Двадцати минут, пока она добиралась до дому, Билли хватило, чтобы закипеть по-настоящему. Нет, мужская наглость не знает предела. Она, видите ли, должна все бросить и ехать. Ни за что на свете! Пусть теперь подергается. Он может звонить, может всю ночь простоять на ее пороге, но Билли Тейлор не шелохнется.

Звонок в дверь раздался ровно через сорок пять минут.

Резкий пронзительный звук отдался у нее в голове. Билли не открывала. И снова звонок с тем же результатом. Но на этот раз терпение Трэвиса лопнуло, и его пальцы приклеились к звонку, извлекая из него непрекращающийся звук, что быстро исчерпало нервные резервы Билли.

В ярости она кинулась к двери, распахнула ее и остановилась под суровым холодным взглядом. Она стояла, прижавшись к стене, пока Трэвис прошел мимо нее в холл, сел в кресло и взял со столика газету.

— Вы не собрались, — холодно констатировал он, бегло осмотрев помещение.

— Мне и не надо собираться. — Она нервно теребила нитку на рукаве. — Я не поеду.

— Ошибаетесь, Билли. Вы поедете со мной, даже если потребуется ночь, чтобы убедить вас, — возразил он. — Но лучше вам начать одеваться, — желчно добавил он.

— Зачем? Почему я должна что-то делать для вас? — взорвалась девушка, выдерживая его взгляд.

Трэвис переоделся, подсознательно отметила она. Официальный костюм уступил место сшитым на заказ брюкам и легкой рубашке, у которой он расстегнул ворот и закатал рукава. Эта мелкая деталь невольно изменила направление мыслей Билли, заставив ее подумать об удовольствии, которое она могла бы получить во время интимного уик-энда с ним.

— Как почему? — спросил Трэвис удивленно.

Он сложил газету и стал разглаживать страницы легкими движениями, которые вряд ли могли успокоить туго натянутые нервы Билли. Как у него получается быть таким невозмутимым, таким самоуверенным? Она опустила глаза под жестким, леденящим взглядом.

Он поднял руку жестом профессионального оратора.

— Потому что я так сказал. Потому что Гиддингсы платят мне зарплату. Потому что у вас нет выбора. Потому что вы мне нужны, — холодно перечислил он. — Мне продолжать?

— Но, если я соглашусь… — Она подчеркнула слово «если», как бы балансируя на острие ножа. — Если я соглашусь, то мы ужасно опоздаем. Почему бы вам не позвонить и не объяснить, что вы не можете приехать?

— Но я могу. И я хочу. С вами. Лучше поздно, чем никогда. И чем скорее вы это поймете, тем скорее мы сможем выехать. Кроме того… — Он замолчал многозначительно. Билли встревожилась.

— Кроме чего? — Она перестала дышать.

Трэвис медленно оглядел комнату, отмечая чистую, но изношенную мебель, тканый ковер, деревянные детали интерьера, требующие покраски. Блуждающий взгляд остановился на Билли. Затем он улыбнулся, но такой жуткой улыбкой, что у Билли кровь застыла в жилах.

— Включите ваше воображение. — Он развел руками.

— Вы мне угрожаете?

— Не угрожаю, а напоминаю. Вы нужны мне, а я нужен вам. Все просто. — Он снова улыбнулся и, взглянув на каминные часы, добавил спокойно, но с металлом в голосе: — У вас есть пять минут, чтобы подумать. Ровно пять минут. Затем я ухожу, и вы знаете, что это значит, не так ли, Билли?

Пяти минут ей хватило на то, чтобы связаться с Анной. Крестная уловила ее состояние, но не стала ни о чем расспрашивать. Она просто пообещала, что все сделает. Анне предстояло позвонить в дом инвалидов, навестить Марианну и присмотреть за Смаджем.

Билли ничего не оставалось делать, как только начать одеваться. Ее скромный гардероб продиктовал выбор единственного приличного костюма на все случаи жизни. Когда она спустилась в холл, Трэвис, доведенный до белого каления, просто кивнул.

— Хорошо. — Он взял Билли под руку и повел ее к машине. — Не думал, что вы все же уступите. Хотя очень надеялся.

Билли не ответила. Что могла она сказать, чтобы не спровоцировать эксцесс в этой взрывоопасной ситуации? Но он ошибается. Будь она проклята, если бы позволила себе уступить. Просто это работа, обыкновенная сверхурочная работа. Как он сам ей напомнил, такие условия работы оговаривались в примечании к контракту. Да и лишние деньги ей не помешают… О, вовсе не для меня, тут же уточнила Билли, почти задохнувшись при этой мысли.

