в порядке и Вик уже в пути. Он выехал, не так ли?

— Почти что, детка. Я перехватил его как раз в тот момент, когда он выходил из отеля, — слегка присочинил Ник и быстро добавил: — В это время дороги уже пустеют, и он доберется сюда без проблем. Скоро он уже будет с нами.

— О, это чудесно, Никки!

Она обняла его и крепко прижалась к нему, а потом, отстранившись, спросила:

— Вы уверены, что он уже выезжает? Вы не обманываете меня?

— Да, я абсолютно уверен в этом, моя милая. Теперь давайте поищем себе чего-нибудь выпить и начнем веселиться. Давно уже пора!

Ник взял Франческу под руку, и они подошли вместе к бару, где Ник заказал бокал шампанского для нее и водку со льдом для себя. Они стояли рядом. Ник искал глазами Диану. Прелестное лицо Франчески радостно светилось. Черная меланхолия, давившая на нее в течение этого часа, стала медленно спадать, напряжение постепенно отпускало ее, вытесняемое ожиданием и приятным волнением, которые она испытывала прежде. Начало вечера было испорчено, но теперь все должно было прийти в норму. Виктор скоро приедет, и бал будет таким романтическим и памятным, как она мечтала.

Но Виктор Мейсон так и не появился.

36

«Артемис», двухтысячетонная океанская яхта, когда-то была фрегатом королевского военно-морского флота, ходившим под именем «Курлю». Майкл Лазарус приобрел судно за тридцать пять тысяч фунтов, после чего потратил еще три миллиона долларов, чтобы превратить его в одну из самых шикарных яхт в мире. Совершенная по своим очертаниям, яхта была роскошно обставлена, заполнена несравненными произведениями искусства, собранными со всего света, и представляла собой настоящий плавучий дворец.

Приобретя фрегат в свое полное распоряжение, Лазарус нанял самого искусного архитектора по отделке судов, который полностью перестроил его вместе с командой лучших кораблестроителей одной из самых престижных верфей в Ньюкасле-на-Тине. «Артемис» стала единственной вещью, заставлявшей всегда невозмутимого Лазаруса проявлять какие-то эмоции, и если можно было сравнить все его владения, составлявшие конгломерат под названием «Глобал-Центурион», с короной, украшавшей его седеющую голову, то «Артемис», безусловно, представляла собой редчайший драгоценный камень в самом центре ее. Яхта значила для него больше любых женщин на свете, была его единственной настоящей любовью, и ни одна из его многочисленных любовниц не могла потеснить или заменить ее собой в его привязанности.

Ранним воскресным утром сразу после бала на вилле Замир это великолепное судно пришло из Марселя в бухту Монте-Карло, где встало на якорь и пустовало в течение двух дней. Сегодня, впервые после того, как яхта бросила якорь, она была готова к приему гостей, приглашенных на обед в честь Бью Стентона. Лазарус предупредил капитана и команду, что он ожидает тридцать человек, приняв которых на борт, яхта должна отправиться вдоль побережья Франции до Сан-Ремо и вернуться обратно в порт отплытия в тот же день к вечеру.

Трое приглашенных уже прибыли в порт и с нескрываемым интересом разглядывали яхту с берега. Ими были Диана, Кристиан и Николас. Диана, прикрыв рукой глаза, с растущим возбуждением изучала белоснежную «Артемис», сверкающую в ярких лучах утреннего солнца.