Мария Акулова - Гранатовое зернышко

Мир очень любил родителей. Уважал их желания осчастливить каждого из детей. Всех пристроить, образовать, обеспечить, но в такие моменты жуть как злился. Больше – разве что на Амину.

– Рад за нее, мам, замуж еще не вышла? Хорошая ведь девочка…

Лала прыснула смехом, за что получила укоризненный взгляд от отца, Наира тоже усмехнулась, но она была человеком сдержанным, поэтому ее полуулыбка осталась практически не замеченной. А мама обиделась.

– Да в твоем возрасте у нас с отцом уже двое детей было, поросенок! А ты все…

Не договорив, Сара встала – направилась на кухню, за чаем. Остальные члены семейства же остались в гостиной, в очередной раз переводя тему. Мирова неженатость болела всем, но все, кроме мамы, предпочитали деликатно об этом молчать, веря в то, что он как-то сам разберется.

Вернулась же Сара не просто с чаем – а с новым полноценным столом.

Теперь вместо соленостей стол ломился от сладкого – пахлава, рахат-лукум, по центру – торт-наполеон, огромный чайник с заваркой кружек на двенадцать, сахарный рафинад, фруктовая нарезка.

И разговоры по новой – о чем-то давно забытом старом. И, кажется, что Сара больше не злится, а на самом деле – выжидает до нового повода, чтоб вновь завести свою песню.

Мир к этому был готов, но надеялся, что следующий повод придется уже на следующие посиделки.

Ближе к ночи они включили телевизор – руководила процессом Лала, поэтому остановились на каком-то американском молодежном фильме, хотя у всех за столом и были свои предпочтения, как и в любой семье. Сабир любил смотреть по спутнику азербайджанские каналы – слушать новости о происходящем там, смотреть концерты, понятия не имея, как зовут большинство исполнителей, но даже иногда подпевая незатейливым мотивам. У Сары на кухне всегда работал телевизор, по расписанию показывая любимые передачи и сериалы.

Лала телевизором не особо интересовалась, как и Наира. Обе принадлежали к поколению интернета и пиратских версий фильмов, которые можно посмотреть не по расписанию, а когда душе будет угодно. Да и в их большой квартире для каждого довольно просто было найти уголок, в котором можно спрятаться от нежелательных звуков или заняться тем, что действительно интересует. Именно поэтому, наверное, у них было столько тем для обсуждения во время совместных посиделок.

Около десяти вечера Наира засобиралась спать, Лала помогать маме с уборкой со стола, а Мир с отцом бегло обсудили настоящемужские темы: политика, курсы валют, что ждет человечество дальше.

Ближе к одиннадцати, как бы мама ни уговаривала, Мир решил собираться к себе. Он давно уже съехал от родителей, давно привык спать в своей постели и не хотел создавать дополнительных проблем ни родным, ни себе. Ехать от родителей ему было минут десять. Спиртное за их столом не чтили, поэтому за руль можно было садиться смело, да и Лале в радость будет выйти с ним – проводить, прогуляться до машины.

Прежде чем смыться, Мир зашел на кухню, отправил Лалу одеваться, если хочет выйти с ним, после чего они остались с мамой одни.

Стояли около минуты молча – мама мыла тарелки, передавала сыну, он вытирал, а потом будто невзначай спросила:

– А эта девушка, Мир… С которой ты работаешь, у вас что-то есть?

Удивленный таким вопросом, Мир даже застыл на минуту.

– С чего ты взяла? – посмотрел на мать с сомнением.

– Просто… Интуиция, – а она пожала плечами, подставляя под струю воды очередную тарелку.

– Нет, ничего нет. Ругаемся часто.

Сара хмыкнула.

– По поводу или… так?

– По-всякому.

Женщина вскинула взгляд на сына…

– А зовут как?

– Амина.

– Амина? И как же занесло туда..? – вопрос никому не адресовался, просто выражал удивление.

– Ветром попутным, наверное. Или от безысходности, – Мир снова вспомнил брошенные Аминой слова. – А почему ты о ней спрашиваешь?

Сара и не знала толком, что ответить.

– Просто…

Мир тихонько хихикнул.

– У тебя ничего просто не бывает, мама. Уж я-то знаю, но давай тогда сразу предупрежу – ты даже в своей лучшей в мире головушке нас не сватай, хорошо?

– Почему? – не то, чтобы Сара тут же рванула сватать, но на протест сына не отреагировать не могла.

– Потому что она просто невыносимая, мама. Абсолютно без тормозов. Самостоятельная, блин. Сама все знающая… Красивая, зараза, но… Что? – Мир говорил, смотря перед собой, а когда обернулся к матери, та успела вытереть руки и сложить их на груди, а еще выражение на лице появилось такое… понимающее.

