* * *


— Валентин!

Услышав приглушенный женский шепот, маркиз Деверилл оглянулся, оторвав взгляд от бального зала.

— Леди Фрэнк?

— Лорд Фрэнк плохо чувствует себя и намерен уехать рано, — сказала Лидия, причем, судя по ее тону, с большой надеждой.

— Подагра?

Она подошла ближе.

— Понятия не имею. Наверное. Так что нам нужно поторопиться.

Платье цвета бургундского промелькнуло и снова исчезло в толпе танцующих.

— Поторопиться? — повторил он, переводя взгляд в сторону братьев Гриффин. Ни один из них не танцевал и ни один не смотрел на сестру. Элинор была права: случилось что-то очень важное, что-то, позволившее ей облачиться в один из прославленных шедевров мадам Констанцы. Если судить по результатам, он мог лишь поаплодировать переменам в семействе Гриффин.

Леди Фрэнк подошла еще ближе, так что он чувствовал ее теплое дыхание на своей щеке.

— Поскорее дай мне приласкать твоего красавца, — прошептала она.

— Извини, Лидия, но нынче вечером у меня для него другие планы.

Он почувствовал ее раздражение, когда она проследила за его взглядом.

— Леди Элинор? Из-за того лишь, что она надела это вызывающее платье? Раньше ты даже не смотрел на нее.

— Я никогда ее раньше не замечал, — рассеянно сказал он в ответ.

Все это было очень странно. Хотя он знал Элинор Гриффин в течение многих лет, они ограничивались при встречах добродушным подтруниванием или не вполне пристойным советом с его стороны, как не попасться в лапы таких мерзавцев, как он сам. У него не было ни сестер, ни братьев, и он не горел желанием заполучить нечто вроде приемной сестры. Родственники всегда казались ему лишней обузой. Однако с этого дня Элинор его неожиданно… заинтересовала.

— Думаю, что я ничем не смогу отвлечь тебя от этой маленькой выскочки, — с огорчением промолвила леди Фрэнк.

— Я не назвал бы сестру герцога Мельбурна выскочкой, но меня действительно заинтересовал ее необычный внешний вид, — сказал он. — Что заставило Мельбурна привезти ее сюда, а потом не обращать внимания на то, что она делает?

Правда, братья, по крайней мере, старший, обращали на это внимание. Он был готов поклясться чем угодно, что это так. Они просто не предпринимали никаких действий. И это его заинтриговало.

— Понятия не имею. Неужели тебе важнее разгадать эту загадку, чем заняться любовью со мной?

— Очевидно, важнее. А тебе все-таки о муже надо подумать. Всего тебе доброго, дорогая.

Как только Лидия Фрэнк отошла от него, он снова переключил внимание на Элинор. Вальс закончился, и группа окружавших ее молодых людей, которые претендовали на местечко в ее расписании танцев, состояла преимущественно из так называемых джентльменов, которым обычно ее братья не позволяли даже близко к ней подойти, — игроков, охотников за богатым приданым и вообще идиотов. Волки быстро чуют новую добычу — пусть даже эта добыча до вчерашнего дня находилась под защитой могущественного крупного льва и его двух братьев.

Сам он соблюдал дистанцию, но, очевидно, Элинор Гриффин и на него тоже действовала возбуждающе. Ведь он предпочел стоять здесь и глазеть на нее с другого конца комнаты, вместо того чтобы заняться любовью с Лидией Фрэнк.

Что-то переменилось, и было весьма интересно посмотреть, каковы будут последствия. Он снова взглянул на Элинор Гриффин. Весьма интересно!


* * *


Одним из последствий относительно рано закончившегося вечера было то, что Валентин уже сидел за завтраком, когда постучали во входную дверь. Если бы он знал, что произойдет дальше, то остался бы в постели.

Что-либо менять было поздно, и он продолжал жевать кусок ветчины. Он ежедневно давал указания своему дворецкому относительно того, для каких визитеров он дома, а для каких его нет. Хоббс должен был позаботиться о том, чтобы не получившие разрешения лица, особенно женского пола, не беспокоили его. В то утро в список нежелательных визитеров попала также Лидия, которая, не совершив никакого проступка, перешла из категории лиц, сулящих приятное развлечение, в категорию тех, кто вызывает раздражение. Причем ей было известно, кто именно тому виной, и это обстоятельство ему очень не нравилось.

В дверях утренней столовой появился Хоббс.

— Милорд, его светлость герцог Мель…

— Валентин! — прервал его герцог Мельбурн, проходя мимо дворецкого. — Мне необходимо поговорить с тобой.

