Дорис утром уехала на своем «роллсе», и Франческа была вынуждена воспользоваться взятым напрокат «рено», стараясь выжать максимум возможного из этой намного менее мощной машины. Она сидела за рулем, не отрывая глаз от дороги и почти до упора вжав педаль газа. Погруженные в собственные мысли, они с Катарин почти не разговаривали после отъезда с виллы.

Собственные заботы Катарин отступили под напором тревоги за Терри и Хилари, лежавшими сейчас в госпитале в Бог знает в каком состоянии. Находившийся в истерике Норман мало что сумел ей сообщить, и разыгравшееся воображение Катарин диктовало ей самые худшие предположения. «Пусть с ними будет все хорошо», — снова и снова твердила она в уме. Она отчаянно цеплялась за мысль о том, что Терри, по-видимому, находился в сознании, раз сумел приказать Норману связаться с нею по телефону. Это немного успокаивало ее, но она боялась даже подумать о Хилари, которую, по словам Нормана, при аварии выбросило из машины, в результате чего она из них двоих получила более серьезные повреждения. Катарин съежилась в уголке сиденья и равнодушно смотрела в окно на открывавшиеся превосходные виды.

Франческа, сделав над собой чудовищное усилие, сумела собрать в кулак свои растрепанные чувства и слегка ослабить хватку обуревавших ее неистовых эмоций. Она восстановила самообладание и способность действовать в соответствии с возникшей драматической ситуацией. Весть об аварии на какое-то время просто вытеснила из ее сознания все постороннее, хотя и не могла ослабить боль от душевной раны, нанесенной Виктором. Стойкая от природы, прекрасно умеющая владеть собой Франческа прекрасно вела машину, мобилизовав для этого все свои внутренние ресурсы. За последние две недели она намного ближе узнала Терри и Хилари, а с художницей по костюмам у нее даже успела установиться сердечная привязанность. В субботу вечером Франческа часто думала о том, какая прекрасная пара из них получилась. На балу ее поразила красота Хилари, и сейчас, когда она мысленно представляла себе их истерзанные в аварии тела, ее горло сжимали спазмы, а сердце начинало ныть от горя.

Крепче ухватившись за рулевое колесо, Франческа до предела разогнала «рено», жалея о том, что автомобили не могут летать. Если бы у них сегодня был «роллс», они бы добрались до Ниццы вдвое быстрее. Впереди открылся прямой и свободный от автомобилей участок дороги, и Франческе удалось еще увеличить скорость. Она постаралась как можно дольше выдерживать ее, но потом ей все же пришлось сбавить ход перед крутым, плохо просматриваемым поворотом.

Впереди показались тяжелый грузовик и пара легковых. Франческа сбросила газ и теперь ехала совсем медленно, почти ползла. Дорога здесь сужалась, и для разъезда со встречными машинами оставалось всего несколько ярдов, что требовало от водителей осторожности и немалого мастерства. Когда опасное место осталось позади и дорога впереди снова освободилась, Франческа краем глаза взглянула на угрюмо-молчаливую, охваченную тревогой Катарин и вдруг подумала о том, какой самоотверженной и внимательной к другим может быть ее подруга, особенно в критические минуты. Она ни перед чем не остановится, чтобы помочь своим друзьям, оказавшимся в беде. Франческа снова перевела взгляд на дорогу и почувствовала, что ненависть к Катарин начинает потихоньку улетучиваться.

Трезвый аналитический ум Франчески заработал ясно и точно. Внезапно вся эта история с Катарин и Виктором открылась ей во всей своей суровой правде. Конечно же, их связь была неизбежна и развивалась прямо у нее перед глазами. Она предпочитала ничего не видеть и не замечать. Те любовные сцены, в которых они участвовали на съемках, послужили для них прелюдией к подобным отношениям в жизни. Они были обречены перенести исполняемые в фильме роли в свою частную жизнь. Виктор был неотразим, а Катарин загипнотизирована им. Франческе теперь все стало понятно, как дважды два: недоступность Виктора во время съемок, так злившее Кима постоянное уклонение Катарин от свиданий с ним, повышенное внимание, уделяемое Виктором Катарин во время работы над картиной, их завтраки в его фургоне, непрестанные заботы Виктора о ней, их совместные репетиции. Даже Ник заметил, как Виктор носится с Катарин. Франческа крепко стиснула зубы, вспомнив прощальную вечеринку после окончания съемок. Как они тогда интимно льнули друг к другу, смеялись, болтали о вещах, в которые она не была посвящена! В ее ушах прозвучал голос Ника, сказавшего ей тогда: «Вы едете по опасной дороге, детка, в компании с сумасшедшим гонщиком». Несомненно, Ник пытался иносказательно предупредить ее. А еще был этот бриллиантовый браслет, небрежно преподнесенный ей Виктором, так сказать, в знак признательности. Только признательности — за что?

