— Зачем, — пожал плечами Трэвис. — У меня есть занятия получше, чем совать нос в жизнь других людей. Но так как он довольно часто появляется и исчезает, то должен успевать всюду. Если, конечно, — хитро прищурился Трэвис, — если за всем этим не стоит жена.

— Вы смешны.

— Я? Почему? Это всего лишь предположение. Вам лучше знать… — Он снова пожал плечами. — Но, думаю, я прав в главном. Он представительный и очень преуспевающий молодой человек. Или это, или он открыл золотую жилу.

— Что вы имеете в виду?

— Вас. У вас хорошая работа, собственный дом, вы из хорошей семьи… в вас очень мало показного. Не считая друга с кричащим автомобилем, — язвительно добавил он.

Билли задохнулась от негодования.

— Я не собираюсь это выслушивать, — заявила она твердо, холодно глядя перед собой. — С меня достаточно.

— Прекрасно. С меня также достаточно. Более чем достаточно, если иметь в виду ваше юношеское поведение.

— Юношеское? Ха! Это благодарность за то, что я потратила свое время?

— Мое время, Билли, я включил часы.

— Мое время, — возражала она.

— Нет, мое, — твердо настаивал он. — Я плачу деньги, я заказываю музыку. Вот почему мы сейчас здесь. Я хочу знать, что происходит. Вы не сказали ни слова, с тех пор как мы выехали.

— Мне нечего сказать. Нам нечего сказать друг другу.

— Не согласен. У вас есть что-то на уме, с чем я хотел бы помочь разобраться, если бы вы мне позволили. Почему бы не выплеснуть это, не избавить меня от необходимости тащить это из вас клещами?

— Потому что, повторяю, мне нечего вам сказать.

— Неправда. — Тон был мягким. Трэвис развел руками. — Сцена во время ленча, молчание всю дорогу. Что-то гложет вас. Давайте, Билли, избавьтесь от этой головной боли, прежде чем она доконает вас.

Билли внимательно посмотрела на него. Уже такое знакомое, такое родное лицо. А почему бы и нет? Почему бы не избавиться от всех проблем сразу? Они бы закончили быстро. И сразу же не стало бы работы, и перестал бы мучить стыд, оттого что приходится работать на Гиддингсов, работать на Трэвиса, ненавидеть его, любить его, зная, что он принадлежит другой.

Она сделала глубокий взгляд.

— Вы лгали, — холодно начала она, крепко сцепив пальцы на коленях.

— По поводу чего?

— Кто вы, для начала? Вы — из семьи Гиддингсов?

— Это такое преступление? — спросил он, и чуткое ухо Билли уловило удивление в его голосе.

— Может быть, да. А может быть, и нет, — великодушно допустила она. — Но факт, что вы лгали. Заверили меня, что вы просто другой работодатель. Вам хорошо известно, что я никогда не согласилась бы работать на Гиддингсов.

— Но почему, Билли, почему? — недоумевал он. — Из-за пренебрежения, проявленного к Анне, да? Это вам только показалось.

— Едва ли показалось.

— Но она тогда нашла другую работу.

— А затем потеряла ее… благодаря Гиддингсам.

— Просто она рано вышла на пенсию. Вы же сами говорили, что она этого хотела.

— У нее не было выбора, и вы это знаете. Или ранний выход на пенсию, или увольнение.

— Ее бы не уволили, — объяснил он тоном терпеливого родителя, разговаривающего с трудным ребенком.

— Как в последний раз, вы имеете в виду, — презрительно скривилась девушка.

Трэвис вздохнул.

— Я зря теряю время, да, Билли? У вас сложилось твердое мнение, сложилось давно. Вы только не хотите выслушать…

— Еще большую ложь? — Билли покачала головой. — Нет, Трэвис, не трудитесь. Я не собираюсь ничего больше слушать.

— Вы глупышка. Вы в плену искаженных представлений. Сколько уже времени это тянется?

— Если точно, то шесть лет. С тех пор как Гиддингсы, то есть ваша семья, уничтожили «Дом Марианны».

— Нет, Билли. Вы ошибаетесь. Это было не так.

— Не так? Ну вот здесь-то ошибаетесь вы. Но Трэвис Кент не может согласиться с этим, потому что, подумать только, Трэвис Кент сам из семьи Гиддингсов. — Глаза ее полыхали ненавистью, которая копилась шесть долгих лет. — Но с меня достаточно. Все. Прощайте, Трэвис, — холодно бросила она, отстегивая ремень безопасности. — Это было… настоящее испытание, но сейчас оно заканчивается.

