— Я сожалею, — устало сказала Билли. — У меня был напряженный уикэнд, и я думаю, что еще не отдохнула. Я не спала полночи…

— Могу себе представить, — выразительно прервал он. — Но не забывайте, что вы работаете на меня, я плачу вам, и в будущем, Билли, — холодно предупредил он, — работу вы должны ставить впереди вашей любовной жизни.

Иначе… Он, конечно, этого не сказал, и все же его слова прозвучали как угроза.

Когда Трэвис закрыл дверь, Билли позволила слезам свободно литься из глаз. Это почти роскошь — положить голову на руки и выплакать свое несчастье, получая хоть какое-то облегчение. Но вскоре в ней опять заговорила гордость. Проклятый Трэвис! Проклятые Гиддингсы! Она сделает эту работу, будь они прокляты!

Билли не заметила, сколько прошло времени, не слышала, как открылась дверь, а шаги приглушил толстый ворс ковра. Поэтому, услышав голос Трэвиса, она вздрогнула от неожиданности.

— Билли? Что вы делаете? Вы разве не знаете, что уже поздно? Вам давно следовало уйти домой.

— Я… не хотела давать вам повод для недовольства, — объяснила она. Но что-то в его тоне было такое, отчего слезы подступили ей к глазам. Она не смогла сдержать их, шлюзы открылись.

Трэвис кинулся к ней и заключил ее в свои объятия. Он шептал ей какие-то ласковые, успокаивающие слова, а Билли рыдала на его плече. Она почувствовала знакомый, волнующий запах его тела — и желание мгновенно охватило ее всю, как пламя.

Сквозь стальную оболочку мускулистого тела Трэвиса пробилась человеческая сторона его натуры. Он нежно утешал Билли, осушая поцелуями ее слезы. Каждое прикосновение вызывало в ее теле ответную реакцию, а его хриплое дыхание давало представление о силе бушующей в нем страсти и порождало слабую надежду…

Потекли пронзительные, мучительно сладкие мгновения. Трэвис иногда отрывался от ее губ и смотрел ей прямо в глаза. Послание любви передавалось, принималось, информация подтверждалась, возвращалась. Когда он прижимал ее к себе, она отчетливо чувствовала его желание, разжигавшее в ней ответный огонь.

Билли мысленно улыбалась. На этот раз она была уверена, что он хочет ее каждой клеточкой своего тела, это уже не просто любовная игра. Эта уверенность даже отодвинула головную боль. Трэвис хочет ее, нуждается в ней, любит ее. Это доказывали его руки, которые нежно гладили ее тело, округлости ее напрягшихся грудей. Она была на седьмом небе от счастья.

Он впился ей в глаза горящим взглядом и вдруг мягко улыбнулся полными губами. Сердце Билли екнуло.

— Пойдемте, — приглушенным голосом сказал он, затем вынул из кармана хрустящий носовой платок и вытер им следы слез на ее щеках. — Я отвезу вас домой. Вы не в состоянии вести машину. А в следующий раз, Билли, — торжественно заявил он, беря в руки ее лицо и заглядывая в глаза, — в следующий раз не позволяйте мне запугивать вас. Укусите в ответ. Вы ведь более чем в состоянии поставить меня на место. Не так ли, моя любовь?

Моя любовь! Он назвал ее своей любовью! Но Билли тут же остудила себя: он просто добр. Хотя она была так близка к тому, чтобы уступить, как и там, во Флите. Уступить порывам своего сердца, томлению тела. И когда-нибудь это произойдет, вопрос лишь времени, ясно сознавала она. Она хочет Трэвиса, а Трэвис хочет ее. Первобытная потребность. Да и так ли уж плохо поддаться искушению? Однако у него есть Клео. А значит, она живет мечтой.

— Я знаю вас, — раздалось змеиное шипение в телефонной трубке, которое повергло Билли в шок. Сегодня она работала одна в офисе Трэвиса и автоматически подняла трубку аппарата его личной линии, забыв про оплошность, которую она допустила в прошлый раз. — Я знаю вас, — продолжал ядовитый голос. — Вы сорванец. Та деревенская девчонка с кошками.

Билли поняла: непонятно почему, но Клео ревнует Трэвиса, ревнует к ней и косвенно предупреждает, чтобы она держалась подальше от него. Билли едва не засмеялась.

Не удовлетворившись звонком, Клео сама приехала в офис. И хотя Трэвиса не было, это не имело для нее значения. Она чувствовала себя здесь как дома — заказала кофе, выпила его, развалясь в кресле, затем ушла, предварительно напомнив, что она любит Трэвиса и он принадлежит ей.

