Она замолчала. Затем она неловко засмеялась и сказала:

— Обычно я не делаю мужчинам таких предложений, поверь мне, но это единственное решение наших проблем, которое я могу придумать.

Я знал, что должен подобрать следующие слова с большой тщательностью.

— Это очень привлекательное решение, — сказал я тепло, целуя ее. — А в теории это очень хорошая идея.

— В теории? Не на практике? Ты думаешь, что она не сможет осуществиться?

— Нет, не сможет. Время для этого выбрано неудачно. — Я знал, что лучше всего попытаться поцеловать ее снова, но я взял ее руки в свои и сжал их крепко. — Слушай, Вики. Если я женюсь на тебе сейчас и не поеду в Лондон, Корнелиус будет очень расстроен. Он не поверит, что я женюсь на тебе из-за любви к тебе. Он сразу же убедит себя, что я женюсь на тебе только для того, чтобы обеспечить свое будущее, и кто будет упрекать его за то, что он пришел к такому выводу при таких обстоятельствах?

— Ох, противный папа! Я с ним все улажу!

— Я сомневаюсь в этом. У тебя, возможно, есть большое влияние на него, но не в сфере банковских дел.

— Понимаю. Итак, у тебя не хватает мужества жениться на мне, потому что ты боишься огорчить папу! — Она резко отдернула руку и встала.

— Это не так-то просто, как ты себе представляешь. Предположим, мы сейчас поженимся, но не сможем наладить нашу супружескую жизнь. Это возможно. Нас очень многое связывает, но супружеская жизнь часто не бывает устлана розами, и у нас могут быть размолвки. И тогда в каком положении я окажусь? Я согласен, что смогу сделать с Корнелиусом то, что хочу, если я буду его зятем, но в каком положении я окажусь, если стану его экс-зятем к тому времени, когда мы придем к заветной дате — первого января 1968 года? Меня используют и выбросят за дверь.

— Теперь я понимаю, что имел в виду Кевин, — сказала она. — Я начинаю думать, что в конечном итоге он был прав. Ты не можешь подобающим образом общаться с людьми. Ты можешь общаться только со своим честолюбием.

— Теперь постой — выслушай меня! Я не говорю, что мы не должны пожениться! Я очень сильно хочу, чтобы мы поженились. Я только сказал, что было бы ошибкой торопиться с женитьбой именно сейчас. Я думаю, мы должны подвергнуть наши отношения тщательной проверке в течение долгого периода времени, так чтобы мы смогли выдержать все трудности, которые, наверняка, неожиданно возникнут. Я думаю, мы должны пожениться, когда я вернусь в Нью-Йорк в 1968 году.

— Прекрасно, — сказала она. — Разумеется, это было бы идеальным моментом для закрепления твоего успеха в будущем раз и навсегда, при этом ты продолжал бы оставаться в хороших отношениях с папой. Он вряд ли сможет возражать против легализации любой любовной связи, которая будет продолжаться четыре года.

— Но, Вики, я чувствую искренне…

— Ты не чувствуешь ничего. Тебе все безразлично, кроме этого проклятого банка. Все, что здесь происходит, можно обобщить в четырех словах: ты меня не любишь.

— Но я на самом деле люблю тебя! — закричал я. — Я схожу с ума по тебе! Это ты меня не любишь — если бы ты меня любила, ты бы не отпустила меня в Лондон одного! Ты должна поехать со мной! Если женщина любит по-настоящему, самое главное для нее — быть со своим любимым! А что касается детей, вспомни, что случилось, когда Алисия встретила Корнелиуса!

— Не нужно даже вспоминать об этом, — сказала она. — Я жила с этим многие годы. Я была одной из жертв этого.

— Да, но…

— Хорошо, возможно, я не люблю тебя! Возможно, ты прав! Возможно, мне нравится способ, каким ты занимаешься любовью! Правда состоит в том, что я очень огорчена, смущена, испытываю боль и обиду, отвергнута и просто, черт возьми, несчастна настолько, что не знаю, что еще сказать. Пожалуйста, не можешь ли ты сейчас уйти? Я не хочу больше заниматься с тобой любовью. Я не могу вынести это.

— Вики… — Я был в отчаянии. — Послушай, мы что-нибудь придумаем…

— Ох, ради Бога, Скотт, смотри в лицо действительности! Это не волшебная сказка! Это была прекрасная любовная история, но сейчас она кончилась. Она должна была кончиться! Ей больше некуда продолжаться.

