— Что такое?

— Да вот насчет молодой дамы наверху. С тех пор как она приехала, мне все время кажется, что я ее уже видела. Лицо ее мне знакомо, весь вечер думаю, где бы я могла ее встретить…

— К вам заезжает столько народу, а если к тому же у вас хорошая память на лица… — проворчал недовольно Жуан, пытаясь пройти, но она не отступала.

— Не сочтите за праздное любопытство, — мягко настаивала женщина, — но, когда заметишь черты дорогого тебе человека, поневоле заволнуешься…

— Сдается мне, у каждого из нас есть в этом мире двойник. Взять, к примеру, мисс Адамс: американка, а…

— А похожа на молодого месье Себастьяна де Лодрена: он уплыл на «Атланте» в 1788 году вместе с моим сыном Ивом, они были друзьями с детства. «Атланта»… затонула в тот же год в Индийском океане. Они… они были одногодками.

На глазах у женщины выступили слезы, и Жуан понял, что у него не хватит наглости и дальше ее дурачить. Но точно так же не считал он себя вправе прямо ответить на вопрос, который она не решалась задать. Все это касалось Лауры, и только ее. Тогда он спросил:

— А хорошо ли вы знали этого молодого человека и всю его семью?

— Семью — нет, только его. Мадам де Лодрен проводила часть лета в Лодренэ. Она не любила уезжать надолго из конторы в Сен-Мало, но сынок ее на каждые каникулы приезжал сюда с наставником, аббатом Жоли. Хороший был человек, он умер с горя, узнав о крушении корабля. Молодому Себастьяну было не до бумажек: он любил море и только море. Так вот, они подолгу рыбачили с моим Ивом, гуляли, ездили в самые отдаленные уголки на побережье. Здесь мальчика все очень любили. У него еще была сестренка, на три года моложе, но она в «Старом Пеликане» не появлялась. Девочке не место в трактире, вот она и ездила гостить к какому-то крестному в Пэмпонском лесу[12], когда их отпускали из монастыря. Ее звали…

— Анна-Лаура, — послышался сверху, словно с неба, голос. Это был голос Лауры: она вслушивалась в их беседу, стоя на площадке второго этажа. — Хотите к нам подняться, мадам Анри? И вы тоже, Жуан!

Они вошли в комнату, где Лали доедала десерт. Лаура подошла к столу, где свет был ярче, и обернулась к вошедшим:

— У вас зоркий глаз, мадам Анри, и вдобавок хорошая память. Я сестра Себастьяна, Анна-Лаура де Лодрен.

Трактирщица в ужасе отступила, словно от привидения.

— Пресвятая Дева Мария! Супруга Понталека? Та, которую почитали мертвой? А я-то думала, вы ей… кузина…

— Нет, это я и есть, а приехала, чтобы заставить Понталека заплатить за все зло, которое он причинил. Сначала мне… Потом матери, когда он уговорил ее выйти за него и убил! Так скажите мне, где он?

— Мы как раз об этом и говорили внизу, — вступил в разговор Жуан. — Сейчас расскажу вам обо всем. Мадам Анри, надеюсь, мы можем рассчитывать на вашу деликатность, хотя бы до того, как встретимся с господином Эрве Беде, управляющим покойной Марии де Лодрен.

Мадам Анри подошла к Лауре, взглянула ей прямо в глаза, и лицо ее, покрытое морщинами, расцвело от счастья. Она от души расцеловала девушку и тут же потупилась:

— Прошу простить меня, госпожа мар… ох, и не знаю, как вас теперь величать! Не смогла удержаться, такая радость увидеть вас! Мы с Анри уж сумеем держать это при себе. Вы здесь у себя дома, не сомневайтесь, тут только друзья…

— К чему извиняться? Это был сердечный порыв, и я счастлива, что попала к вам в дом. Однако я приехала еще и для того, чтобы попытаться спасти то, что осталось от дома нашей семьи, и, по всей вероятности, долго тут не пробуду. Завтра же я намереваюсь съездить в нашу старую контору и увидеться с господином Эрве Беде. Вы ведь знаете его, он тоже частенько захаживал в «Старый Пеликан»?

От этих слов Лауры, произнесенных с улыбкой, по лицу мадам Анри потекли слезы.

— Боже правый! — простонала она. — Конечно, откуда же вам знать? Бедняжку месье Беде с женой мэр Лекарпантье отправил в Париж на казнь вместе с целой партией наших горожан.

— В Париж? На казнь? — вскричала в ужасе Лаура. — Но за что? Этому мерзавцу уже не хватало своей гильотины в Сен-Мало?

