— А теперь — в ресторан, — скомандовал Макс, когда стрелки на часах перевалили за восемь вечера. — И я не принимаю никаких возражений.

— Мне кажется, я неподходяще одета для ресторана, — попыталась возразить Эль, но Макс мягко притянул ее к себе, просунул руку под пальто и погладил по бедру. Простая ласка, от которой ей резко расхотелось говорить.

— А мне кажется, что если ты и дальше будешь так соблазнительно смущаться и краснеть, я окончательно слечу с катушек и превращусь в неандертальца, который потащит свою женщину в пещеру с самыми недвусмысленными намерениями. А мне хочется сохранить лицо и показать своему Одуванчику, что я не прыщавый подросток и могу держать себя в руках. Хоть и с трудом, если честно.

Было что-то потрясающе родной в том, как прозвучало это его «мой Одуванчик». И, конечно же, об эту простую нежность разбились и ее смущение, и желание сопротивляться. В ресторан — так в ресторан. Они будут вместе, а остальное не имеет никакого значения.

Макс выбрал небольшое, но уютное место под названием «Лунная долина», правда, добираться до него пришлось на автобусе, а оттуда идти пешком еще два квартала. Макс потихоньку, на ухо, поглаживая Эль по коленке, рассказал, что впервые за чертову кучу лет пользуется общественным транспортом. И кажется, он был слегка взбудоражен этим событием.

В ресторане Эль в который раз убедилась, что деньги и возможности творят чудеса. Особенно золотой «пластик», приправленным волшебной фразой «хорошие чаевые». Им нашли столик в глубине зала, принесли карту вин и меню, а для атмосферы подожгли свечу в желтой пузатой колбе.

— Я впервые в ресторане, — шепотом призналась Эль, надеясь, что ее откровение не стало достоянием сидящей неподалеку пожилой пары.

— И как впечатления? — Макс с интересом наблюдал за тем, как она опасливо поглядывает на меню.

— В музее было спокойнее. — Она все-таки открыла меню, скользнула взглядом по предложенному списку блюд. — Может быть…

Она не успела закончить, потому что в их уютное одиночество вторгся женский голос.

— Максимилиан? Надо же, где бы мы еще встретились.

Эль вскинула головы — и в груди дрогнула зарождающаяся тревога.

Тина. Его бывшая жена. Та, которая даже без сознания выглядела сошедшей с Олимпа богиней. А сейчас, в безупречно подогнанном по фигуре платье модного цвета «марсала», идеальной прической и макияжем она походила на модель, которая только что вырвалась из плена обложки «VOGUE».

— В самом деле, — сказал Макс, поднимаясь. Он позволил Тине чмокнуть себя в щеку, отстранился, когда она попыталась придержать его за руку. — Полагаю, не мне спрашивать, что ты здесь делаешь?

Тина оглянулась, когда к их разговору присоединился третий участник: парень лет двадцати пяти, или даже младше. Он выглядел как человек, который утром одел первое, что попало под руку: брюки, кеды, какой-то мешковатый свитер с животным орнаментом. На шее — массивные наушники. Рыжие волосы торчат во все стороны, как будто их в шутку намазали клеем. То, что спутник был гораздо младше Тины сразу бросалось в глаза.

— Макс, это — Джером Локвуд, самый талантливый художник современности по эту сторону Темзы. Джером, это — Максимилиан Ван Дорт, мой бывший муж, акула бизнеса и номер восемь в первой десятке завидных холостяков по версии «Форбс».

— По версии «Форбс» прошлого года, — уточнил Макс и пожал протянутую художником. Потом с улыбкой посмотрел на Эль: — Моя спутница, начинающая писательница, Габриэль Кромби.

Эль приподнялась, стараясь не думать об изучающем взгляде Тины. Интересно, она узнала ее? Они виделись каких-нибудь несколько секунд, но все же…

— Полагаю, та сама Габриэль, которой я обязана сказать спасибо за помощь, — сказала Тина, тем самым обозначая — она все помнит. — Рада, что мне выпала такая возможность, хоть, признаться, не ожидала, что это случится так скоро и в такой обстановке.

— Нет необходимости меня благодарить.

— Врач, который обхаживал меня следующие несколько дней, по меньшей мере раз в час напоминал, что если бы не своевременное вмешательство, меня могло бы парализовать. Поэтому, благодарить есть за что.

— Она очень упрямая, — подал голос Джером. Его присутствие немного взбодрило Эль: по крайней мере она не одна одета совершенно неподобающе для такого места. — если уж что-то задумала, то все.

