Однажды, поздно вечером, по телевизору показывали старую комедию, в которой Катарин снялась в паре с Бью Стентоном в том памятном для них 1956 году, и Ник с удивлением обнаружил, что он полностью поглощен фильмом. Когда передача закончилась, он мысленно перенесся в Голливуд, в ту атмосферу, что царила в этом Сверкающем всеми красками, притягательном, сумасшедшем городе грез и фантазий. Ник никогда не любил его, считал Голливуд сугубо клановым городом, живущим по собственным законам, скучным и замкнутым. С его точки зрения, Голливуд был местом ложных ценностей и фальшивых чувств, где безраздельно властвовали деньги и секс, где немногие признанные мастера — тираны бесконтрольно распоряжались судьбой и самой жизнью многих простых людей, где правят бал безвкусица и вульгарность, распустившиеся там пышным цветом, и, сомкнувшись, подавляют, задвигают в тень подлинные таланты, искренность и честность. Многие способные люди захлебнулись и утонули в этом болоте Виктор, сам никогда не бывший постоянным жителем Голливуда предпочитая ему более тихую и спокойную Санта-Барбару, как-то сказал Нику: «Голливуд — это гигантская декорация, состоящая из одних фасадов. Не следует воспринимать его всерьез, старина, все это — шелуха».

Позднее, познакомившись поближе с его обитателями, Ник сам пришел к выводу, что Голливуд — это состояние души. Неужели Катарин не понимала этого? Неужели она продолжала считать его не бутафорским, а реальным миром? Ник, словно в компьютере, вновь и вновь мысленно прокручивал прошедшие годы. В самом начале кинокарьеры Катарин, пока у нее был контракт с «Беллиссима Продакшнс», под защитой Виктора была недоступна для хищников, бродивших в голливудских джунглях. Потом ее мужем стал Бью Стентон, укрывший ее за неприступной стеной крепости, называвшейся голливудским истеблишментом, который охватывал высшие круги кинематографического общества, знаменитые, но замкнутые и снобистские. С 1959-го по 1962-й Катарин почти постоянно жила за границей, либо бывая на съемках, либо путешествуя вместе с Франческой по Европе или Англии. Приезжая в Бель-Эйр, она, случайно или осознанно. Ник не мог сказать точнее, всегда держалась особняком, в стороне от местных подонков. Ник не мог понять, случайно это или осознанно. Скорее всего, она поступала так сознательно, решил он теперь. В этом проявился тот, хорошо известный Нику, консервативный стержень характера Катарин, который определял стиль ее жизни в годы, проведенные ею в Калифорнии. Он имел возможность неоднократно убедиться в этом. Она вела относительно тихий образ жизни, стараясь особенно не высовываться, не летать слишком высоко или слишком быстро, всячески сопротивлялась давлению местной среды. Катарина никогда не тратила безрассудно свои деньги, ради удовольствия их потратить. В городе, где показной блеск был нормой, она одевалась сравнительно скромно, естественно, по стандартам Родео-драйв. Разумеется, она покупала драгоценности и меха, заказывала туалеты «от-кутюр», но никогда не делала этого бездумно и не приобретала ничего лишнего. Нику было известно, что она сумела хорошо разместить заработанные ею деньги и зорко приглядывала за ними. Еще в 1956-м Виктор свел ее с одной старинной и надежной финансовой компанией, которая продолжала и теперь вести ее дела. Благодаря мудрым советам опытных финансистов и собственной проницательности, Катарин приумножила свой капитал и давно уже стала мультимиллионершей.

«Да, — решил Ник, — ей удалось избежать многих ловушек, расставляемых Голливудом, миновать их с минимальным для себя ущербом». Тогда почему же Франческа убеждена, что Катарин начинает странно себя вести всякий раз, когда она возвращается с побережья? Это оставалось для него загадкой, и он жалел, что не расспросил Франческу подробнее. Чем дольше он размышлял, тем очевиднее становилось для него, что Франческа на этот раз ошибается. Перемены в Катарин обусловлены чем-то иным. Но чем?

В один прекрасный миг ему открылось, что умственные расстройства не случаются внезапно. Они развиваются постепенно. Он припомнил детство Катарин, ее сложные отношения с отцом, ее привязанность к Райану, отвратительный сексуальный опыт, приобретенный в ранней юности, осуждение и недоверие отца, одержимость профессией. Переносясь мыслями с одного предмета на другой, Ник оценивал и взвешивал все, что ему было известно о жизни Катарин, и постепенно пришел к убеждению, что все ее нынешние невзгоды уходят корнями в детство и юность. Вот ответ на все вопросы!

