Мария-Терезия оставалась спокойной. Бенезеш сопроводил ее до кареты и передал с рук на руки мадам де Суси. А сам снял шляпу и попрощался.

— Прощайте, месье! — проговорила девушка.

— Прощайте, мадам, — с внезапным волнением ответил он. — Хоть бы скорее вернули вас родине, вас и всех тех, кто сможет составить счастье и честь нации…

Дверца берлины закрылась. Карета тронулась с места и удалилась по бульвару в сторону Бастилии. Бенезеш достал из кармана часы: ровно полночь. День 18 декабря закончился и стал важной датой: сегодня Ее Высочеству исполнилось семнадцать лет…

На следующий день, в восемь часов вечера еще одна карета покинула Париж В ней были те, кого пожелала видеть рядом с собой принцесса: Ю, Гомен, Менье, Барон, камеристка и сын мадам де Суси, хорошенький, похожий на девочку мальчик шестнадцати лет. А карета принцессы была уже далеко от столицы.

В час ночи, выехав из города через заставу Рейи, карета с Ее Высочеством достигла Шарантона, где сменили лошадей. Затем умеренным галопом она пересекла Буасси Сен-Леже, и на постоялом дворе Гробуа у замка, принадлежащего графу Прованскому, снова поменяли лошадей. Затем путешественники проследовали Бри-Конт-Робер и Гинь, где в девять часов сделали остановку на ужин, но на ночь не остались. Отдых планировался на более позднее время. Через Морман и Нанжи карета доехала до почты в городе Провен, но, когда она снова тронулась в путь, Мешен, со всей серьезностью отнесшийся к своей роли отца и называвший мадам на «ты» и «София», заметил, что за каретой следует какой-то драгунский офицер. Он их обогнал, и, когда они появились в Ножан на Сене, все население города уже было осведомлено, что едет Ее Высочество. Мария-Терезия вышла из кареты, чтобы освежиться, и увидела огромную толпу народа, которая приветствовала ее. А драгунский офицер больше не показывался. Зато наметились неприятности из-за посла тосканского двора графа Карлетти, абсолютно несносного типа. Под предлогом того, что он — единственный посланник Европы в Республике и его обожали парижские салоны, он возомнил, что именно ему надлежит в первую голову печься о судьбе принцессы, и так всем надоел, что разъяренной Директории пришлось просить его, не откладывая, вернуться к себе на родину.

Карлетти пришлось отправиться восвояси. Его карета была буквально забита багажом и тюками с одеждой, и Мешен даже окрестил его «торговцем полотном». Но как же этот «торговец» всем досаждал! Когда прибыли в Труа, где должны были только лишь сменить лошадей, поскольку на ночлег останавливались в Греце, оказалось, что лошадей-то как раз и нет: проезжавший Карлетти их забрал! То же самое повторилось и в Монтьераме. Шазо, форейтор, уж и не знал, какому богу молиться. Так что в Вандевре он отправился прямиком в муниципалитет и показал там свой правительственный паспорт, обеспечивавший ему приоритет по сравнению с обычными путешественниками. Карлетти призвали к порядку, он начал было протестовать, однако нужные выводы все-таки сделал. Впрочем, в это время инкогнито принцессы уже было раскрыто. Кто-то все время опережал карету и оповещал население о ее прибытии. Не тот ли это был драгунский офицер? Когда 21 декабря в девять утра они прибыли в Шомон, мадам Ройер, хозяйка «Цветка лилии»[72], уже ожидала принцессу. Она прислуживала ей лично, и после отъезда кареты, под выкрики толпы, отложила в сторонку чашку, тарелку и приборы, которыми пользовалась принцесса, чтобы сохранить их как реликвии.

Вечером того же дня путешественники заночевали в Файл-Бийо, откуда предполагали наутро в шесть утра тронуться в сторону Везула, где просто сменили бы лошадей. Остановка на отдых и ночлег ожидалась в Бельфоре. И тут солнечная теплая погода испортилась. Как только выехали с «королевской брусчатки», разбитые, намокшие дороги, превратившиеся в самые настоящие непролазные болота, только усугубляли трудности пути. И лишь к вечеру 24 декабря, проехав Альткирш, карета въехала под величественные своды крепости Юненг и покатила по мощеной дороге. Ворота, пропустив карету, тут же закрылись, мосты были подняты — ведь Юненг был поистине неприступен: с бастионами, куртинами[73] и глубокими рвами. Городок, скрывающийся внутри, был прекрасно защищен.