— Но, дорогая, любимая…

Она смотрела на меня злыми серыми глазами. Слезы текли по ее лицу, но она и не подозревала о них.

— Как бы мне хотелось остаться с Себастьяном, — сказала она грубо. — Он действительно любит меня! И он никогда не называл меня ни одним из этих глупых, не имеющих смысла, пустых слов!

Ревность охватила меня с такой силой, что я почувствовал себя обезумевшим. Спотыкаясь, я шагнул назад, так что задрожал кофейный столик; хинная вода бурно плескалась в стакане.

— Ладно, иди, возвращайся к нему, — сказал я. — Почему же ты не идешь?

Я пошел в спальню и Оделся.

— Если он решает все твои проблемы, — закричал я, — иди к нему. Прекрасно. Великолепно. Желаю тебе счастья.

Я слышал приглушенные рыдания. Я завязал галстук, трясущейся рукой отбросил назад волосы и снова оказался в гостиной. Она упала на кушетку, ее лицо было закрыто руками.

— Итак, в чем состоит твоя проблема? — спросил я. — Может быть, Себастьян не так искусен в постели, но почему же это должно волновать тебя сейчас? Если ты захочешь, чтобы тебя как следует трахнули, садись в самолет и лети в Лондон, и, если я не буду слишком занят, я уделю тебе пару часов. Во всяком случае, это все, что ты от меня хочешь, да? Ты просто использовала меня, чтобы доказать себе что-то, и теперь, когда ты получила нужное тебе доказательство, ты больше меня не хочешь!

Она подняла покрытое пятнами, заплаканное, опухшее от слез лицо. У меня возникло отвратительное воспоминание об Эмили, горюющей о моем отце.

— Вики, я сожалею, прости меня, я не знаю, что говорю…

— Заткнись! — закричала она. — Уходи! Ты уже достаточно испортил мою жизнь — оставь меня одну. Боже, и у тебя хватило наглости обвинить меня в том, что я использовала тебя! Ты использовал меня во всех отношениях! Ты не можешь обращаться с женщинами иначе! Ты ненормальный! Как бы ты ни был хорош в постели, ты всегда будешь терпеть неудачу с женщинами, потому что всегда будешь нравственным уродом!

Я схватил стакан с хинной водой и с силой швырнул его о стену, Вики закричала. Осколки стакана разлетелись по ковру. Я повернулся. Подошел к застекленному шкафчику для напитков. Схватил бутылку джина и бросил ее также вслед за стаканом. Раздался еще один звон, резкий звук, затем противный запах алкоголя.

— Нет! — закричала Вики. — Нет! Я вызову полицию! Нет!..

Я смотрел вниз. У меня в руке была бутылка виски. Я поставил ее медленно в шкафчик и потер глаза тыльной стороной руки.

— Я сожалею, — сказал я ошеломленный. — Я не знаю, что случилось со мной. Я никогда не делал такого прежде в трезвом состоянии.

Она попятилась от меня. Мне показалось, что она меня испугалась.

— Пожалуйста, теперь уходи, — сказала она высоким голосом.

— Мне очень жаль. Прости меня…

— Сейчас же уходи.

— …я позвоню тебе.

Она не ответила и не оглянулась. Ощупью я добрался до входной двери, вышел из квартиры и как-то нашел дорогу из освещенных коридоров в темноту, которая ожидала меня снаружи.

Глава седьмая

— У тебя все в порядке? — спросил Корнелиус.

— Просто прекрасно.

— Все еще думаешь, что будешь готов уехать во вторник?

— Моя секретарша заказала билет.

— Хорошо… Никаких проблем?

— Никаких.

Я позвонил ей, как только вернулся в свой кабинет. Я намеревался подождать до вечера, но теперь понял, что ждать было невозможно. Я должен был поговорить с ней немедленно.

Из квартиры ответа не было, тогда я позвонил в ту квартиру, где она жила с детьми, и поговорил с домоправительницей.

— Мисс Фоксуорс уехала на несколько дней, сэр. Она покинула дом час тому назад.

— Куда она уехала?

— Я не знаю, но она оставила адрес своему отцу на случай крайней необходимости. Я уверена, если вы попросите мистера Ван Зейла…

Я повесил трубку. И не удивительно, что Корнелиус так осторожно спрашивал меня о моем здоровье. Я позвонил ему домой в Аризону и Бар-Харбор, но никто там не ожидал ее прибытия. Позже в течение дня я звонил туда еще раз, но ее там не было.