Ник в поисках подтверждения своим догадкам отправился в поход по книжным магазинам и накупил гору литературы по душевным болезням. Несколько дней Ник штудировал купленные книги, задаваясь вопросом, действительно ли Катарин больна шизофренией. В конце концов он понял, что у него не хватает знаний, чтобы глубоко вникнуть в эту проблему, и стал осторожно интересоваться репутацией самых известных психиатров, чтобы составить для себя некий план действий и самому не свихнуться от тревоги за Катарин. Ник много размышлял о ее поведении в последние месяцы, стараясь постичь причины многих ее необъяснимых поступков. Разговаривая с Франческой, он утаил от нее некоторые факты, касающиеся Катарин, и тщательно следил за своими откровениями, внимательно их редактируя. При этом он руководствовался не только свойственным ему нежеланием вмешиваться в чужую личную жизнь, но и любовью к Кэт. Ну как, спрашивается, мог он сообщить Франческе, что ее подруга — закоренелая лгунья? А в этом у него не было ни малейшего сомнения. И что самое огорчительное с точки зрения Ника, она имела обыкновение лгать по самым ничтожным поводам. Как-то раз ему пришло в голову, что, возможно, это получается у нее непроизвольно. Он задавался вопросом, то ли это привычка, сохранившаяся с детства, то ли проявление ее теперешнего умственного расстройства.

Но гораздо сильнее Ника тревожила еще одна привычка Катарин, приобретенная ею незадолго до отъезда на Цейлон. Она стала надолго пропадать неизвестно куда, а все ее объяснения приводили Ника в изумление своей неправдоподобностью. Над ними оставалось только смеяться, если бы положение не становилось таким серьезным. Когда Ник спрашивал ее, куда она запропастилась так надолго, Катарин принималась рассказывать, что заходила в церковь или сдавала книги в библиотеку, хотя все церкви и библиотеки были в то время закрыты. Более того, Ник хорошо знал, что она не брала никаких книг в библиотеках, и он пытался убедить Катарин остерегаться придумывать подобную чушь, если она хочет, чтобы ей верили. Нисколько не смущаясь, она продолжала настаивать на своих выдумках, и Нику оставалось только в отчаянии разводить руками. Но однажды ей удалось напугать его по-настоящему, когда, как было между ними условлено заранее, Катарин не пришла на обед в доме Ника. Он звонил ей по телефону через каждые пятнадцать минут в течение двух часов, после чего, охваченный растущей тревогой, отправился к ней на квартиру. У каждого из них были свои ключи от обоих домов, и Ник зашел внутрь, распираемый волнением и страшась того, что могло его ждать в квартире. Но она была пуста. Катарин, безумно возбужденная, вернулась домой где-то около полуночи. Застигнутая врасплох поджидающим ее Ником, она стала неистово отрицать их договоренность насчет совместного обеда, а потом, придя в невероятное раздражение, обвинила его в том, что он шпионит за ней и читает ее личные бумаги. Нику оставалось одно из двух — либо ударить ее, либо повернуться и уйти. Он выбрал последнее и отправился домой, стараясь унять обуявший его гнев. В то же время он был немало напуган случившимся и задавался вопросом, не впадает ли Катарин в полное безумие.

На следующее утро Катарин, изменив своей обычной манере поведения, не признающей угрызений совести, униженно извинялась перед ним, умоляла простить ее и клялась, что подобное никогда больше не повторится. И, действительно, она вела себя безупречно все время, остававшееся до отъезда на съемки.

Теперь, когда Ник размышлял об этих ее странных привычках, ему в голову пришла неожиданная мысль. А может быть, все ее исчезновения, вся ее ложь объясняются одной простой причиной — у нее есть другой мужчина? Он всерьез и всесторонне обдумал это предположение и в конце концов решительно отмел прочь, признав его смехотворным. Мало того, что Катарин по своей натуре была мало склонна к беспорядочным связям, но она все еще оставалась до некоторой степени фригидной. Ник был уверен, что секс отнюдь не был движущей силой в ее жизни, и мысль о возможной связи Катарин на стороне больше до следующего года у него не возникала.