Уже стемнело, когда карета остановилась перед гостиницей «Ворона», но здесь гостей уже не встречала возбужденная толпа. Вокруг были одни солдаты да пара-тройка любопытных. Прибытие второй кареты ожидалось на следующий день.

Гостиница оказалась довольно удобной: это был прекрасно сохранившийся, чудесный, старинный, хорошо отапливаемый дом. Ее владельцами были некто Шульцы: молодые, любезные и гостеприимные, счастливые родители двоих детей и как раз ожидавшие третьего. Мадам разместили на втором этаже в комнате номер 10. Это было просторное помещение с двумя окнами и сообщалось с другим, поменьше. Получалась как будто бы квартира. Принцесса должна была пробыть здесь до послезавтрашнего дня, а потом отправиться в Базель, где ее передадут с рук на руки принцу Гаврскому.

Эту ночь накануне Рождества Мария-Терезия провела в одиночестве. Она предпочла пораньше отправиться в постель, что позволило ей избежать общества мадам де Суси, которую она недолюбливала, считая интриганкой. Эта женщина любила делать много шума из ничего! В довершение всего принцессе было совершенно непонятно, почему этой даме разрешили взять с собой сына и горничную, в то время как рядом с ней не было никакой прислуги! Но в этом путешествии и так было много чего странного! Однако долго она об этом не размышляла, а предпочла заснуть, поскольку уже в который раз опять не получится пойти к полуночной рождественской службе, а ведь некогда она была такой красивой!

А вот Лауре довелось побыть на службе в Базельском соборе неподалеку от гостиницы «Соваж», где она встречалась с Филиппом Шарром. Швейцарец понравился ей с первой же минуты: блондин лет тридцати, крепкого телосложения, с открытым лицом и прямым, вызывающим доверие взглядом голубых глаз. Он успокоил ее: все должно получиться наилучшим образом! Но Лаура все же долго молилась под старыми сводами собора под звуки органа и изысканное пение церковного хора, прося господа помочь ей в ее начинаниях…

Наутро детишки хозяев гостиницы принесли цветы красивой принцессе, о чьем отъезде все уже так сожалели. Они спели для нее рождественскую песенку по-французски, и Мария-Терезия прослезилась, потому что младший мальчик слегка напоминал дофина.

Затем она приняла первого секретаря французского консульства в Базеле господина де Баше, который заверил, что все подготовлено как следует, и предложил свои услуги. Однако, когда Мария-Терезия захотела выйти на улицу, ей ответили, что это невозможно. Она не должна покидать отель до часа, на который назначена ее выдача австриякам.

После полудня произошло новое событие: прибыла вторая карета. В ней находились огромные баулы с приданым, заказанным Директорией, чтобы принцесса не ударила в грязь лицом перед австрийским двором. И Директория не поскупилась: на целых девять миллионов нашили платьев из расшитого золотом органди[74], из белого сатина, розового бархата, из вышитого льна, шелкового муара; все это дополняли многочисленные кружева, меха, белье, ленты, перчатки и масса прочих пустяков, необходимых утонченной даме.

Но когда суетившийся Баше приказал показать приданое принцессе, она передала через мадам де Суси, что она в нем не нуждается. Мадам была благодарна правительству Республики, но от приданого отказывалась. Тем не менее поскольку она испытывала недостаток во многих вещах, то просила прислать к ней модистку. И к ней из Базеля, уведомленная Баше, срочно направилась некая мадам Серини с огромным количеством коробок и узлов. Мария-Терезия отобрала совсем немного: большую накидку, теплое платье, шляпу и несколько чепцов, которые предполагала раздать до приезда в Австрию дамам из ее свиты. Однако ей нечем было платить, и она не скрывала этого. Пришлось заплатить несколько удивленному месье Баше. Он это сделал не дрогнув, поскольку в голове у него было полно других забот: например, как помешать Ее Высочеству встретиться с депутатами, на которых ее предполагали обменять. Они ожидали этой процедуры в Базеле, в отеле «Три короля». Дело в том, что среди них был бывший почтмейстер Друэ, преследовавший королевское семейство и остановивший его в Варенне. Эту ужасную встречу нельзя было допустить ни в коем случае! И еще: принц Гаврский должен был принять принцессу в частном доме, принадлежащем Реберу, в ста шагах от заставы Базеля на дороге, ведущей туда из Юненга. Но ведь он находился на швейцарской территории, совсем рядом с границей!