Кошмар продолжался: кошмар работать с Трэвисом, находиться рядом с ним, хотеть его.

— Ты выглядишь ужасно, — откровенно сказала ей Хэзер, когда Билли зашла к ней с проектами. С момента показа последней коллекции прошло уже несколько недель, и все это время Билли в течение многих часов набрасывала эскиз за эскизом изысканных платьев. Ей требовалось чем-то заполнить время, так как мысли о Трэвисе не давали ей покоя, доводя ее до состояния истощения. — Но это, надеюсь, не связано с Тони? — осторожно спросила подруга. — Я знаю, что он устроился на работу в Шотландии, Билли, я думала, вы расстанетесь друзьями.

— Да. Так и есть, Хэзер, — заверила Билли. — Дело не в Тони.

— Вы были так близки, и Тони надеялся…

— Что мы поженимся, — продолжила Билли. — Этого бы не случилось. Мы были друзьями и никогда не стали бы любовниками. Тони понял.

— Хм. — Хэзер выглядела озадаченной. — Хорошо, но что тебя гложет? Гиддингсы? — спросила она прямо. — Всемогущий мистер Кент? — Она начала листать блокнот с эскизами Билли. Серые глаза ее сузились. — Знаешь, дорогая, это превосходно! Ты просто хоронишь себя у Гиддингсов. Я, конечно, не могу платить тебе столько же, сколько платят они, но, если ты собираешься уходить от них, почему бы тебе не поработать у меня?

Билли вздрогнула. Уйти от Гиддингсов? От Трэвиса? А почему бы и нет? Она никогда не сможет все забыть, но хотя бы избавится от ежедневной пытки видеть Трэвиса, жить и дышать им, любить его без надежды на взаимность. Она глубоко вздохнула.

— Если серьезно, Хэзер, то ты права. Мне надо уходить.


— Вы что? — Казалось, Трэвис не понимает, что за бумагу она перед ним положила.

Билли знала, что это будет нелегко, но потрясенное выражение его лица убавило ей решительности.

— Я увольняюсь. — Она облизала непослушным языком пересохшие губы. — Очень жаль, Трэвис, но я больше не могу работать на Гиддингсов.

— Но почему? — Вскочив, он забегал вокруг стола, а затем навис над ней всем своим почти двухметровым телом.

Билли отклонилась назад, так как мощная фигура Трэвиса всегда приводила ее в замешательство. Ее взгляд растерянно блуждал по комнате, останавливаясь на чем угодно, только не на лице Трэвиса, — на геометрическом рисунке ковра, на мебели из стекла и стали, на ногах Трэвиса в исключительно дорогих туфлях. Как объяснить? Как объяснить, не сказав при этом правды?

— Может, дело в деньгах? Я плачу вам недостаточно? — допрашивал он, пробегая пальцами по своим волосам — жест, который в первый раз тронул сердце Билли. — Какого черта, Билли, это не проблема. У вас нет необходимости уходить. Мы договоримся. Вы решите, сколько вы стоите.

— Дело не в деньгах. — Она внутренне содрогнулась. Он думает, что она корыстна! Это ранило ее еще сильнее.

— Тогда что? Гиддингсы? Я? Вы ведь не можете винить меня за то, что случилось много лет назад, да? — недоверчиво выспрашивал он.

— Да! Нет! Вы не поняли! — выкрикнула она и сцепила руки, стараясь удержать над собой контроль.

— Вы нашли другую работу, в этом дело? — требовал он ответа. — Но что бы вам ни предложили, Гиддингсы могут потягаться с этим. Вы не можете уйти. Вы нужны мне здесь.

Подбирая слова, Трэвис балансировал на острие ножа, стараясь не обидеть девушку. Но Билли являла собой спокойствие, ледяное спокойствие.

— Нет, Трэвис, вы не нуждаетесь во мне и никогда не нуждались.

— Ошибаетесь, Билли. Вы один из лучших…

— И вы не можете позволить себе, чтобы ваш лучший дизайнер ушел в другую компанию, — со всей иронией, на какую была способна, сказала она. — Все правильно, Трэвис. Мне не удастся устроиться на приличное место в Фелбрафе. И, как вы уже не раз предупреждали, уйди я от Гиддингсов, и со мной все будет кончено, никто не возьмет меня на работу по специальности.

— Но… это же не имеет никакого смысла. У вас есть все, чтобы жить. Вы не можете довольствоваться одним свежим воздухом, если я не… — Он запнулся, черные глаза сузились в догадке. — Ах да! Я понимаю! — вдруг воскликнул он. — Наконец принято предложение сурового викинга?

— Тони? — засмеялась Билли. — Ох, Трэвис, как вы далеки от истины. Тони последний мужчина, за которого я хотела бы выйти замуж.

