– Что?! – У Жюльетты дрогнуло сердце.

– Я не хотел этого делать. – Улыбка сошла с лица Жан-Марка. – Я предложил бы королеве все, что имею, если бы смог убедить ее продать Пегаса.

– Я помню… Она отказалась.

– Танцующий ветер был величайшей мечтой в жизни отца, а он умирал. Мария-Антуанетта считала статуэтку всего лишь талисманом на счастье, – сказал Жан-Марк. – В те недели перед отъездом из Версаля я был в отчаянии. Я велел Дезедеро не уничтожать статуэтку. – Губы Жан-Марка скривились. – Когда королева отказалась продать ее, я понял, что придется ее выкрасть. Вернувшись в Версаль через три дня, я подменил статуэтку. Чтобы заглушить угрызения совести, я дал королю тот заем, а королеве – два драгоценных камня. – Жюльетта молчала. – И не смотри так укоризненно. Неужели ты не понимаешь? Она же не смогла различить их. Статуэтка оставалась в Версале два года, и никто при дворе не понял, что ее подменили. – Он перевел взгляд на Танцующий ветер. – А мой отец полгода до своей смерти владел мечтой, и она была перед его глазами. Я не жалею об этом. Я бы снова сделал то же самое.

Жюльетта примиряюще кивнула. Она понимала, в каком отчаянии должен был находиться Жан-Марк, когда отец, которого он любил, умирал, а он не мог дать ему того, чего тот хотел больше всего на свете.

– Ты очень рисковал. Если бы ты попался, у тебя отняли бы все твое состояние, а самого скорее всего казнили бы.

– Я любил его, – просто сказал Жан-Марк. «И это человек, убежденный в своей неспособности мечтать?!» – подумала Жюльетта.

– Но зачем ты поехал в Андорру за подделкой? Зачем она тебе?

– Статуэтка Дезедеро была мне не нужна, – ответил Жан-Марк. – Я хотел только получить от королевы расписку, дающую законное право на владение Танцующим ветром. Она ни за что не дала бы мне ее, узнай, что я подменил статуэтку. Прежде чем получить документ на подлинную статуэтку, мне надо было вернуть ту, что она считала Танцующим ветром.

Жюльетта только беспомощно рассмеялась.

– Жан-Марк, ты и вправду невозможен. У меня просто голова идет кругом. Только ты мог разработать такой замысловатый план, лишь бы получить то, что тебе нужно.

Жан-Марк вгляделся в такое родное для него лицо Жюльетты.

– Ты, моя Жюльетта, и мой Танцующий ветер – вы оправдали мои хлопоты.

– Почему ты мне не рассказал? Я беспокоилась, считая, что пришлось оставить статуэтку во Франции.

– Наверное, я боялся тебе рассказать. Я подменил ее у королевы, а она была твоим другом.

– Ты это сделал из любви, не из жадности, – тихо сказала Жюльетта. – И, видит бог, ты пытался расплатиться с ней, как только мог. Я не могу осуждать тебя за это. – Неожиданно лоб Жюльетты пересекла морщинка раздумья. – Но, погоди, тут кое-что не вяжется. Ты отослал меня в аббатство, потому что думал, что я смогу различить статуэтки?

Жан-Марк игриво улыбнулся.

– Ну, Дезедеро предупредил меня, что художник наверняка их различит. – Улыбка сошла с его лица, и он медленно покачал головой. – Нет, Жюльетта, даже тогда я знал, что должен найти способ сохранить тебя в своей жизни.

Жюльетта положила голову на плечо мужа, мечтательно глядя на Танцующий ветер.

И снова Жюльетте вспомнились слова, сказанные ею Жан-Марку в порыве любви. Все ведет меня к тебе. У нее возникло странное чувство, что они относились и к этой статуэтке. Она как-то определила их жизнь, неумолимо скрестив пути, и она привела их в эту новую страну.

– Это потому, что ты обладаешь отменным здравым смыслом и знал, что я буду любить и оберегать тебя для…

– Грум говорит, я должен спросить разрешения, можно ли мне сейчас покататься на лошадке.

Жан-Марк и Жюльетта обернулись и увидели Людовика-Карла с блестящими от возбуждения глазами. Он стоял в дверях библиотеки.

– Пожалуйста, Жан-Марк, можно мне покататься?.. – Мальчик остановился, устремив взгляд на статуэтку, стоявшую на постаменте. – Я это уже видел раньше. Я же его знаю!

Жюльетта и Жан-Марк встали по обе стороны от мальчика перед статуэткой.

– Он называется Танцующим ветром и когда-то принадлежал твоей матери. – Жюльетта наблюдала за лицом мальчика. – Правда, он красивый?

Людовик-Карл кивнул. Он внимательно и с любопытством смотрел в сияющие изумрудные глаза.

– Я помню, эта статуэтка была в Версале. Но она теперь кажется больше.

«Людовик-Карл был слишком мал и мог помнить только подделку Дезедеро», – сообразила Жюльетта.

– Ты теперь старше. Наверное, и видишь ее по-другому.