В результате они, конечно, приехали поздно, но Трэвис предварительно позвонил, чтобы принести извинения.

Глава 8

— Для той, кому нечего надеть, вы выглядите сногсшибательно, — торжественно объявил Трэвис.

Она вспыхнула. Классическое прилегающее черное платье без рукавов и небольшой приталенный жакет как нельзя лучше подчеркивали контуры ее фигуры, и прямая короткая юбка платья демонстрировала длинные стройные ноги Билли. Такой туалет подходит для любого события и в любое время. Мысленно благодаря Хэзер за идею фасона, Билли выдавила из себя улыбку.

— Благодарю вас.

Трэвис и сам выглядел великолепно. Она тоже могла бы сделать ему комплимент, но не стала — неповоротливый язык почти не слушался ее.

Они шли по лабиринтам коридоров туда, откуда доносились звуки голосов, отголоски смеха, звон хрустальных бокалов. Билли со страхом представляла, как сейчас на них нацелится дюжина любопытных глаз. Но, однако, рядом с Трэвисом ей нечего бояться. Это ничего не значащий уик-энд с высоким красивым мужчиной. Никто здесь не мог узнать о том, что она фиктивная подруга. А раз так, уговаривала она себя, желая успокоиться, то почему бы просто не получить удовольствие?

Они завернули по коридору за угол. Шум усилился — значит, они почти пришли. Билли рискнула взглянуть на орлиный профиль Трэвиса. Он заметил это и усмехнулся. Но затем смягчился и улыбнулся удивительно нежно и трогательно.

— Расслабьтесь, — прошептал он, наклоняясь к уху Билли. — Будьте самой собой. Вы сразите всех наповал, вот увидите.

Неуверенная в этом, она кивнула, но ее голова начала медленно кружиться. Они остановились на пороге. На них обрушились лавина шума и море красок. У Билли ослабли колени. Ее переполнило желание развернуться и убежать. И тогда Трэвис взял ее за руку и слегка подтолкнул вперед. От его длинных пальцев шли успокаивающие, но в такой же мере тревожащие токи.

— Улыбнитесь, — скомандовал он.

Наступила тишина, и какая-то женщина — должно быть, хозяйка дома, предположила Билли, — подлетела к ним. Ее улыбка была такой теплой, такой приветливой, что нервы Билли начали приходить в норму.

— Трэвис, наконец-то вы здесь! Кейт так много мне о вас рассказывала, что я просто не могу называть вас иначе как Трэвис, — защебетала леди Беа, подставляя щеку для поцелуя, который Трэвис любезно исполнил.

— Теперь, когда я здесь, вы сами можете судить, насколько характеристика Кейт соответствует действительности. — Затем он представил Билли.

— Билли! Какое чудесное имя! Такое современное! — воскликнула леди Беа. — А меня зовут Беатриче, вы знаете. Очень старомодное имя. — И она дружески протянула Билли руку. — Дойдемте, я познакомлю вас со всеми.

В течение следующих лихорадочных минут перед Билли промелькнуло множество лиц, чьи имена она все равно не могла запомнить. Она почувствовала, что щеки у нее заболели от улыбок. Она уже почти успокоилась, так как приветствия были теплыми, а взгляды — скорее любопытными, чем критическими.

За обедом она сидела рядом с Трэвисом. Потягивая белое вино из хрустального бокала, она все больше успокаивалась. Однако самое ответственное испытание еще впереди. Но пока главное — что они здесь, что она выдержала напряженное путешествие с Трэвисом.

Напряжение было связано с информацией, которой в дороге Трэвис пичкал ее без всяких ограничений. Они гости, подчеркивал он, поэтому говорить о делах не следует, но следует знать историю дома и семьи, уметь поддерживать беседу, быть непринужденной. Непринужденной!

В высшем обществе, где одни красивые, богатые и, несомненно, избалованные женщины и их элегантные учтивые спутники. Билли сначала задохнулась при этой мысли, но потом подумала, что с Трэвисом, который в любой момент поддержит ее, это не должно оказаться слишком трудным. Трэвис… У Билли задрожали губы. Если быть честной перед собой, все дело в Трэвисе, который лишает ее присутствия духа.

Когда подали суп, Билли позволила себе взглянуть вдоль изящно сервированного стола на серебро и хрусталь, отражающий потоки света от волшебных люстр. Она не могла поверить, что еще час назад была дома.

