Хорошо знакомый, проникновенный голос Катарин нарушил тишину, установившуюся после первого обмена приветствиями.

— Спасибо, что вы пришли ко мне. Честно говоря, я вовсе не была уверена в том, что вы на это решитесь. Понимаю, что это было непросто… для всех нас, наоборот, мучительно сложно. Поэтому я не хочу тратить время на пустые разговоры и сразу перехожу к делу.

— Конечно, — ответил Ник. — Почему бы и нет?

— Когда в декабре я решила, образно говоря, припасть к своим корням, вернуться домой и постоянно жить в Штатах, мне сразу стало ясным, что я не смогу жить с вами под одним небом, в одном городе, не объяснившись с вами. Не в моих силах повернуть время вспять и исправить то, что я сделала в прошлом, но мне бы хотелось теперь, много лет спустя, поведать вам всю правду. Я не прошу у вас снисхождения. В конце концов это я сама глубоко оскорбила и обидела вас обоих. Но все же я питаю робкую надежду, что вы сами сумеете отыскать в ваших сердцах немного снисхождения ко мне и простите меня за все.

Бывшие ее друзья не произнесли ни слова в ответ, и Катарин тихо продолжила:

— Франки, первой я хочу обратиться к тебе. — Взгляд Катарин, обращенный к Франческе, был так же спокоен, как ее голос. — Я не была тогда беременна от Виктора Мейсона, более того, у нас никогда не было с ним связи. Виктор никогда не интересовался мною как женщиной. Я всегда привлекала его только как актриса.

Катарин откинулась в кресле, и облегчение, испытываемое ею от того, что с частью долгов прошлого уже было покончено, бальзамом пролилось на ее сердце. Лицо Франчески оставалось совершенно бесстрастным, ничем не выражавшим той бури чувств и эмоций, клокотавших в ее душе. Она взглянула на сидевшего с угрюмым лицом Ника, а потом снова перевела взгляд на Катарин и тихим голосом холодно спросила:

— Тогда зачем, скажи ради Бога, тебе понадобилась тогда эта низкая ложь?

— Даю честное слово, что в тот момент у меня не было намерения лгать и сваливать вину на Виктора. Его имя случайно всплыло у меня в голове, и я назвала его прежде, чем сумела сообразить. Поначалу я сама была ошеломлена этим.

— А ты вообще-то была тогда беременной от кого-то или это тоже выдумала? — потребовала ответа Франческа.

— Нет, я действительно была беременна. И тем утром на вилле Замир, когда я исповедовалась перед тобой, мне было необходимо с кем-либо откровенно поговорить и облегчить душу, поскольку я сходила с ума от обрушившегося на меня несчастья. Когда мы говорили с тобой, у меня стало, складываться впечатление, что я начинаю утрачивать твое доверие так же, как доверие Кима. Я не собиралась открывать, кто отец ребенка, но ты так настойчиво меня расспрашивала, задавала столько вопросов. Я подорвалась на мине, заложенной мною собственными руками. Я попробовала взглянуть на вещи твоими глазами и увидала все совсем в ином свете. Неожиданно мне стало ясно, что я не смогу назвать тебе имя истинного отца моего ребенка. Я видела тебя перед собой, такую юную, не испорченную жизнью, такую невинную, и подумала, как, наверное, ты станешь презирать меня. Не только за то, что я переспала с кем-то, но и потому, что я предпочла другого мужчину твоему брату и собираюсь порвать с ним из-за этого. Я решила, что ты не сумеешь понять меня и примешь сторону Кима. — Катарин заколебалась и еще пристальнее посмотрела на Франческу. — Видишь ли, Франки, для меня всегда очень многое значило, как я выгляжу в глазах других, а твое мнение обо мне — в особенности.

— Как же плохо ты все-таки меня знаешь! — укоризненно заметила Франческа. — Я не имею привычки никого осуждать и тогда не имела. Во всяком случае, независимо от моих чувств к Киму, я бы не стала порицать тебя. Боюсь, что ты неверно оценивала меня.

Катарин кивнула.

— Да, наверное. Но, обращаясь снова к тому злосчастному утру, я должна, сказать, что тревожилась тогда из-за отца ребенка. Он любил меня, но сам был давным-давно женат, и я не рассчитывала, что ему удастся получить развод. Впрочем, я и сама не собиралась выходить за него замуж. С другой стороны, я знала его как человека тонко чувствующего и не представляла, как он поведет себя, если узнает про ребенка. Я была убеждена, что он попытается воспрепятствовать аборту, и это смущало меня. Если помнишь, Франки, я начала было говорить тогда об этом. Припоминаешь?