Выразительные брови Трэвиса поднялись. Удивление, облегчение, радость сменялись на его лице. Ну и что из этого? — подумала Билли. Единственное, чего она страстно хотела, — знать, что она дорога Трэвису как женщина, а не как специалист-дизайнер. Но это, видимо, нереально.

Он подошел и резко схватил ее за плечи, так что Билли едва удержалась на ногах. Он по-прежнему вызывал у нее сильнейшую реакцию. Потоки жара начали расходиться кругами в глубине ее живота.

— Тогда в чем же дело? — упорно выяснял он. — Как вы собираетесь жить? Вы же не дура. Если это не Тони, у вас должна быть какая-то другая защита на крайний случай. — Он грубо тряхнул ее. — Посмотрите на меня, черт вас возьми, и скажите мне, что вы не нашли другую работу.

Билли проглотила ком в горле и заскользила рассеянным затуманенным взглядом по высокой мускулистой фигуре Трэвиса — по его мощным формам, по дорогому итальянскому костюму, белой шелковой рубашке с небрежно завязанным галстуком. На мгновение ее взгляд задержался на крепкой челюсти, а потом поднялся выше и встретился с его взглядом. Она вздрогнула. Догадка, промелькнувшая на напряженном лице Трэвиса, сразила ее.

— Итак… — Удивительно вялым движением он снял свои руки с ее плеч. — Думаю, я прав в главном. Вы уходите не из-за работы, которую любите, не из-за Гиддингсов… Вы уходите из-за меня. Не так ли, Билли? Вы обвиняете меня в том, что я не в состоянии изменить.

— Нет! Вы ошибаетесь! — Она рванулась вперед, страстно желая, чтобы он понял правду, которую она никогда не сможет выразить словами. Будь она проклята, если скажет правду и если ее не скажет. Дело в том, что она отчетливо поняла: раз он не может любить ее, то она не нуждается и в его жалости. — Трэвис, — вполголоса взмолилась Билли, — я не могу объяснить. Но если это поможет… это не имеет никакого отношения к тому, что вы из семьи Гиддингсов. — Ей так хотелось, чтобы, взглянув на нее, он все понял и позволил ей уйти.

От его ледяного взгляда кровь застыла у нее в жилах.

— Вы лжете, — спокойно сказал Трэвис. — Вы лжете мне и себе.

Билли пожала плечами. Если это то, чему он предпочел поверить… Лучше уж это, чем правда, молча признала она.


Прошло еще несколько напряженных дней. Задумчивый взгляд Трэвиса часто приводил Билли в замешательство. Глаза его молча укоряли. Но у нее имелась возможность избежать подобных моментов. Будучи очень занятой, она подолгу находилась в своем кабинете, внося последние штрихи в очень нетривиальный проект, разрабатываемый по самому большому контракту Гиддингсов за все последнее время.

Три часа. До конца рабочего дня было еще далеко, но она уже сделала так много, что могла показать проект Трэвису. Готовя себя к предстоящему получасовому испытанию, Билли взяла альбом и направилась к его кабинету. Подойдя к двери, она услышала его голос, поэтому остановилась и тихо постучала, прежде чем войти.

Он разговаривал по телефону, стоя к ней спиной, но, услышав, как она вошла, развернулся и поманил ее пальцем. Беседа сразу закончилась, и он положил трубку. В глазах его плескалась ничем не сдерживаемая ярость.

— В чем дело? — спросила Билли, настораживаясь.

— Мы потеряли контракт с Хейджами. Бог знает почему. — Он скомкал листок с факсом и небрежно бросил его на стол. — Кто-то подставил нас — просто украл наши идеи и подставил нас.

— Но как? — Билли автоматически опустилась на стул. — Мы хранили его в папке, не выносили в рабочую комнату, и вы еще не вводили ничего в компьютер. Это трудно понять.

— То же самое говорю себе и я. — Трэвис задумался. Его длинные тонкие пальцы машинально обхватили стеклянное пресс-папье. Он подержал его на ладони, будто взвешивая проблему.

Билли едва осмеливалась дышать. Она полностью разделяла с Трэвисом разочарование. Эта неделя оказалась для него явно неудачной: сначала ее заявление об увольнении, а теперь вот это. Они работали над проектом вместе. Трэвис был уверен, что Гиддингсам удастся заполучить контракт на обновление всемирно известного ресторана, который мог вывести компанию на более высокий уровень. А теперь контракт оказался потерян. И невозможно было понять почему.

— Да, это невозможно понять, — снова заговорил Трэвис, как бы прочитав ее мысли. — Никто не знал подробностей, Билли, только вы… и я.