После изысканной еды, кофе, коньяка и ликеров гости стали расходиться на отдых. Трэвис и Билли вместе поднялись наверх и направились к указанным им комнатам. Это спальни! — поняла Билли. Догадка сразила ее. Он будет находиться по соседству, в нескольких шагах от нее, лишь в нескольких мучительных шагах.

Она задержалась у своей двери. Ее разрывали противоречивые ощущения. Она хотела, чтобы Трэвис поцеловал ее и не хотела этого. Она жаждала его объятий и понимала необходимость отказаться от них. Ведь она всего лишь работает на Гиддингсов и ничего не значит для Трэвиса. Она лишь орудие, помогающее ему осуществлять свою холодную профессиональную установку на улучшение имиджа Гиддингсов.

— Итак… — Его глаза — глубокие, бездонные озера. — Спокойной ночи?

Билли кивнула, не в силах что-либо ответить, так как ее язык прилип к небу, и потянулась к ручке двери. Трэвис остановил ее.

— Сбегаете? — спросил он с вызовом. Ее мысли лихорадочно заметались, она попыталась отстраниться. — Вы ничего не забыли? — дразнил он.

— Забыла?.. Н-нет, я так не думаю, — запиналась она, невольно отмечая, как все гармонирует в этом мужчине: полные губы, волевой подбородок, мускулистое тело, вызывающе резкий запах лосьона после бритья.

Он улыбнулся ленивой, сердечно-притягательной улыбкой, которая заставила Билли услышать биение крови в собственных ушах. Она откинулась назад, но длинные пальцы, обхватившие ее запястье, делали сопротивление бесполезным. Он притягивал ее к себе все ближе и ближе.

— Билли, Билли, — повторял он, уже обнимая ее обеими руками. — Мне кажется, вы забыли, как надо желать спокойной ночи… по-настоящему, моя маленькая тигрица. — Он поцеловал ее, отрывисто, мгновенно, потом поднял голову и заглянул ей в глаза.

— Нет, Трэвис! — вскрикнула она, пытаясь вырваться, однако это была напрасная трата времени.

Трэвис засмеялся. Его смех показался ей музыкой. А потом наступило полное сумасшествие, оторвавшее ее от реальности. Он снова припал губами к ее рту, и у нее возникло непреодолимое желание целовать, прикасаться к нему, ощущать его поцелуи и прикосновения.

Она извивалась в его руках, бедра скользили по бедрам, прижимались друг к другу. Его туго натянутые мускулы содрогались в такт ее собственной нервной дрожи. Она хотела его, хотела, чтобы его рот не отрывался от ее рта, его зубы покусывали ее язык. Трэвис прижал ее к себе так близко, что она почувствовала жар и твердость его мужского естества. Но Трэвис, распаленный Трэвис, сохранял неослабный контроль над собой.

В отчаянии Билли все сильнее двигала бедрами. Его рот исторгал слабое рычание у ее уха. Да, он скользил руками по выступам ее ягодиц, прижимал ее к себе, затем отталкивал и снова прижимал — до тех пор, пока она совсем не обессилела. Она была одновременно на небесах и в преисподней.

Она услышала звуки неземной, стонущей, утонченно-напряженной музыки, которые рождались где-то в глубине ее тела, когда его язык проник в тайные влажные уголки ее рта.

Вихри восторга пронизывали каждую клеточку ее тела, усиливая его потребность, отчаянную потребность слиться с другим телом. И все же остатки сознания, цепляясь за ниточки здравого смысла, подсказывали ей, что это сумасшествие. Он хочет ее. Сейчас, в это мгновение! Как и в прошлый раз, когда он с грубым красноречием обосновал свою точку зрения, Трэвис ведет игру. Он не любит ее, не нуждается в ней, просто хочет ее. Молодой, красивый и богатый, он привык получать то, что хочет и когда хочет. А потом он уйдет. Он возьмет желаемое и уйдет, не задумываясь ни о той боли, которую причинил ей, ни о растревоженном сердце Билли, ни о ее душевных переживаниях.

К своему удивлению, она отстранилась — боль и злость взяли верх.

— Оставьте меня! — воскликнула она. Глаза ее, до краев наполненные страданием, встретились с его глазами. Она отступила назад и уперлась спиной в дверь. Ее щеки горели, как раскаленные угли. Смиряя страсть, она вздернула подбородок. — Вы слышите, Трэвис? — жалобно умоляла она. — Оставьте меня, прекратите эти игры.

— А кто играет? — нехотя изрек он.

Билли покраснела еще больше.

— Вы, — ответила она с деланным спокойствием, далеким от истинных чувств. — Но не надо играть со мной. Понимаете, Трэвис? Вы помолвлены с Клео, а я…