– Ох, Дамирка… – загадочно улыбаясь, мать покачала головой.

– Что Дамирка?

– Чувствую, попляшешь ты еще… под ее дудку…

– Ха! – Мир почему-то заупрямился, как в детстве.

– Посмотрим…

– Посмотрим.

Даже слегка разозлился. Уходя, не поцеловал маму, бежал вниз по лестнице, чувствуя одновременно гнев и недовольство. Зря вообще заикнулся в отчем доме об этой сумасшедшей Амине. Будто и поговорить больше не о ком. А теперь кроме как о Гуле, мама начнет спрашивать и о главной бабочке. Напридумает себе всякого, внукам имена сочинит… Вот уж глупости женские – ей богу.

Легче, наверное, действительно жениться на ком-то, и жить спокойно без этих маминых намеков и ожиданий…

Всю дорогу до дома Мира не оставляло это не самое комфортное чувство. Будто мама своими словами запустила необратимый механизм. Или он своими. Словно от этого он сам начнет рассматривать Амину как возможную кандидатуру… на что?

Отмахиваясь от этих мыслей как от мух, Мир лег спать. Но где уж тут заснуть? Так и крутился полночи, а перед глазами сменялись женские лица – мама, Гуля, Лала, Наира, Амина, снова мама…

Мир сопротивлялся как мог – пытался думать о чем-то другом, но мысли то и дело возвращались к окружающим его дамам. В конце концов, устав ругаться сквозь зубы и крутиться с боку на бок, он смирился с происходящим и попытался все же спокойно заснуть. Спокойно не получилось – одна из кружившихся в голове женщин оказалась самой настойчивой – всю ночь снилась Амина. Снилось, как они стоят в переговорке, она у окна, а он в дверном проеме, потом она подходит, смотрит пристально на него, а он в ответ, показывает язык и убегает, а потом вновь оказывается у окна и так по кругу.

Мир тихо застонал – это воспоминание о ней прочно засело в памяти. И постепенно, вновь и вновь проживая ту минуту их человеческого общения, видя ее глаза так близко, Мир понимал, что шансов у него нет. А это в свою очередь значит, что у Амины с ее Бабочкой тоже…

– Дамы, тут яда нет, можно есть, – Амина вплыла в гримерную, приподняла увесистый пакет, в котором приперла на работу целую кастрюлю вкусного, мясного, ни разу не диетического, а потом отправила его в местный холодильник.

Вечер вчера настолько задался, а первая пробная порция долмы получилась настолько вкусной, что Амина решила не останавливаться на достигнутом и накрутила еще одну кастрюлю, но уже в два раза больше первой.

Понимала, что девочки заподозрят неладное, но остановить порыв не смогла, да и жалко, чтоб добро пропадало, поэтому чувствуя себя в какой-то мере идиоткой, утром собрала еду с собой.

Правда девочки особого удивления не выразили – только одобрительно запищали, а потом понеслись проверять, что же принесла мать-кормилица.

У Амины действительно иногда складывалось впечатление, что она здесь играет что-то по типу роли курицы-наседки. Она была среди местных бабочек старшей – и не только в плане иерархии, но и по возрасту – чаще всего приходили совсем молоденький девочки, тусовались до полугода, а потом отправлялись кто учиться, кто жениться, кто рожать, а кто в поисках лучшей доли куда-то на Бродвей.

Вспомнить хотя бы Настю Веселову – ко временам ее прихода, Амина уже обладала и огромным опытом, и нехилой интуицией, понимала, что эта бабочка долго в Баттерфляе не проработает, поэтому поначалу довольно холодно относилась – зачем растрачивать душевные, да и не только душевные силы на человека, который свинтит через месяц-другой? Но Настя сначала удивила – оказалось, что и за работу держится, и увольняться при первом удобном случае не собирается, и относится ответственно, Амина стала к ней приглядываться, искать схожие с собой черты… Думать: неужели и эта девочка, как она сама, тут не случайно? Неужели у Баттерфляя будет еще хотя бы одна по-настоящему его бабочка? Но оказалось, что «неслучайность» Насти касалась не помещения, а человека, этим помещением обладающего. Когда у них с Имагиным закрутилась любовь, Амина прекрасно понимала, что уход Веселовой из клуба – дело времени. Зная Глеба – времени очень непродолжительного.

Нельзя сказать, что этот уход расстроил Амину как-то особенно сильно, но после Насти она приняла окончательное решение – запретила себе даже мечтать о том, что когда-то у Баттерфляя будет своя постоянная труппа. Конвейер бабочек не остановить.