— Что вы делаете, Билли? — закричал он. — Вы в своем уме? До ближайшего города много миль. Закройте дверь и поищите в себе хоть каплю благоразумия.

— Я предпочту сдохнуть на дороге, — отрезала Билли.

Она выскочила из машины, еле сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверцей, и, не оглядываясь, побежала по дороге, отходящей в сторону от шоссе.

Шел дождь. Капли стекали за воротник куртки. Промокшая, продрогшая, глубоко несчастная, на высоких каблуках, не предназначенных для прогулок пешком, вскоре Билли начала спотыкаться.

Состояние аффекта уже прошло, и теперь она могла трезво оценить ситуацию. Из-за своей гордости она оказалась одна, без помощи, в такой дали, что одному Богу известно, где это. Ей стало страшно, и с каждым мгновением страх нарастал. Слезы ручьем бежали по ее щекам. А почему бы и не поплакать, не дать горю наконец-то излиться? Здесь нет никого, кто мог бы ее увидеть.

Никого, кто побеспокоился бы о ней. А Трэвис… Он сейчас блаженствует в своей уютной машине. Из груди ее вырвались рыдания. Она плакала, плакала по-настоящему. Слезы застилали глаза, она брела почти вслепую, не разбирая дороги. Из-за рыданий она не услышала звука двигателя.

— Билли! — Трэвис остановил машину рядом с ней.

— Оставьте меня. Уйдите! — выкрикнула она, игнорируя открытую дверь.

— Садитесь, глупышка. Вы намокли. Вы можете заболеть.

— Вам наплевать на это.

— Конечно, мне наплевать, черт вас побери! — Он выскочил из машины и бросился ей наперерез, преграждая дорогу. Билли кинулась в сторону, но он удержал ее за локоть, потом положил ей руки на плечи. Она живо представила себе, как сейчас выглядит: мокрые волосы прилипли к лицу и голове, глаза красные и распухшие от слез, которые она все еще проливает. — Вы глупышка, — повторил он. — Конечно, я беспокоюсь.

Билли отчаянно всхлипнула. Трэвис обхватил руками ее лицо и стал покачивать его в ладонях. Выражение его глаз было непостижимым. Затем она оказалась в его объятиях, чувствовала жар его рта на своих губах. На нее обрушился шквал удивительных эмоций, с которыми у нее не было сил — или желания — бороться.

— Я переживаю, Билли, — мягко повторил Трэвис. — Но вы должны понять. Я ничего не могу поделать с тем, что я из этой семьи…

— Вы лгали мне, — вновь повторила она, но злость уже умерла, и лед в сердце растаял. Он переживает. Ей хотелось в это верить. Потому что, если он переживает, все остальное не имеет для нее никакого значения.

— Я не лгал, — настаивал он. Его черные глаза смиренно молили о чем-то. — Я лишь не объяснил. Но как я мог? Если бы я сказал вам об этом, вы бы сразу ушли. А я не хотел потерять вас. Я и сейчас не хочу потерять вас.

Он обнял ее нежно, успокаивающе. Сердце Билли подпрыгнуло от счастья. Он любит ее! Разве его слова не означают, что он любит ее. В ее глазах засветилась радость, увлажненная слезами, но теперь уже слезами любви.

— Я не хочу потерять вас, — тихо повторил Трэвис, усаживая Билли в автомобиль. — Вы лучший дизайнер, который у меня есть. — И он улыбнулся. В то время, когда что-то рушилось в сердце Билли, он улыбался. — Безусловно, вы понимаете, что я не могу себе позволить потерять вас.

Глава 10

Прошла неделя. Утром в следующий после уик-энда понедельник Билли проснулась рано. По правде говоря, она почти не спала. Она все обдумывала, как ей сохранять видимость спокойствия, пока она работает рядом с Трэвисом. Конечно, ее спокойствие — это притворство, маска, которую она надела в тот момент, когда вошла в офис. Но оно помогает ей пережить рабочий день, встречаясь с человеком, которого она любит. Любовь! Какой же она была дурой, вообразив, что Трэвис мог полюбить ее. Трэвис Кент вряд ли знает значение этого слова. Он из Гиддингсов, а у Гиддингсов, насколько ей известно, нет времени ни на что, кроме бизнеса.

Казалось, прошел уже целый век со времени уик-энда во Флите. Тогда она хотела уволиться сразу же, но что-то снова удержало ее. Наверное, мама, предположила Билли. Уйди она с работы — и пострадает прежде всего Марианна, а не сама Билли.