Легкая дрожь пробежала по телу Франчески, когда она совершенно отчетливо осознала еще одно. Раньше она всю вину возлагала на Катарин, но совершенно очевидно, что инициатором их связи был Виктор, и, следовательно, вся ответственность и вся вина за случившееся падает исключительно на него. Катарин на самом деле в известной степени является жертвой. Нет, они обе его жертвы, он использовал их для удовлетворения своих сексуальных и прочих потребностей. Франческа внутренне содрогнулась. Боль и обида, гнев и возмущение стальным обручем сдавили ее бедное сердце, которое она так охотно и так глупо отдала ему.

Ее размышления прервала обратившаяся к ней Катарин.

— Спасибо, что поехала со мной, Франки. Я ведь представляю, как отвратительно ты себя чувствовала, перегревшись на солнце. Тебе по-прежнему нехорошо?

— Нет, спасибо, мне намного лучше. Я рада, что могу отвезти тебя, Кэт, побыть там с тобой. Я не меньше твоего переживаю за Терри и Хилари.

— Норман был в такой истерике, что у него ничего нельзя было узнать толком. Очень жалею, что не смогла задать ему нужных вопросов. Незнание всегда пугает.

— Согласна с тобой, но постарайся немного расслабиться, Катарин, мы уже скоро приедем.

— Это не так просто. Можно мне включить радио?

— Почему бы и нет.

Катарин принялась возиться с кнопками, настраивая приемник, и неожиданно в тесное пространство их автомобиля ворвались звон гитар и мужской голос, певший:

— Yo sé que soy una ilusión fugace para ti, un capricho del alma, que hoy te una a mi…

Франческа вцепилась руками в руль, сжав его обод так, что побелели костяшки пальцев. У нее перехватило дыхание. Опять эта песня, с которой связано столько воспоминаний! Во время субботнего бала марьячос исполняли ее столько раз, что для Франчески эта песня стала своеобразной литанией ее горя. «…Una aventura mas para ti», — выводил певец, и радио швыряло слова песни прямо в лицо Франчески, повторявшей их про себя по-английски, поражаясь их пророческому смыслу, ранее ускользавшему от нее.

«Знаю, что я для тебя лишь очередное приключение, что после этой ночи ты забудешь обо мне. Знаю, что я для тебя быстротечный мираж, что лишь твой минутный каприз связал нас. Но все же целуй с дикой страстью меня, и я с радостью отвечу на твои поцелуи, а когда наступит час, мое сердце умрет для тебя».

Любимая песня Виктора Мейсона, — подумала Франческа, — но какими пророческими оказались ее слова. Мое сердце умерло. И он оказался всего лишь миражем для меня. Все кончено. Я больше никогда не увижу его». Слезы хлынули из ее карих глаз и залили лица. Столь долго сдерживаемые чувства наконец устремились наружу, и она, не таясь, разрыдалась. Катарин резко обернулась и с удивлением посмотрела на нее:

— Дорогая, что случилось?

— Сама не знаю, — прошептала Франческа, отчаянно моргая и силясь разглядеть дорогу сквозь застилающие глаза слезы. — Но думаю, что мне надо на минутку остановиться.

— Вон там есть место, куда можно свернуть! — крикнула Катарин. — Вот сюда, на подъездную дорожку к тому дому. — Указала она рукой.

Она, охваченная тревогой, не могла понять, чем вызван этот поток слез. Франческа свернула с шоссе на небольшой, усыпанный гравием съезд, резко затормозила и, уронив голову на руль, зарыдала с новой силой. Катарин выключила радио, придвинулась к ней, крепко обняла и погладила по голове.

— Что такое, Франки? Что тебя так расстроило?

— Я не знаю, — прошептала Франческа.

Она повернулась к Катарин и была уже почти готова открыться ей, но в последнюю минуту передумала. Нет, она никогда не сможет рассказать Катарин о своей связи с Виктором. Никогда. Постепенно ее рыдания стихли, она высвободилась из объятий Катарин и, вытерев ладонью мокрое от слез лицо, попыталась улыбнуться.

— Прошу прощения, — нерешительно проговорила Франческа, глядя на Катарин, сидевшую рядом. — Все пошло кувырком, — медленно, запинаясь, продолжила она. — Такое чудесное лето обернулось трагедией.

