— Ты себя недооцениваешь. Если бы ты не была женой Корнелиуса Ван Зейла, я уверен, мне не пришлось бы ждать приглашения все эти годы.

Его левая рука зашевелилась. Я совершенно ясно смогла видеть тупые прямоугольные ногти и твердые мышцы вокруг суставов, и, когда он положил эту руку на мою, я обнаружила, что пожатие этих толстых мощных пальцев действует успокаивающе. Затем я также отчетливо заметила, что темный материал его костюма туго натянулся на бедре, когда он наклонился ко мне, и я подумала о сильных твердых мышцах под костюмом.

Мне стало жарко, но причиной этого больше не было смятение. Я слышала свой тихий голос:

— Я знаю, ты никогда не стал бы обманывать Корнелиуса при обычных обстоятельствах. В конце концов Корнелиус разрешил мне иметь дело с любым мужчиной, которого я выберу.

— Алисия, — сказал Джейк, — разреши дать тебе совет. Нейл, возможно, искренне верит, что может принять твою неверность невозмутимо. Он, вероятно, честно и искренне верит в это. Но на самом деле мало найдется мужчин, которые могут спокойно терпеть неверность своих жен, и я сомневаюсь, сможет ли Нейл когда-нибудь занять место среди этих немногих избранных. Правда заключается в том, что нет цивилизованного способа обсуждения супружеской неверности. Это вечный вопрос, касающийся первобытных чувств, и даже люди, думающие, что они всегда действуют согласно так называемым цивилизованным принципам, попадают в ловушку. Никогда, никогда не говори ему, что ты была ему неверна, и постарайся, чтобы он никогда об этом не узнал.

Я похолодела.

— Ты думаешь, для тебя будет слишком опасно вступить со мной в такие отношения?

— Нет, я этого не говорил. — Удовлетворенный, что я приняла его предостережение серьезно, Джейк, казалось, успокоился. Свободной рукой он дотянулся до сигареты. — Я думаю, если мы будем осторожны, — сказал он, — на девяносто девять процентов о нас никто не узнает. Только в книгах супружеская неверность неизбежно ведет к гибельным последствиям. Однако всегда существует небольшой риск и, откровенно говоря, этот риск я не в состоянии принять. У меня много дел с Нейлом на Уолл-стрит, и его хорошее отношение очень важно для меня. И, кроме того… — Он замолчал.

— Кроме того, — произнесла я холодно, заканчивая за него последнюю фразу, — что бы ни говорили те, кто пытается разделить современные взгляды, мужчина не должен спать с женой своего лучшего друга.

— Абсурд, это случается сплошь и рядом! Во всяком случае, мужчины, подобные Нейлу и мне, не имеют друзей в общепринятом смысле этого слова, а только союзников, помощников и знакомых. Или, другими словами: те, с кем мы ведем товарообмен, те, кого мы покупаем, и те, которых мы признаем, поскольку они нам подходят.

Я, должно быть, выглядела настолько потрясенной таким цинизмом, что он быстро добавил:

— Однако я люблю Нейла и уважаю его, хотя это не имеет отношения к тому, что я намеревался сказать: меня беспокоит твоя вера в то, что я являюсь лучшим решением твоей проблемы. Может быть, следует подождать, пока Нейл не оправится от своего временного помешательства и не вернется к тебе? Что, черт возьми, он делает с другой женщиной? Ведь по тебе он сходит с ума! Ты не можешь себе представить, как ты удивила меня, сказав, что у него постоянная любовница.

— Это от него не зависит, это не его вина… — На горе я начала плакать.

Рука Джейка сжала мою.

— Можешь ты попытаться объяснить мне всю проблему?

— Нет, я не должна… несправедливо по отношению к Корнелиусу… никто не должен знать.

— Не уверена ли ты, что лучше рассказать об этом кому-нибудь? И не думаешь ли ты, что основная причина моего присутствия здесь заключается в том, что ты нуждаешься в ком-то, чтобы довериться?

— Возможно. — Я стала искать носовой платок.

Он потушил сигарету.

— Во всяком случае, не думаю, что тебе нужен любовник, — сказал он, дотягиваясь до виски. — Я думаю, тебе нужен кто-нибудь, чтобы поговорить.

Я быстро ответила:

— Это не так просто.

— Нет?

Я покачала головой и наблюдала, как виски сверкало коричнево-золотым цветом, когда бокал был поставлен на стол.

— Я должен уйти, пока не наделал глупостей, — сказал Джейк, резко вставая.