Она взглянула на часы. Семь пятнадцать. Надо вставать, чтобы встретить еще один день… и Трэвиса. Она подавила вздох. И тут раздался звонок в дверь, взрывая полусонную тишину. Кто же это? Ах да, она вспомнила, это к Тони. Он появился у нее на пороге вчера вечером. Неловко приступив к разговору, они наконец выяснили отношения. Тони пришлось согласиться лишь на дружеские отношения. Он хотел сразу уехать, но его машина не завелась. Билли предложила ему переночевать на диване. И сейчас, должно быть, пришел механик Тони.

Звонок прозвенел вновь, короткий, резкий и нетерпеливый. Билли сбросила одеяло и надела халат. Каким образом Тони удалось заснуть после такого потрясения? Это явилось для нее загадкой.

Она дошла до площадки на верху лестницы, когда растрепанный Тони высунул нос из двери.

— Это к тебе, — сказала Билли.

Но она ошиблась. Это был Трэвис с вырывающимся Смаджем в руках.

Взгляд Трэвиса прошелся по Тони, полностью одетому, но явно небритому, потом скользнул по Билли, похолодевшей от ужаса, потом вернулся к Тони. Он улыбнулся одними губами. Глаза у него были ледяные.

— Возьмите ваше сокровище, — выразительно произнес он, не пытаясь скрыть презрения. Смадж вырвался из его рук и стрелой бросился к хозяйке. — Теперь я могу понять, — добавил Трэвис, — почему вы были так заняты и не заметили, что ваш кот всю ночь мяукал в моем саду.


На работе Билли чувствовала себя ужасно. Она не знала, что хуже — напряженное молчание Трэвиса или обмен сухими репликами только по делу.

Сначала ее озадачила реакция Трэвиса. Какое он имеет право осуждать ее? Но потом она решила: это гордость. Трэвис не любил ее, но с удовольствием переспал бы с ней, а затем благополучно забыл бы обо всем. Но ему это не удалось. Потому что она отвергла его. Она отвергла его, а высокомерный Трэвис не привык к отказам.

Анна заметила тени под ее глазами.

— В чем дело? — Она нахмурилась. — Это работа у Гиддингсов довела тебя до такого состояния? Я знаю, Трэвис был не вполне честен, когда скрыл от тебя свое происхождение, а ты все еще переживаешь из-за этого, да, Билли?

Девушка с трудом проглотила слюну.

— Не совсем так. То есть в какой-то мере и да и нет, — объяснила она, силясь улыбнуться.

Но Анна, мудрая немолодая Анна, знала, чем успокоить ее. Она сменила тему.

— Знаешь, не люблю обременять, но у меня нет никого, кому я могу доверять. Короче, мне нужна приемная мать.

— Котята? — Глаза Билли загорелись.

— Только на уик-энд, — объяснила Анна. — Я получила приглашение, от которого не могу уклониться. Так что, если бы ты согласилась помочь…

— Конечно. С удовольствием, ты же знаешь.

— Ты, вероятно, передумаешь, когда узнаешь подробности.

— А что такое? — осторожно спросила Билли.

— Им всего три недели, — улыбнулась Анна. — А ты знаешь, что это значит?

Билли кивнула. Кормление из соски через каждые три-четыре часа, днем и ночью. Не говоря уже о других проблемах, связанных с гигиеной.

— Ничего страшного, — заверила она. — Я справлюсь.

Мне повезло, решила Билли, хоть отвлекусь от мыслей о Трэвисе.

Ничего подобного. Весь уик-энд она возилась с котятами, но мысли о нем не оставляли ее. И в понедельник она проснулась задолго до будильника. По крайней мере, утешала она себя, на работе заказы легкие, можно не напрягаться. Однако от этого утешения вскоре ничего не осталось.

— Нам придется работать допоздна, — нерешительно сообщил ей Трэвис. — По крайней мере всю эту неделю. Я полагаю, у вас не будет проблем?

Билли покачала головой. Какие проблемы? Тони уехал, Хэзер в Лондоне демонстрирует осеннюю коллекцию, мама на отдыхе. Анна занята своими котятами.

Но к пятнице уже с утра Билли чувствовала себя совсем вымотанной. К тому же у нее разболелась голова. Она обрадовалась, когда Трэвис объявил, что во второй половине дня его не будет в офисе.

— У меня встреча в Йорке. Но около шести я вернусь, и мы займемся контрактом Грея.

— Да, сэр, — оборвала его Билли, демонстрируя суровость как форму общения с ним.

Было только три часа. Она вернулась к своим эскизам, но чертежи расплывались перед глазами. Ей становилось все хуже. Хорошо бы пойти домой и лечь в постель. Но ведь Трэвис вернется и ожидает найти ее на работе. К его возвращению она была на работе, но не успела закончить проект, который был ему нужен. Его рот сжался.