Катарин закрыла рукой ей рот.

— Не говори так! — воскликнула она, и ее глаза наполнились ужасом.


Когда они подъехали к госпиталю, Катарин легко выпорхнула из машины, а Франческа поехала искать место для парковки. Катарин тем временем бегом взлетела по лестнице и распахнула дверь. В приемной она обнаружила Нормана, который сидел, по-стариковски сгорбившись, в кресле, опустив плечи и уронив голову на руки. При виде Катарин его лицо исказилось гримасой, и он медленно покачал головой.

— О нет! — вскричала Катарин, подбегая к нему. Она села рядом, схватила и крепко стиснула руку Нормана, продолжая молча, похолодев от страха, смотреть на него, не ре таясь задавать вопросы.

— Хилари все еще без сознания, — проговорил он.

— А Терри? — прошептала Катарин.

— Только что уснул. Я не мог с ним справиться, когда сидел рядом. Он совершенно обезумел, вскакивал с кровати и порывался идти искать Хилари. Мне пришлось позвать врача, чтобы тот сделал ему укол.

— Они сильно пострадали, Норман, дорогой?

— У Терри, слава Богу, все повреждения только поверхностные. Синяки, ссадины, глубокая резаная рана на лице, не считая сломанного ребра и растяжения плеча. Его выпустят отсюда через несколько дней…

Глаза Нормана налились слезами, и, достав из кармана носовой платок, он громко высморкался.

— Но Хилари — я просто не знаю, что про нее сказать. Она в коме, и это очень беспокоит врачей.

— У нее есть другие повреждения?

— Да, но так же как у Терри, они не слишком серьезны. Сломаны рука и нога, ободрана половина лица, но доктор, который говорил со мной, считает, что пластическая операция ей не потребуется.

Норман крепко сжал руку Катарин и с неистовством крикнул:

— Она не должна умереть, Катарин! Она не может умереть! Не могу даже подумать о том, что будет с Терри, если она… если это произойдет. Он не перенесет этого, без Хилари ему не жить.

— Все обойдется, Норман, — попыталась его мягко утешить Катарин, но в ее голосе не чувствовалось большой уверенности. — Мы не должны сейчас думать о худшем. Мы должны надеяться на лучшее.

— Да, — пробормотал Норман. Он отвернулся и несколько минут смотрел в окно, после чего вдруг повернулся всем телом к Катарин и пронзил ее взглядом.

— Это мы во всем виноваты, — мрачно заявил он. — Нам не следовало этого делать.

— Что нам не следовало делать, я не совсем понимаю? — спросила поставленная в тупик его заявлением Катарин.

Норман отстраненно посмотрел на нее и часто заморгал глазами. Помолчав немного, он тихо сказал:

— Мы тогда сговорились и уговорили их работать вместе в том фильме. Они снова влюбились друг в друга. Мы вмешались в чужую жизнь, а это неправильно. Никто не смеет брать на себя роль Бога, Катарин.

Катарин ошеломленно уставилась на него.

— Как ты можешь такое говорить, — увещевала она его таким же тихим голосом. — Вспомни, ведь мы же старались помочь Терри справиться с его проблемами. Кроме того, не мы же с тобой вели машину сегодня. Ты ведешь себя просто глупо, Норман.

Но Норман Рук, казалось, не слышал ее. Он продолжал сидеть, упрямо уперев взгляд в свои, обутые в сандалии, ноги.

— Я никогда себе не прощу, если Хилари умрет, — заявил он. — Лезть в чужую жизнь — это неправильно. Будь уверена, Бог лучше нас знает, что делать. Мы оба должны были это понимать.

Он встал и пошел к двери.

— Пойду еще взгляну на них. Я сию минуту вернусь.

Катарин снова опустилась в кресло, не отрывая взгляда от закрывшейся за Норманом двери. Она испытывала смешанное чувство горечи и испуга от его неожиданного заявления. Она не могла принять его упреков. Каким образом могли они оказаться виновными в автомобильной аварии? Нет, Норман просто в шоке, он бредит, убеждала она себя, он не соображает, что говорит. Катарин встала, подошла к окну и выглянула наружу. Она действительно рассчитывала на старую привязанность Хилари к Терри, но никак не ожидала, что прежняя любовь вспыхнет между ними, что Хилари бросит Марка и сбежит от него к Терри. «Что бы я ни сделала, я действовала в их интересах, — заявила себе Катарин, всегда готовая оправдывать себя, — у меня были самые лучшие намерения. Норман может говорить что угодно, но мы с ним не виноваты. Ни в чем, а тем более — в катастрофе».