– Да. – Людовик-Карл не сводил взгляда с нее. – Можно я буду приходить сюда каждый день?

– Конечно, приходи, если хочешь, – сказал Жан-Марк.

– О да, пожалуйста, – прошептал Людовик-Карл. – Он ведь мамочкин. Понимаете, у меня ведь нет ничего, принадлежавшего ей. Я должен видеть его каждый день и вспоминать… Понимаете?

Слезы жгли Жюльетте глаза. Она вспомнила рассказ Катрин о том, в какое глубокое отчаяние впал Людовик-Карл, узнав о казни матери.

Еще одна ниточка. Еще одна тропа, связанная с Танцующим ветром.

– Да, мы понимаем, Людовик-Карл.

Медленно, робко, не отводя взгляда от зеленых глубоких глаз Пегаса, мальчик потянулся и взял за руку сначала Жюльетту, а затем Жан-Марка. Так и стояли они вдвоем, крепко держа за руки настрадавшегося маленького дофина, виновного лишь в том, что родился королевским сыном.

Послесловие автора

Факты жизни Марии-Антуанетты в Версале, ее заключение в Тампль отражены настолько точно, насколько могло позволить мое исследование. Что касается ее характера, то здесь многое подсказывало мое воображение. Мне пришлось ознакомиться с огромной массой весьма противоречивых материалов, написанных об этой трагической личности, а также с ее письмами и воспоминаниями о ней современников. В эпоху великих людей королева казалась совершенно ординарной. Однако она была умна, привлекательна, подчинила себе короля и противилась всем его либеральным реформам. Вела роскошную жизнь, восстановив против себя значительную часть французского общества.

Но она была также чувствительной, великодушной, очень хорошей матерью. Тюремное заключение и казнь она встретила с мужеством и спокойствием.

Жорж Дантон был одним из самых крупных деятелей Великой французской революции. Это он увлек народ к взятию Бастилии и на штурм Тюильри. Став министром юстиции и членом Конвента, он было попытался остановить кровавый террор, охвативший страну, но было поздно. Разбуженная им буря уничтожила и его самого. Дантон был казнен по настоянию Робеспьера.

Граф Прованский, тучный, ленивый и коварный человек, после смерти Людовика XVII принял королевский титул. Свидетельств о его прямом отношении к гибели королевской семьи нет. Однако было известно, что граф был тщеславным, завистливым и брата не любил.

Бежал ли Людовик-Карл из Тампля?

Здесь мнения разделяются. Согласно хроникам, дофин Франции, именовавшийся правительством Людовиком XVII, был перевезен с родителями в Тампль, где и умер в одиночной камере восьмого июня 1795 года. Недоказанность его смерти побудила многих сомневаться, а был ли этот мальчик Людовиком XVII? В то время ходили упорные слухи, что ему помогли бежать, подменив другим ребенком. В последующие годы появились по меньшей мере сорок претендентов, утверждавших, что они – Людовик XVII. Их рассказы о датах и способах побега разнятся так же, как и сами претенденты.

Для спасения мальчика я выбрала девятнадцатое января 1794 года по той причине, что в исторических хрониках эта дата, похоже, стала таинственным поворотным пунктом в жизни заключенного в башне мальчика.

После той ночи он был полностью изолирован, и никто из беспристрастных свидетелей, ранее знавших его и способных опознать, никогда больше не видел его живым. В течение последующих шести месяцев ни одного звука не доносилось из его камеры. Это подтверждала его сестра. Она находилась над ним – тоже в одиночной камере. Это обстоятельство было необычным, поскольку мальчик проплакал два дня, когда его разлучили с матерью, тогда его рыдания Мария-Тереза отчетливо слышала. Ходили слухи, что его комната была замурована, а ребенка кормили через окно, прорубленное в стене, но в отчетах Тампля информация о работе каменщиков странным образом отсутствует. Есть лишь записи о чистке печных труб и о вставленном стеклянном окне над печью в камере мальчика.

Мадам Симон провела свои последние дни в благотворительном заведении – доме для неизлечимых больных, и сестры описывали ее как чистоплотную, вежливую, порядочную старушку, причем умственно совершенно здоровую. И тем не менее она заявила сестрам, что Людовика-Карла тайком вывезли из Тампля в фургоне с грязным бельем и заменили немым и рахитичным ребенком, взятым из парижской больницы. Она клялась в этом и на смертном одре в 1819 году, когда ее соборовали.

Было много предположений о том, что в период между 19 января 1794 года и 5 июня 1795 года имели место две подмены. Кажется странным и то, что после смерти мальчика в башне его сестру, заключенную этажом выше, не пригласили опознать тело.

Разумеется, многие историки утверждают, что для побега не было никакой возможности, что рассказы о спасении Людовика-Карла – это просто сказки.

Но мне невыносимо думать об умирающем в своей мрачной одиночной камере всеми покинутом ребенке. Я предпочитаю считать, что его удалось спасти, что в черные для него дни мелькнул луч света и надежды.

А если верю я и верите вы… стало быть, так оно и должно было быть.