— Ты говоришь это человеку, который прожил со мной в браке целых три года, — зачем-то сказала Тина, хоть всем было понятно, что фраза художника адресовалась совсем не Максу. — Надеюсь, вы нас не прогоните? Нет ни одного пустого столика, а тут — ты, — Тина все-таки улучила возможность тронуть Макса за руку, хоть сделала это мимолетно. — И потом — раз уж ты в Лондоне, и сама судьба устроила эту встречу, то почему бы не воспользоваться случаем?

Макс вопросительно посмотрел на Эль, давая понять, что ждет ее одобрения ли отказа.

Эль сглотнула. Это происходит на самом деле? Стоило им куда-то выбраться вдвоем, как на них свалилась длинноногая, красивая и горячая часть его прошлого. С которой они совсем недавно провели ночь.

Тина, чуть склонив голову на бок, терпеливо ждала «приговор».

— Да, конечно, раз уж произошло такое чудесное стечение обстоятельств. — Эль натянуто улыбнулась.

На миг ей показалось, что Макс не одобрил ее согласие.

Ну и как теперь пережить этот «замечательный» ужин?

— Поделишься, каким ветром тебя занесло так далеко от Нью-Йорка? — Тина мо знанием дела раскрыла меню, но продолжала изучать Макса заинтересованным взглядом. — Мог бы и позвонить, что будешь в этих краях. Ты же знаешь, что я знаю изнанку Лондона как никто другой.

— У меня были другие планы, — лаконично отозвался Макс.

— Вижу, что эти планы прочно укоренились в твой жизни.

Эль прекрасно поняла намек, хоть Тина даже не глянула в ее сторону.

— Одуванчик, ты уже выбрала? — Макс подбодрил ее улыбкой, и Эль сразу воспрянула духом.

— Да, рыбу и еще салат.

— Одуванчик? — Тина очень пыталась сделать вид, что ей все равно, но раздражение подчеркнуло парочку морщин у нее на лбу. — С каких пор ты стал таким сентиментальным, Макс?

— Не припоминаю, чтобы перед разводом подписывал соглашение посвящать тебя во все подробности своей личной жизни, Тина. И я бы был очень благодарен, если бы мы больше не продолжали разговор в том же русле.

Тина передернула плечами: несколько нервно, но в целом совершенно безразлично.

Они сделали заказ, выбрали вино. Все это время молодой художник безустали рассказывал о своих картинах, художниках и о том, в каких музеях Эль обязательно нужно побывать. Плевать, что от отеля до них было больше часу езды. Когда до Джерома дошло, что собеседница в состоянии поддержать разговор и даже охотно вступает в щекотливые дискуссии, не стесняясь высказывать свою, отличную от его точку зрения, парня словно прорвало. Он говорил и говорил, перебирал имена любимых художников, делился фактами из их биографий, не забывав прихвастнуть, что одна из его работ удостоилась статьи в журнале.

— Вижу, ты нашел себе благодарные уши, — заметила Тина. — Кто бы мог подумать, что у Габриэль такие обширные познания в искусстве. Мы с Максом вообще ничего в этом не смыслим.

— У каждого есть вещи, которые ему интересны, — лаконично ответила Эль.

— И что, кроме художников, любишь ты?

Эль ясно услышала вызов. В самом деле, что может любить простушка, на которую обрушилось счастье по имени Максимилиан Ван Дорт.

— Я люблю литературу. Немного фотографирую. Но, конечно, у меня нет соответствующего образования. А еще я неплохо мою посуду и готовлю кофе, и знаю двадцать три перевода слова «проститутка». — Эль доставило удовольствие видеть, как Тина в который раз покривилась.

— Просто какой-то клад, а не девушка.

— Настоящее сокровище, — подсказал Макс и недвусмысленно притянул Эль для поцелуя в висок.

Если бы не его поддержка, Тина и дальше продолжила бы свои попытки тыкать в соперницу шпильками. К счастью, ее запал быстро иссяк. Когда подошло время десерта, Тина резко засобиралась уходить. Ее молодой спутник не скрывал, что огорчен. Взамен он чуть ли не с мольбой выпросил у Эль номер телефона и обещание, что когда он будет в Нью-Йорке, она обязательно устроит ему экскурсию. Эль собиралась признаться, что понятия не имеет, где будет через неделю, но говорить об этом при Тине не хотелось. Поэтому уклончиво пообещала не игнорировать его звонки.

Они с Максом тоже не стали брать десерт. Расплатились — и вышли под припустивший с новой силой дождь.