Я ничего не сказала.

Он не двигался. Прошло несколько секунд. Я не могла смотреть на него.

— Не думай, что я не хочу тебе помочь.

— Уходи, пожалуйста, Джейк.

— Но я хочу, чтобы ты знала…

— Хорошо. Я понимаю.

Опять наступило молчание, перед тем как он вежливо сказал:

— Разумеется, мы должны встретиться снова. Если ты не предпочтешь…

— Да. Я хочу, чтобы мы продолжали встречаться, как если бы этого свидания никогда не было.

— Как пожелаешь. — Он пошел к двери. — Прости меня, но это наверняка самый мудрый шаг для нас обоих.

Я кивнула, опустила голову на свои сложенные руки и стала ждать звука закрывающейся двери. Ожидание казалось бесконечным, но наконец я услышала мягкий щелчок замка и поняла, что осталась одна.

— О, Боже! — заплакала я громко в отчаянии, и слезы полились сквозь пальцы, а тело сотрясалось от рыданий.

Его рука коснулась моего плеча.

Я всплеснула руками. Потрясение было настолько сильным, что превратило этот жест в возбуждающий призыв.

— Я закрыл дверь, — сказал он, обнимая меня.

Глава четвертая

Разве я могла представить, насколько он отличается от Корнелиуса? Губы Корнелиуса оставались всегда твердыми, даже когда он целовал нежно, однако поцелуи Джейка были какие-то другие. Его губы были тонкими, нежно очерченными, язык твердым, но опытным в попытке проникнуть в мой рот. Я ощущала весь комплекс эмоций, скрывающихся под этой лощеной видимостью страсти, которая отличалась от прямолинейной манеры Корнелиуса выражать физическое желание, и хотя я пыталась раздвинуть губы, инстинкт самосохранения усиливал мою сдержанность, и я чувствовала, что меня пугает неизвестность.

Джейк остановился. Я почувствовала, что его руки на моей талии ослабли. Его пальцы не двигались, когда он меня обнимал, все же я остро ощущала эти сильные пальцы, давящие на мой позвоночник. Я чувствовала себя испуганной, потерянной, сбитой с толку.

Я видела, как он бросил поспешный взгляд на дверь, как бы желая, чтобы мы поднялись наверх, где была более интимная обстановка, но, разумеется, это было невозможно, поскольку наверняка кто-нибудь из слуг увидел бы нас. Наконец, пытаясь все же создать более уютную обстановку, он сказал тихим голосом:

— Можно задернуть шторы?

Я кивнула, и вскоре шторы скрыли мягкий свет уходящего дня, и хотя в комнате стало темнее, я все еще могла его ясно видеть. Когда он снял свой пиджак, я заметила, что, хотя он был намного крупнее Корнелиуса, он был далеко не так хорошо сложен. Я думала о совершенной линии шеи и плеч Корнелиуса и внезапно почувствовала страстную тоску по нему, не по его физическому присутствию, а по его непосредственному отношению к страсти, благодаря которому ему всегда удавалось пробить броню моей сдержанности.

Джейк снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки.

Когда он снова заключил меня в объятия, я почувствовала увеличивающуюся тяжесть его тела, и в панике осознала, что не смогу теперь высвободиться, не охладив его навсегда. Я сумела, наконец, раскрыть свои губы навстречу его поцелую. Его поведение сразу же изменилось. Неторопливая чувственная сдержанность, делавшая его поцелуи так странно мягкими и совершенно незнакомыми, перешла в более настойчивую страсть, так непохожую на его вежливую манеру поведения, к которой он прибегал в обществе; и когда я впервые увидела грубые яростные ожесточенные проявления его натуры, я с ужасом поняла, что чуть было не отдалась мужчине, которого совсем не знала.

Я не могла больше сознательно пытаться правильно реагировать на его действия. Когда его руки начали двигаться, и я почувствовала силу напряжения, накапливаемого в его теле, мои нервы не выдержали. Я напряглась всем телом и постаралась освободиться.

Он сразу отпустил меня и сделал шаг назад. Его глаза стали темно-фиолетовыми.

Я была напугана.

— Я сожалею… прости меня… я не понимаю… я очень сильно тебя хотела…

— Ты хотела его.

Я видела, как он поспешно попытался скрыть свое возбуждение. Он вытащил носовой платок, тщательно вытер пот со лба и быстро застегнул рубашку до шеи. Затем взял свой бокал виски, осушил его и достал сигарету из кармана сброшенного пиджака. Когда она зажглась, он один раз затянулся и положил ее в пепельницу на время, пока завязывал галстук.