— О да, я помню то необыкновенное утро в мельчайших подробностях.

Катарин уловила оттенок злого сарказма в интонациях Франчески, но у нее не было желания как-то реагировать на него. Она видела перед собой одну цель — объясниться с Франческой безо всяких лишних эмоций. Это единственное, что она была обязана сделать.

— Я пришла в ужас от того неожиданного сложного положения, в котором очутилась. Я вбила себе в голову, что буду внушать тебе отвращение, и не знала, как объяснить тебе, почему связалась с каким-то неизвестным тебе мужчиной. Вынуждена повторить: я была убеждена, что ты не поймешь меня. Тогда мне вдруг пришло в голову, что ты не только сумеешь меня понять, но и отнесешься ко мне с сочувствием, если этот мужчина будет заведомо неотразимым, таким, которым не стыдно быть очарованной. В голове у меня тут же возник Виктор Мейсон, и я назвала это имя.

«Не могу поверить собственным ушам!» — подумал Ник, все внимание которого было сосредоточено на рассказе Катарин.

— Так кто же все-таки был отцом? — спросил он. — От кого ты была беременна?

— Оззи Эдвардс.

— Каким же бестолковым сукиным сыном я был все это время! — невольно вырвалось у Ника, много лет ломавшего голову над первой беременностью Катарин. Теперь он был в смятении.

— Кто такой Оззи Эдвардс? — недоуменно спросила Франческа.

— Оператор, снимавший «Грозовой перевал», — пояснил ей Ник. Он достал из кармана сигареты и чиркнул спичкой.

— Конечно, я его вспомнила, — сказала Франческа, — очень милый мужчина.

— И очень талантливый притом, — добавил Ник, не отрывая проницательного взгляда своих синих глаз от Катарин. — Он действительно снял тебя тогда так, как только можно было мечтать.

— Послушай, но ведь это не только потому, что у нас с ним была связь! — впервые повысила голос Катарин. — Я вовсе не «использовала» Оззи.

Ник воздержался от комментариев, но в глазах его промелькнула ирония.

— Мне не хотелось отвлекаться от главного, но я должна кое-что уточнить насчет Оззи. Не возражаете?

— Валяй, — лаконично разрешил ей Ник.

— Чтобы лучше понять мои взаимоотношения с Оззи, вам обоим следует мысленно перенестись назад, в тысяча девятьсот пятьдесят шестой год, и вспомнить, кем я была тогда. Мне только-только исполнился двадцать один год, я впервые снималась в кино, причем сразу в главной роли, а моим партнером был великий артист, уже тогда всемирно известный, как одна из величайших кинозвезд всех времен. Может быть, вам было незаметно, но меня терзали сомнения и неуверенность в себе, в своем таланте, киногеничности, в способности справиться с ролью. Я была единственным новичком среди множества прожженных профессионалов. А чего стоила одна обстановка на съемках! — Катарин покачала головой и обратилась к Нику: — По большей части тебя там не было, ты в основном жил здесь, в Штатах, но тебе наверняка потом рассказывали, что там творилось. На съемках в павильоне и на натуре обстановка была крайне напряженной и взрывчатой. Эмоции кипели, часто перехлестывая через край, всевозможные интриги были в порядке вещей, каждый боролся за свое место под солнцем. Можешь верить мне или нет, но я чувствовала себя неопытным пловцом, заплывшим слишком далеко от берега.

Катарин повернулась в кресле и отсутствующим, устремленным в прошлое взглядом уставилась в окно.

— Виктор и Марк Пирсон неизменно поддерживали меня, но они были слишком поглощены картиной, их волновал только конечный результат, а вовсе не я как личность. Порой они просто тиранили меня. — Она бросила взгляд на Франческу. — Ты, Франки, безусловно можешь это подтвердить.

— Да, — призналась Франческа.

— У Виктора и Марка хватало своих забот. И каким бы милым ни казался Виктор, он всегда очень жестко отслеживал генеральную линию, бюджет, расписание съемок — он очень требователен в этом плане. Да, они с Марком помогали мне, но только в том, что касалось моей роли. Я часто барахталась в бессилии и чувствовала себя ужасно одинокой. Единственным моим настоящим другом был тогда Оззи Эдвардс.

— Я все внимательно выслушал и, кажется начинаю понимать твою главную мысль. Но почему все-таки ты вступила с ним в связь? — поинтересовался Ник.