— Не обращай на нее внимания, Габриэль, — сказал Макс, когда Тина и ее спутник скрылись в салоне такси. — Не знаю, что за муха ее укусила.

— Эта муха называется ревность.

— Я слишком плотоядно на тебя смотрел, моя вина. — Макс притянул ее к себе, утопил пальцы в распушившихся от влажности волосах. — Ничего не могу с собой поделать, ты просто какое-то ходячее искушение, Одуванчик.

Все-таки этот мужчина идеален. Только что она чувствовала себя девчонкой из Бронкса, которой очень ясно и недвусмысленно указали на ее место, и вот, пожалуйста — все не так уж печально и со всех сторон серо. Ведь, если очень захотеть, можно и горы свернуть. Была бы сила и мечта.

«Сколько времени мне нужно, чтобы до тебя дотянуться, Макс?» — мысленно обратилась к нему Эль, когда он, раскрыв над ними зонт, повел ее по кленовой аллее.

Рано или поздно, но этот вопрос должен был встать ребром. Макс открыл для нее совсем другой мир, так сильно похожий на сказку, что жить в нем казалось самой естественной вещью на свете. Но у каждой сказки есть конец. И, похоже, она вплотную к нему приблизилась.

— Я был бы очень признателен, если бы ты проговаривал слух все мысли, которые сейчас приходят тебе в голову, — сказал Макс погодя, когда они вышли на освещенный старинными фонарями мост. — Уверен, что смогу найти ответы если не на все, то на большую часть.

— Я думала о том, что десерт мы могли бы заказать с собой.

Макс негромко рассмеялся.

— Одуванчик, в таких ресторанах не делают еду на вынос. Но если тебе так хочется — мы можем вернуться. Заодно и проверим, не показалось ли мне, что один английский джентльмен очень бесцеремонно увязался за мой леди.

В ответ на ее немой вопрос, о чем речь, Макс молча указал взглядом куда-то ей по ноги.

Кот. Большой, непонятного цвета из-за грязной, прилипшей к бокам шерсти. С поникшими ушами и печально-философским выражением тощей морды. Надо же, откуда он тут взялся?

— Шел за нами от самого ресторана, — сказал Макс. Потом присел на корточки, делано строго глядя на их преследователя. — Слушай, дружище, я понимаю, что эта девчонка — настоящая красотка, но она уже со мной.

Кот уселся в лужу, склонил голову на бок и лаконично мяукнул.

— Знаешь, Одуванчик, похоже он сейчас сказал, что ему плевать, — продолжал подшучивать Макс.

Вид у кота был не то, чтобы такой уж деловой, но одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — животное отчаянно нуждается в уходе. За время работы волонтером она видела много бродячих животных, она видела многих изувеченных животных, но этому повезло хотя бы в том, что у него были оба глаза и, кажется, не сломаны лапы.

— Макс, мы не можем оставить его здесь, — твердо сказала Эль.

И, не дожидаясь его ответа, присела на корточки, рукой проверяя, не агрессивен ли кот. Может ведь и в глаза броситься: часто тяготы бездомной жизни вынуждают их видеть в человеке только врага. И в таком случае им не обойтись без вызова специальной службы.

Но кот вовсе не собирался бросаться ей в глаза. Напротив, с самым спокойным видом обнюхал ее ладонь — и ткнулся носом в пальцы, напрашиваясь на ласку.

— По-моему он к тебе самым бессовестным образом заигрывает. — Макс присел рядом, держа над ними раскрытый зонт.

— Только потому, что рассчитывает выпросить какое-то угощение. — Эль не раздумывая сбросила плащ и завернула в него мокрого кота. Животное не сопротивлялось, только хрипло мяукнуло, когда она прижала его к груди. — Прости, но не можем же мы оставить его здесь вот так.

Что подумает Макс? Соплячка, которую он по стечению обстоятельств был вынужден пригреть под крышей своего дома, теперь еще и за бродячего кота уцепилась. А ведь у них осталось совсем немного времени здесь. Они могли бы вернуться в номер и — Эль бросило в жар от одной мысли о таком продолжении вечера — заняться любовью.

— Извини, что я все время делаю что-то не так, — пробормотала она.

— Габриэль, — улыбка Макса была такой нежной, что Эль пришлось часто-часто заморгать, чтобы не дать волю слезам. — Конечно же мы не можем оставить этого попавшего в беду джентльмена. И не извиняйся больше, хорошо? То, какая ты… — Он вдруг перестал улыбаться и с шумом выдохнул воздух через ноздри. — В общем, мне от тебя просто крышу сносит.