— Джейк, мне трудно что-либо сказать, я чувствую себя так неловко и стыжусь…

— Не будь глупой. Если кто-то и должен чувствовать себя неловко и стыдиться, так это я. Я не могу понять, почему я был настолько наивен, чтобы не представлять себе, что такая сложная проблема не может быть решена так просто. Возьми сигарету. — И, надевая пиджак, он протянул мне свою сигарету.

Я поднесла ее к губам, но не смогла затянуться. Я снова чувствовала себя потерянной, я не знала, что делать, и тогда он взял на себя заботу о разрешении создавшейся ситуации, попросил меня сесть рядом с ним на кушетку, мы курили, и он обнял меня, когда я приблизилась к нему, ища утешения. Через минуту я набралась храбрости и сказала:

— Ты очень рассердился?

— Нет. Разочарован, да, я ведь только человек! Но я не сержусь. Как ты?

— Я так смущена. Можно ли чувствовать себя хорошо после того, что я натворила? По-моему, я просто распадаюсь на части.

Он засмеялся.

— Хорошо бы, я бы тогда с удовольствием собрал тебя заново! Теперь расскажи, отчего все это происходит. Не думаешь ли ты, что я заслужил право это знать?

Я рассказала ему все. Это заняло очень много времени. После этого Каррауэй принес нам сэндвичи и кофе; мне не хотелось есть, но Джейк заставил меня съесть сэндвич с цыпленком. Кофе был крепкий, и я, наконец, почувствовала себя лучше.

— Твоя мысль о том, — сказал Джейк, — что положение можно было исправить браком Вики с Себастьяном, интересна сама по себе, но я сомневаюсь, что ты права. Я думаю, Нейл нуждается в более сильной встряске, чтобы войти в колею.

— Что ты имеешь в виду?

— Видишь ли, он получал все сверх меры, так? Все его представления были искажены. Любой уравновешенный человек на его месте понял бы, что пока он был с тобой, не имело ни малейшего значения, бесплоден он или нет, черт возьми! Боже, если бы у меня была такая жена, как ты… Однако я не хочу отклоняться от темы. В чем Нейл нуждается, так это в хорошем совете, но я не знаю, как бы он смог его получить. Был он у психиатра?

— О, нет! — сказала я, потрясенная. — Он никогда не думал об этом! Я сама была у нескольких психиатров, но…

— Ты? Боже мой, уж если есть нормальные женщины, то ты в их числе! — Джейк поставил свою чашку с кофе, смахнул крошки с манжет и встал. — Я должен идти, иначе получу нагоняй от Эми, когда приду домой. Послушай, дорогая, мы должны встретиться снова. Обычно я работаю до шести тридцати или семи, но, по крайней мере, один раз в неделю я всегда ухожу из офиса в пять часов. Какой день на следующей неделе тебе подходит?

— Это трудно… Видишь ли, к тому времени Корнелиус вернется из Чикаго.

— О, я не собирался предлагать тебе встретиться здесь! У меня есть квартира в восточной части пятидесятых улиц. Почему бы нам не встретиться там через неделю?

— Ну, я… да, мне бы хотелось, но…

— Давай об этом поговорим. Это тебе необходимо.

— Но это не будет тебе неприятно?

— Не говори глупости. — Не ожидая ответа, он написал адрес своей квартиры и дал мне ключ. — В вестибюле есть швейцар, — сказал он, — но если он остановит тебя, скажи, что пришла к мистеру Страусу.

Я взяла ключ и завернула его тщательно в бумагу с написанным на ней адресом. Когда мы пошли к двери, я хотела сказать ему многое, но не могла подобрать слова. Мне даже трудно было произнести просто «благодарю» и «до свидания».

В холле швейцар открыл парадную дверь, мы с Джейком остановились, два актера, играющие вступительную сцену перед своими первыми зрителями.

— Спокойно ночи, Алисия. Благодарю за кофе и сэндвичи.

— Ты очень любезен, Джейк. Спокойной ночи, — сказала я вежливо и стояла, наблюдая, как его автомобиль скользнул в сумерки.

— Я пришла к мистеру Страусу, — сказала я через неделю швейцару в форменной одежде у двери современного дома на Ист-54-стрит. Очевидно, в ежедневной жизни швейцара это было обыкновенное событие. С улыбкой он жестом указал на лифт и сказал: — Квартира шесть, мадам.