Постояльцы провели в «Вороне» еще одну ночь. После ужина служанка с кувшином горячей воды поднялась в комнату мадам. Когда она вошла, принцесса чуть было не вскрикнула от удивления, но вовремя сдержалась, увидев, как служанка быстро приложила палец к губам. Дверь затворилась. Никто не должен заметить, как она будет выходить…

Последний день Мария-Терезия провела за написанием писем. В одном из них, к мадам де Шантерен, она описала это долгое путешествие и попросила в конце: «Молитесь за меня! Я нахожусь в весьма затруднительном и неблагоприятном положении!»

В шесть часов вечера было уже совсем темно. Обе кареты из гостиничного каретного сарая подкатили к дверям. Отряд драгунов был наготове: он должен сопровождать их до границы. Вдобавок ко всему начался дождь. Обстановка была печальной…

Мадам Шульц в слезах вышла проститься с постоялицей, которую не забудет никогда. Принцесса, приложив платочек к глазам, тоже утирала слезы. Платочек, кстати, она потом подарила мальчику, который прислуживал ей, сказав, что больше, к сожалению, ей нечем поблагодарить его за труды. Мадам де Суси уже устроилась в карете, а Мешен, которому уже не нужно было играть роль отца (с ней, впрочем, он справился из рук вон плохо), уселся рядом с кучером на козлах.

Меньше чем за десять минут они достигли пограничного столба. Драгуны здесь остановились и отдали честь путешественникам. Дальше им следовать нельзя: кареты поедут по территории Швейцарии. В этот момент на подножку экипажа вскочил офицер: это был адъютант принца Конде. Он о чем-то поговорил с принцессой, затем спрыгнул на землю и направился к своей лошади. Наверное, он передавал привет от принца юной кузине, из-за которой тот так переживал… или заглядывал внутрь, чтобы убедиться, кто именно сидит в карете с полузадернутыми шторками. Впрочем, по приказу принца он следовал за каретой от самого Парижа, дабы успеть составить свое мнение о мадам.

И вот, наконец, дом Ребера: красивое двухэтажное здание с двумя крыльями, расположенное в конце аллеи за живописной чугунной оградой. За домом к Рейну спускался обширный сад, а само здание находилось на отшибе. Когда кареты остановились, все еще шел дождь, а дорога совершенно раскисла от грязи. Баше приказал сходить за портшезом[75], чтобы перенести принцессу в дом, но она ответила отказом. Тогда к ней подошел «парикмахер» по имени Филипп Шарр. Взяв мадам на руки, он опустил ее у крыльца, и она, под руку с Баше, вошла в дом. Там ее уже ожидали принц Гаврский, отныне ее дворецкий, но на самом деле — тюремщик, и посол Австрии барон Дегельман.

Все остальные, разумеется, уже сошли с карет и направились к саду. Ворота Базеля наглухо заперли, и любопытных оказалось совсем не много, к тому же всеобщее внимание было приковано к исторической встрече. В это время Филипп Шарр вернулся к карете и приоткрыл ее левую дверцу.

— Идемте, мадам! — прошептал он, протягивая руку.

Из темной глубины кареты отделилась тень, закутанная в черное с головы до ног. Шарр взял ее на руки, перенес на гравий и быстро прикрыл дверцу кареты. Затем, взяв «тень» за руку, он совершенно бесшумно (ну какой же шум может произвести тень?) направился к неказистому домику, расположенному неподалеку. Они будут ждать там около часа…

Тем временем в доме Ребера одно происшествие чуть было не испортило все дело. Следом за хозяйкой в малую полутемную гостиную принесли ее собачку Коко. Принцессе предложили перекусить, но она, плача, решительно отказалась. Принц Гаврский, увидя собаку, заметил, что она уродлива.

— Я знаю, — прошептала мадам, — но это собака брата, и я ее люблю.

Она наклонилась, чтобы взять ее на руки, но Коко начал безудержно лаять и с визгом вылетел из комнаты. Оказавшись на улице, песик бросился к карете, обнюхал ее, а потом исчез в сумерках. Никто не отправился на его поиски. А собака тем временем подбежала к неказистому домику и, скуля, заскреблась в его дверь. Дверь отворилась, и Коко встретили ласковые руки.

Через некоторое время подъехала карета, предназначенная принцем Гаврским для принцессы. Она села в нее вместе с мадам де Суси, распрощавшись, рыдая, с теми, кто вынужден был остаться. Принц Гаврский составил им компанию, и тяжелый экипаж пустился в путь, сопровождаемый шестью повозками свиты. Ворота Базеля открылись, чтобы мадам смогла по мосту пересечь Рейн и выехать на дорогу к Рейнфельдену… и к Вене, где вскоре ее буквально запрут в Хофбурге[76] и будут содержать в тайне.