— Так она не бездействовала, нет, да только тех, кто поважнее, он любил отправлять подальше.

— Чтобы отличиться и продемонстрировать великим мира сего свою бдительность, — презрительно бросил Жуан.

— Не только. Мне кажется, он боялся, что простым людям не понравится, если на эшафот потащат бывалых моряков, монахинь, добропорядочных дам и в особенности мадам де Басаблон, чистого ангела милосердия наших двух городов. Для бедняжки эшафот у ворот Святого Фомы не годился: надо было помучить ее еще дальней дорогой, да к тому же показать парижским дьяволам!

Она могла бы говорить так еще долго, но Лаура уже не слушала. Весть о кончине старого друга, вернейшего управляющего лодреновской компании, глубоко ее потрясла. Почему-то она считала, что раз Беде не аристократ, то никто его не тронет, что он ничем не рисковал, и сейчас поняла, что эта мысль была абсурдной. С чего бы в Сен-Мало оставили бы в покое добропорядочного человека, к тому же вполне зажиточного, тогда как в Париже гильотинировали даже нищих! К тому же здесь жил Понталек, и Эрве Беде, должно быть, изрядно мешал ему набивать карманы добром своих жертв.

Сообразив наконец, что постоялице нужен покой, мадам Анри оставила гостей. И тут Жуан объявил:

— Я знаю, о чем вы думаете, но Понталека нет в живых. Он подорвался на судне, на котором собирался сбежать со своей последней любовницей… монастырской послушницей. Похоже, очищающий огонь был делом рук отца этой девицы…

— Ах!

Лаура присела к Лали и взяла ее за руку. Ей было необходимо прикоснуться к живому существу, теплому и внушающему покой. Эта новость ворвалась в ее сознание как смерч, она была совершенно не готова услышать такое известие. Полная противоположность добряку месье Беде, злой гений Понталек: мог ли он навсегда исчезнуть в пламени огня, словно провалившись в ад по зову Сатаны? Как это было бы прекрасно! Но почему-то от этой мысли ей не становилось легче. Она услышала, как Лали спросила:

— Нашли ли тело?

— Нет, так и не нашли. Нет даже обломков корабля, но здешние люди надеются, что море вынесет что-то в пору больших приливов. Это был люгер, а на борту было четверо.

— Давно это было?

— Немногим меньше месяца, так я понял. Завтра схожу в порт, попробую еще что-то разузнать…

— Завтра, — перебила его Лаура, — мы едем в Лодренэ. Мне надо увидеть, в каком состоянии дом.

Неподалеку от старого замка Тертр-Ришар, чьи великолепные сады, созданные по проекту версальского садовника Ленотра, вызывали неизменное восхищение, и находилось поместье Лодренэ. И хотя его аллеи, сбегавшие к Рансу, напоминали не Версаль, а скорее английскую дворянскую усадьбу, само здание не уступало замку по красоте и очарованию. В центре сада возвышался огромный кедр: в тени его раскидистых ветвей не раз спасались от летнего зноя обитатели поместья. Сооруженный в начале века в типичном стиле этих мест, дом был прост, но чрезвычайно удобен для жизни: семь окон по фасаду, а среднее, над входной дверью, выходило на балкон с балюстрадой. К двери вели семь ступеней, а перила, чьи контуры повторяли узор балюстрады, напоминали руки, распростертые для объятия. Так что прибывающие гости как будто сразу оказывались в объятиях радушных хозяев, которые сопровождали их на террасу продолговатой формы — туда выходили высокие рамы окон первого этажа. Три чудесных слуховых окошка и четыре трубы украшали большую крышу из синей черепицы, к которой изо всех сил отважно тянулся гигантский куст белых роз: эти нежные и ароматные цветы были некогда привезены из Индии прадедом Лауры. Она любила этот дом почти так же, как свой замок в Комере, и особенно ей был мил вид на реку из окон. В Комере воды пруда казались замершими, уснувшими, а здесь, в Лодренэ, воды жили жизнью моря, унося вдаль свои волны. Еще детьми они с Себастьяном часами просиживали на берегу у воды, там, где в отлив причаливала лодка, и вглядывались в зеленые переливы вод. Для девочки Анны-Лауры это были бесценные часы, проведенные наедине с братом, в такие моменты ее отпускала боль одинокого детства. Большую часть года, зиму, Себастьян проводил в коллеже, а на каникулах все сильнее стремился к морю, видя в нем свою судьбу. В отличие от сестры, он не любил Комер, считая его слишком глухим местом: там, в дремучем лесу, окруженном лесными сказками, мальчику не хватало свежего дыхания морских просторов, а он так их любил! Брат и сестра встречались только в Лодренэ. И вот в один прекрасный день юноша взошел на борт корабля, отправляясь на острова Индийского океана, и больше не вернулся. Весть о кораблекрушении привезло судно Индийской пароходной компании. Мать погрузилась в траур, пыталась забыться в работе, а дочь отправилась в Комер просить у волшебника Мерлина[13]и у феи Вивианы[14] облегчения от горя, налетевшего внезапно, подобно буре, и оставившего глубокий след в неокрепшей детской душе. А вскоре она уже стала невестой Жосса де Понталека…