Но даже для этих – временных – бабочек она была той самой курицей-наседкой.

Циничной, местами жесткой и враждебной, но наседкой. Внутренние бабочкины конфликты никогда не выходили за пределы гримерки, в случае возникновения вопросов с администрацией девочки предварительно вечно получали одобрение у нее, за советом тоже почему-то шли к ней. За любым: парень бросил, изменил, сама изменила, залетела, потеряла, на учебе завал, болеет кто, у ребенка колики. Почему-то вечно шли к Амине. Незамужней, бездетной, без высшего образования и неизвестно откуда произошедшей.

В клубе о ней знали мало, а вот она наслушалась уже великое множество всяческих историй.

– Вкусноооо… – из собственных мыслей Амину вывел возглас одной из девочек. Они успели уже достать кастрюльку, найти вилки, встать вокруг этой самой кастрюли и таскать оттуда по одному виноградные конвертики.

– Погрели бы хоть, обжоры, – Амина сказала, а потом захотелось самой себе же дать подзатыльник – прозвучало, будто слова сварливой, но довольной тем, что смогла угодить, бабки. – Ну и знайте, что если из нашего старого дырявого латекса будет выпирать хоть что-то лишнее, кроме как одобренного мною размера бамперов и багажников, на сцену не выпущу. Порвете нафиг костюмы, а наш Жлобсабирыч все равно денег на новые не даст, и станем мы стриптиз-клубом не по призванию, а по бедности…

– Кто Сабирыч? – по законам жанра Дамир просто обязан был в этот момент проноситься мимо гримерной.

Девочки застыли с вилками в руках и улыбками на лицах – они-то любили, когда Амина в такой манере песочит их начальство, а вот открытых стычек Амины с Дамиром пытались избегать. В принципе, как и остальные работники клуба. Под горячую руку попасться не хотелось, а встревать – совсем не вариант. Для них ссоры – это особый ритуал и посторонним там не рады. Вот только девочки ведь не знали о заключенном вчера пари…

***

Мир проносился мимо, когда заслышал знакомый голос через полуоткрытую дверь, затормозил и попал как раз на нужный момент.

Будь на месте Амины кто угодно, растерялся бы, пристыдился, покраснел, попытался бы тут же оправдаться или извиниться, но эта… стерва… из другого теста.

– Деньги будут, Дамирсабирыч?

– На что? Могу на губозакаточную машинку выписать чек. Прямо сейчас. Подходит?

– Вот поэтому, девочки, – получив ответ, Амина кивнула, а потом повернулась к затихшим бабочкам, – ешьте медленно и тщательно пережевывая. Так, во-первых, сытость быстрее наступает, а во-вторых, больше шансов до победного влезать в наши лохмотья, – как-то ободрительно отреагировать на этот ответ девочки не могли, косясь то на абсолютно спокойного Дамира, то на такую же Амину. Происходило что-то странное. В воздухе витало предчувствие скандала, пора было сматывать удочки и прятаться, а апеллируя к ним, Амина отрезала пути к отступлению. – А «победный», Дамирсабирыч, это когда я дожму вас на полное финансирование всех наших потребностей…

– Прихотей, – Дамир хмыкнул, глядя исключительно на Амину.

– Потребностей.

– Все же прихотей.

Разворачивающийся диалог был будто репетицией дальнейшего общения. Что Амина, что Дамир тренировались в умении сдерживаться, когда хочется поддаться раздражению. Получалось пока у обоих.

– Прихоть – это чтоб на баре работали исключительно небритые брюнеты, и чтоб голые по пояс, и не больно волосатые при этом… А новые костюмы для бабочек – это не прихоть. Это не-об-хо-ди-мость.

– Ок, будут тебе небритые брюнеты, Амине-ханым… – Дамир еще раз улыбнулся, ответил, подмигнул Амине, а потом сделал шаг к девочкам, обступившим кастрюлю. – А чем это у вас пахнет тут?

Увидел, присвистнул…

И если раньше Амина просто забавлялась, то стоило ему тут же глянуть на нее, почувствовала злость. Не столько на него, сколько на ситуацию.

– Тебе не предлагают, – и ответила, чувствуя эту самую злость, даже толком не успев подумать.

– Хозяин-барин, – и тут же пожалела. Если честно, обидеть Дамира не хотела, а получилось – будто по носу щелкнула. И в глазах у него промелькнула эта самая обида, правда он очень быстро справился, виду не подал. – Но я вообще по делу пришел. Раз уж еды тебе для меня жалко, то хотя бы временем своим драгоценным поделись… На час договорились встретиться с агентами тех чуваков бакинских, которые должны в июне выступать. Помнишь?