— Я так и понял, — сухо ответил маркиз. — Речь, наверное, пойдет об одной особе женского пола в платье цвета бургундского, не так ли?

— Разговор конфиденциальный, — сказал герцог, принимаясь ходить по комнате, и сердито поглядывая на слуг.

Прожевав ветчину, Валентин окинул взглядом незваного гостя. Он очень давно знал Себастьяна, но, кажется, никогда еще не видел его таким взволнованным. Валентин подал знак Хоббсу, и дворецкий, а с ним и двое лакеев молниеносно исчезли, закрыв за собою дверь.

— Хочешь позавтракать? — предложил он, указывая на сервированный стол.

— Я сыт.

— Тогда, ради Бога, переставь ходить из угла в угол и дай мне поесть, С утра у меня болит голова, а от твоего мелькания она разболится еще сильнее.

Герцог, нахмурив лоб, уселся рядом с Валентином.

— Ты видел вчера вечером Элинор?

— Как можно было ее не заметить? Но почему ты спрашиваешь? Или ты вызываешь на дуэль каждого джентльмена, который пялился на нее? — насмешливо фыркнул он. — Учти, их слишком много.

— Заткнись. Надеюсь, это останется между нами, Валентин.

— Я не сплетник, Себ. И ты это знаешь.

— Знаю. И это отчасти объясняет мое появление здесь. Позавчера вечером, — продолжал он, вытаскивая сложенный лист бумаги из бокового кармана, — Элинор дала мне вот это.

Вытерев испачканные джемом пальцы, маркиз взял бумагу. Прочитав написанное, он вновь возблагодарил судьбу за то, что у него нет братьев и сестер.

— А при чем тут я? — спросил он, возвращая бумагу. — Или ты хочешь, чтобы я восхитился великолепным стилем изложения?

— Вчера вечером она впервые начала играть в эту… игру, — пробормотал Мельбурн, снова засовывая бумагу в карман. — А сегодня утром она уехала с этим мерзким Кобб-Хардингом прогуляться в Гайд-парк.

Валентин некоторое время пристально глядел на своего друга. Если точнее сказать, на одного из своих немногих друзей, потому что в их выборе был очень привередлив. От отца он узнал одно правило: можешь спать с любой женщиной, но друзей выбирай весьма тщательно.

— Ее поведение, видимо, раздражает тебя, Мельбурн; так положи этому конец. Ты контролируешь ее финансы, не так ли? Не мне тебя учить.

— Все не так просто. Я… согласился на ее условия и буду их выполнять, пока она не впутается в какой-нибудь скандал.

— Ты согласился? — повторил Валентин, удивленно приподняв бровь. — Ты?

— Пришлось, пропади все пропадом. Она меня разозлила.

— В таком случае тебе придется оставить ее в покое, не так ли? Я уверен, что мадам Констанца будет в восторге от такого поворота событий.

— Значит, вот где она взяла это проклятое платье… — Серые глаза сурово взглянули на маркиза и скользнули в сторону. — Все гораздо сложнее, Валентин. Что бы она ни затеяла, она все еще носит фамилию Гриффин. И влияет на репутацию нашей семьи. Сегодня утром я пытался снова предупредить ее, что если она хочет выйти замуж, то ей нужно избегать всяких неприятностей и не тратить зря время на дураков, охотящихся за приданым, вроде Кобб-Хардинга. Однако, как видно, именно неприятности и дураки являются ее целью. Причем чем больше это раздражает меня, тем охотнее она продвигается в этом направлении.

Усмехнувшись, Валентин допил свой чай.

— В таком случае пусть делает что хочет. Она никогда не выйдет замуж за Кобб-Хардинга. Похоже, что Нелл желает немного поразвлечься и осмотреть весь табун, прежде чем выбрать своего жеребца.

— Я не могу позволить ей делать то, что вздумается. И, пожалуйста, воздержись от иносказаний. Она не ты, Валентин. Скандал больно ударит по ней. Он может погубить ее.

— И репутацию Гриффинов.

— Именно так. Какой бы храброй она ни была, ей никогда еще не приходилось выходить за пределы нашего круга. Она хочет позабавиться без скандала, но не имеет понятия, как это осуществить и чем это может обернуться.

— Я по-прежнему не понимаю, как ты сможешь разубедить ее, если сам согласился на ее условия, — продолжал Валентин. — Ведь ты человек слова и все такое прочее.

Герцог ударил кулаком по столу.

— И в этом ты прав. Именно поэтому я здесь. Валентин испытал тошнотворное чувство, будто он попал в какую-то ловушку. Только этого не хватало!