— Может быть, потому, что он олицетворял собой для меня отца, которого по-настоящему у меня никогда не было. Оззи был так добр и внимателен ко мне, Ник, причем он видел во мне женщину, а не только актрису. Он был со мной очень нежен, внушал мне уверенность в своих силах, как никто иной. Он научил меня смотреть на себя со стороны. Он называл это — смотреть на себя через объектив. Я никогда не переоценивала собственной внешности, но Оззи, не пробуждая во мне тщеславия, сумел мне раскрыть глаза на себя, на свою красоту. Он научил меня правильно держать себя перед камерой, наилучшим образом использовать ее возможности, чтобы передать на пленку и потом на экран свои мысли и чувства. При всем моем уважении и благодарности, которые я испытываю к Виктору и Марку, я не могу отрицать того, что Оззи Эдвардс, и никто иной, сделал из меня кинозвезду. Помимо всего прочего, этот человек во время тех трудных съемок был для меня всем — опорой, прикрытием, убежищем, называйте это как хотите. Как я уже сказала, я чувствовала свою беззащитность, была полна неуверенности в себе, крайне неустойчива эмоционально, испытывала массу сомнений в своих силах, в своей сексуальности… — Катарин неожиданно замолчала и, потупившись, принялась крутить на пальце бриллиантовое кольцо. — Ты знаешь о моих проблемах в этой сфере, Ник. А в те дни эти проблемы были еще острее, я ведь тогда была девушкой… — Поколебавшись немного, она продолжила свой рассказ. — Я постоянно отталкивала от себя Кима, и мне уже начинало казаться, что со мной не все в порядке по этой части. Оззи сумел очень нежно и деликатно просветить меня. Наверное, потому, что он был намного старше и опытнее Кима, ему удалось преуспеть там, где тот потерпел неудачу. Он не отпугнул меня, подобно Киму, от секса, но и не сумел, уверяю тебя, разрешить моих интимных проблем. — Она прямым и немигающим взглядом посмотрела Нику в глаза. — Только тебе удалось совершить этот подвиг.

Впервые в этот день и против собственной воли Ник ощутил в себе нечто, напоминающее сочувствие к Катарин. «Я всегда считал, что хорошо изучил ее и полностью понимаю. Но эта удивительная женщина так многолика!» — подумал он.

— Не могу сказать, что я хочу упрекнуть тебя за Оззи, — недовольно буркнул он. — Все это так непросто.

Но тут он вспомнил про Майкла Лазаруса, и его сердце ожесточилось против нее снова, а Франческа, слушавшая Катарин с неменьшим вниманием, спросила:

— Но как ты могла взять имя отца ребенка просто так, из воздуха? Какая безответственность!

— Думаю, что это можно назвать именно так. Но я только что пыталась объяснить, чем я руководствовалась в своих поступках тогда, Франки. Мне представлялось, что тебе мое поведение покажется более приличным, если мужчина, с которым я вступила в связь, окажется особенно неотразимым.

— Почему ты не сказала мне тогда правду, не рассказала про Оззи! Я бы поняла тебя.

— Поняла бы?

Катарин встала, подошла к буфету, налила себе в бокал минеральной воды «Перрье», добавив в нее льда и ломтик лимона.

— Ах, простите меня! Я не предложила вам чего-нибудь выпить. Не желаете ли?

Ник и Франческа дружно отказались от выпивки, и Катарин вернулась обратно в свое кресло. Посмотрев поверх края бокала на Франческу, она, сверкнув глазами, в свою очередь задала вопрос:

— А почему ты сама ничего не рассказывала тогда мне, про Виктора, Франческа? Если бы я все знала с самого начала, то ничего бы и не произошло. — Она подалась вперед и еще пристальнее впилась взглядом во Франческу. — Я не собиралась тебя обижать и действовала непредумышленно. Я просто не подозревала о вашем романе с Виктором. По правде говоря, если отбросить все остальное в сторону, то тебе все же следовало больше мне доверять.

— Да, наверное, — слегка смутилась и порозовела Франческа. Она потупилась и принялась внимательно разглядывать носки своих туфель. — Только Диана и Никки были тогда в курсе дела.

— Той кошмарной ночью в Коннектикуте, когда мы виделись в последний раз, ты обвинила меня в том, что я сломала тебе жизнь. Но тебе никогда не приходило в голову, что твои скрытность и недоверие ко мне сыграли во всем этом деле существенную роль? — тихо спросила Катарин. — Но я отнюдь не хочу перекладывать собственную вину на других. То, что я сделала, само по себе достаточно отвратительно.