В тот день, по дороге к Лодренэ, мысли Лауры были обращены к Себастьяну. Но наконец они подъехали к поместью. Сад был еще красив, хоть и запущен, а дом в обрамлении розовых кустов с последними осенними цветами казался точно таким же, как раньше…

— Как красиво! — восхитилась Лали. — Теперь вы единственная хозяйка и должны были бы здесь поселиться.

— Сначала надо, чтобы меня признали таковой местные власти, а у меня нет даже никаких доказательств, что я та, за кого себя выдаю. Хотя, наверное, какие-то бумаги остались в Комере. Там у меня много вещей.

— Насколько я могу судить по вашим рассказам, это не так далеко отсюда.

— Сначала надо отворить ворота здесь, — улыбнулась в ответ Лаура, а Жуан позвонил в колокольчик, привязанный к одной из колонн ограды, в надежде, что его услышит кто-нибудь из сторожей.

Но напрасно: никто так и не показался.

— Похоже, что тут нет ни души, — предположил он, собираясь хорошенько потрясти решетку.

К его удивлению, она приоткрылась, скрипя несмазанными петлями. Жуан подналег и не без труда, но сумел открыть ее настолько, чтобы карета могла проехать к крыльцу. Экипаж остановился, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь криками чаек над рекой.

— А где же папаша Венсан с Маривонной и их сыновья? — призадумалась Лаура. — Как мы войдем в дом без них? У них был свой набор ключей, а второй остался в Сен-Мало.

— Раз ворота открыты, то и дом может быть не заперт, — заметила графиня. — Проверьте, Жуан!

Так оно и оказалось. Жуан зашел внутрь, но почти сразу же вернулся.

— Идите сюда! — Он предложил руку пожилой даме, помогая ей выйти из кареты, а Лаура, спрыгнув на землю сама, побежала в вестибюль. И тут же замерла на месте: просторный зал с выложенным каменными плитами полом, откуда начиналась уносящаяся ввысь лестница, был абсолютно пуст.

— Невероятно! — прошептала она.

В зале на первом этаже царило то же запустение. Ни мебели, ни картин, ни гобеленов, ни ковров, ни одной из ценных безделушек, с любовью собираемых Лодренами на протяжении веков; ни единой книги в библиотеке, ни единой лампы. С каминов сорваны решетки, исчезли даже подставки для дров, кочерга и щипцы. Спальные комнаты также были опустошены: все вынесено, упаковано с особой тщательностью, только на полу были разбросаны обрывки оберточной бумаги. На кухне, в буфетах, невозможно было найти ни одной бутылки, ни единой банки с крупой или с вареньем. На толстых балках, где под потолком обычно висели в ряд окорока, торчали лишь пустые крюки. Не уцелело даже и связки лука! Внушительная батарея медных кастрюль пропала вместе с горшками и посудой с ольей. От шедевров фаянсовой посуды с заводов Марселя и Мустье не осталось и следа. Лишь сиротливо возвышалась гора пепла в очаге: Лаура смотрела на него и, казалось, ощущала его вкус на губах.

— Невероятно! — выдохнула Лали. — Я ни разу в жизни не видела, чтобы дом опустошили так тщательно. Это вам не вечно спешащие воры и не вандалы, оставляющие за собой следы. Нет, те, кто здесь орудовал, располагали временем…

— Да, похоже на то… Дед построил этот дом, собрав в нем все самое ценное, что принадлежало семье, все семейные реликвии находились здесь. Он хотел в старости наслаждаться ими. Убранство дома в Сен-Мало более строгое и скромное: ведь там еще и финансовая контора занимает часть первого этажа, и мелкие портовые постройки, позволяющие следить за движением судов. Конечно, и там есть красивые вещи, но…

— Надо бы узнать, что от всего этого осталось. А скажите, этим Венсанам, сторожам, ваша мать доверяла?

— Целиком и полностью. Что-то я тревожусь за них, где они могут быть? Единственное, что можно предположить: разграбление — дело рук Лекарпантье или его подручных.