К середине июля, по мере приближения даты возвращения Катарин в Штаты, мрачные предчувствия, одолевавшие Никоса Латимера, только усиливались. В конце месяца она вместе со всей съемочной группой и другими актерами, занятыми в картине, перелетела с Цейлона в Гонконг, оттуда — в Калифорнию и, наконец, отснявшись в павильонах студии, приехала в Нью-Йорк.

С первой минуты их встречи в аэропорту Ник уже понял, что она снова переменилась. Катарин была совсем такой, как прежде, совершенно нормальной и намного более спокойной, чем за все предыдущие месяцы. Она определенно была довольна поездкой на Дальний Восток. Съемки прошли превосходно, без всяких накладок. Свежая и оживленная, с очаровательным румянцем на щеках, Катарин приятно удивила Ника своим видом. Не уверенный, надолго ли ее хватит, он тем не менее обращался с ней так, будто до ее отъезда между ними не было никаких недоразумений. Более того, он очень скоро понял, что вновь очарован ею, опутан ее сетями. Постепенно напряжение стало оставлять его, и он понемногу стал расслабляться, но не позволяя себе утратить бдительность. Он наблюдал за нею и ждал.

Ник также предусмотрительно решил оттянуть свой рассказ о разрыве Райана с Франческой, заметив, что последняя немного раньше намеченного уехала отдыхать на юг Франции. Только выждав некоторое время, пока Катарин полностью отдохнет и устроится в своей квартире, он поведал ей о случившемся. Искренне огорченная и расстроенная его сообщением, Катарин немедленно позвонила в Монте-Карло на виллу Дорис. Прислушиваясь к ее разговору с Франческой, Ник убедил себя в том, что Катарин ко всему этому не имеет отношения. Хотя он мог слушать только одну сторону, ему не составило труда связать слова Катарин с известными ему фактами. Несколько минут спустя после начала их разговора Ник уже убедился в том, что, как он и предполагал, Райан просто пожелал перевести огонь на сестру. Со слов Катарин Нику стало ясно, что она просто изложила Райану возможные теневые стороны его брака с Франческой, напомнила ему об их принадлежности к разным религиям и просила брата еще раз все тщательно обдумать и взвесить перед тем, как принимать окончательное Решение.

— И вот что я тебе скажу еще, Франческа, моя дорогая! — кричала в телефон Катарин. — Я тогда сказала Райану. что он будет держать ответ передо мной, если хоть чем-то посмеет обидеть тебя. И при первой же встрече я заставлю его ответить за все! Не могу тебе передать, как я зла на него.

Ник сидел на диване, покуривая сигарету и кивая головой в такт их разговору, смотрел в окно и думал, каким презренным трусом оказался Райан. Хорошо, что Франческа наконец от него избавилась, он был только рад этому. Она найдет себе другого, достойного ее мужчину, и скоро.

Несколько дней спустя, заехав к Катарин на квартиру, Ник застал ее занятой ожесточенной перепалкой с братом, забежавшим проведать ее во время своего краткого приезда на Манхэттен. Усмехнувшись, Ник удалился в спальню Катарин и не выходил оттуда до ухода Райана. Катарин, выглядевшая угрюмой и озабоченной, с трудом сдерживая гнев, заявила Нику, что разорвала всякие отношения с братом и умывает руки.

— Я оставляю его Богу и Патрику О'Рурку, если, конечна Райан сумеет вынести их обоих сразу, — спокойно сказала Катарин, встряхивая своей очаровательной головкой. — Не могу больше иметь с ним никаких дел, дорогой. Я начинаю думать, что ты был всегда прав. Он действительно слабый человек. Я велела ему не утруждать себя и не появляться здесь снова.

Ник молча кивнул, сильно сомневаясь в действенности ее заявления и не очень ему доверяя. На его памяти она много раз ссорилась с Райаном, но потом всегда первой начинала искать пути к примирению. Но неделя шла за неделей, а Катарин не делала никаких попыток наладить отношения с братом, и Ник поверил в то, что на этот раз ее решение было твердым. Он упрекал себя за то, что дурно думал о ней, подозревая в неискренности и лживости. С самого своего возвращения Катарин ни разу не обнаружила этих прискорбных черт своей натуры. Хотя она бывала порой странно тихой и покорной, иногда — даже рассеянной, но не подавала ему серьезных поводов для беспокойства. Это радовало Ника, но он не был настолько наивен, чтобы считать перемену в ее поведении признаком внезапного и полного исцеления. Он по-прежнему был абсолютно убежден в том, что она в лучшем случае сильно чем-то озабочена.