— Не будешь ли ты любезен, объяснить мне подробнее?

— Ты типичный гедонист, самый большой любитель наслаждений из всех, кого я знаю.

— Благодарю.

Мельбурн насмешливо фыркнул.

— Я говорю это не в порядке комплимента.

— Понятно. Я так и думал. А в чем же дело?

— Дело в том, что мой взгляд на принятые в обществе правила приличия диаметрально противоположен твоему. И Элинор это знает. Поэтому она не примет ни совета, ни наставлений от меня, но с готовностью прислушается к твоим.

Валентин вскочил на ноги.

— Что-о? Ты хочешь, чтобы я стал наставником Элинор? И научил ее грешить?

— Нет, конечно. Но, как ты изволил проницательно заметить, от моего вмешательства она будет все глубже погружаться в это безумие. А тебя она послушается. Мне кажется, она даже уважает тебя. Поэтому ты, Валентин, можешь удержать ее от серьезных неприятностей.

— Мне надо выпить, — сказал Валентин, переходя из столовой в библиотеку, где находился шкафчик с хорошим выбором спиртных напитков.

— Я много размышлял, — продолжал Мельбурн, следуя за ним по пятам. — Ты сможешь присматривать за ней, чтобы она не попала в беду, тогда как Шей, Закери или даже я, вмешавшись, лишь подтолкнули бы ее к чему-нибудь совсем скандальному.

Валентин налил себе виски.

— Скажи, в конце концов, что заставляет тебя считать, что я захочу участвовать во всем этом? — спросил он, подумав, что в последние сутки его мучили явно нечистые мысли об Элинор Гриффин. — Оставь меня в покое, Мельбурн.

Ему стало не по себе, когда герцог в ответ на это улыбнулся.

— Я так и думал, что ты не захочешь участвовать, а поэтому захватил с собой вот это. — Он извлек из другого кармана пожелтевший, сложенный несколько раз клочок бумаги.

Валентин уставился на бумагу, словно желая воспламенить ее одной лишь силой взгляда.

— Ты несправедлив, Мельбурн, — проворчал он, поняв, что бумага не загорится. — Я был пьян, когда написал это. — Выругавшись, он выпил залпом полстакана виски. — Проклятие!

— Я тоже был не вполне трезв, когда принимал эту расписку. Мы оба были в равной степени под парами, так что ты не можешь утверждать, что я воспользовался твоим состоянием в своих интересах.

— Тебе бы следовало стать стряпчим, Себастьян. Герцог снова улыбнулся.

— Оскорбляя меня, ты делу не поможешь. — Держа бумагу в руках, он опустился в кресло у камина. — Я мог бы прочитать текст тебе, хотя знаю его наизусть.

— Избавь меня от этого. Что за дурацкая манера напоминать человеку о его единственном моменте слабости.

— Единственном? Гм… «В обмен на оказанную мне услугу по выдворению отсюда одной навязчивой особы женского пола, — читал герцог, — я должен оказать держателю этой расписки любую услугу по его усмотрению. Подпись: Валентин Юджин Корбетт, маркиз Деверилл».

Валентин шлепнулся в кресло, стоявшее напротив герцога.

— Ради Бога, хватит. Ты выиграл, сукин сын. Только никогда, никому, включая меня самого, не называй моего полного имени.

— Договорились. — Герцог Мельбурн снова встал и убрал с глаз долой проклятый клочок бумаги. — Сейчас Элинор должна находиться где-нибудь в Гайд-парке. Советую тебе не задерживаться.

— Ты хочешь, чтобы я поехал прямо сейчас?

— Кобб-Хардинг заехал за, ней в фаэтоне с откидным верхом. Это несколько облегчит тебе поиск.

— Мельбурн…

У дверей герцог оглянулся.

— Убереги ее от неприятностей, Валентин. Это все, о чем я тебя прошу. Я тебе доверяю. Я отдаю в твои руки честь моей семьи.

Отсалютовав Себастьяну двумя пальцами, Валентин снова опустился в кресло и допил свое виски. Из-за этой проклятой расписки он все-таки оказался вовлеченным в семейный конфликт, чего ему удавалось избегать с восемнадцатилетнего возраста, когда умер его отец.

Себастьян, очевидно, находился в отчаянии, если пришел к нему. Но Валентин считал, что герцог принял не самое мудрое решение, избрав его в качестве наставника молодой девушки. Всего неделю назад такое поручение вызвало бы у него лишь смутное раздражение, но со вчерашнего дня оно обеспокоило его не на шутку.