Я как-то выдержал остаток дня и, когда приехал домой поздно вечером, нашел письмо, которое прибыло для меня с нарочным. Она писала:

«Я не хочу видеть тебя до твоего отъезда и не хочу, чтобы ты звонил мне из Лондона. Без сомнения, мы, в конце концов, встретимся опять, но к тому времени я смогу пережить все это. Я искренне надеюсь, что ты будешь счастлив в Лондоне и получишь от жизни все, что бы ни захотел».

Я включил телевизор, чтобы отвлечься, но это было невозможно. Я выключил его и прочитал письмо еще раз. Я не решился позвонить в винный магазин и сделать заказ, поэтому сразу же приготовил себе большую порцию кока-колы, сильно смешав ее с лимоном, но выпил это за несколько секунд, что меня обеспокоило. Это плохо. Я всегда пытался пить медленно. Я решил, что должен достать хинной воды. Я не хотел пить ее быстро. Доставляет ли супермаркет хинную воду? Я не мог вспомнить. Я решил спросить об этом в ближайшем винном магазине.

Я направился в магазин, но по дороге мне пришло на ум, что было бы легче, — не быстрее, не благоразумнее, просто легче — если бы я зашел вместо этого прямо в супермаркет, поэтому я пошел туда и купил упаковку из шести «Севен-ап».

Вернувшись домой, я приготовил себе порцию фальшивого «Тома Коллинза» и выпил его очень медленно, пока не нашел лист бумаги и не сел за кухонный стол.

Я написал: «Дорогая Вики», однако эти слова показались такими холодными, что я разорвал листок и попытался начать сначала. Слова не приходили на ум. Я вспомнил, как Вики сказала: «Выйди из этого заколдованного круга!» и внезапно подумал, как прекрасно быть свободным. Что мне хотелось сделать? Я подумал, что мне хотелось бы жить с Вики на пароходе где-нибудь далеко отсюда. Я любил море и был хорошим матросом. У моего отца была яхта, и каждый уик-энд летом он брал меня с собой в пролив Лонг-Айленд.

Я резко встал. Мой стакан был пуст. Приготовив себе еще одну порцию фальшивого «Тома Коллинза», я взял блокнот, на котором записал список важных дел, которые еще следовало урегулировать перед отъездом в Лондон. Затем я позвонил управляющему дома, чтобы договориться о передаче моей квартиры в субаренду; я пролистал «желтые страницы» и нашел фирму, которая увезет и сохранит мое скудное имущество; я сделал список книг и записей, которые хотел упаковать и послать посылкой в Лондон. Это заняло некоторое время. Я приготовил себе гамбургер, но есть его не мог. Это заняло еще четверть часа, однако ночь все еще бесконечно продолжалась. Отодвинув в сторону стакан, я попытался написать Вики еще раз.

На этот раз моя попытка была более успешна. Я написал: «Вики, я очень сильно тебя люблю. Я думаю, ты слишком поспешила, когда настояла, чтобы мы разошлись, и я знаю, я был неправ, что не сделал попытки найти компромисс. Не пожелаешь ли ты, по крайней мере еще раз, встретиться со мной до моего отъезда, чтобы понять, не сможем ли мы найти выход из положения? Я уверен, ты была права при обсуждении вопроса о нашем браке, и мне жаль, что я так неправильно повел себя. Пожалуйста, дай мне еще один шанс направить этот вопрос в правильное русло. Мне так одиноко без тебя. С любовью, Скотт».

Я почувствовал себя гораздо более оптимистичным относительно моего будущего, как только написал это письмо. Я подумал, что, если смогу уладить наши отношения, она согласится провести каникулы в Лондоне в следующем году, а раз мы проведем вместе некоторый короткий период времени, то заложим основу для будущих визитов. Разумеется, я мог бы подарить ей обручальное кольцо, чтобы заверить ее, что твердо стою на идее женитьбы, а раз уж она знает, что я связан обязательством, я думаю, ей будет легче признать идею длительной помолвки. Я допускаю, что длительная помолвка — не идеальная ситуация, но, с другой стороны, это не является ни неизведанным, ни трудным. Во флоте я часто встречал мужчин, помолвленных в течение многих лет, которые лишь изредка видели своих невест, и никто не считает такую ситуацию ни в малейшей степени странной.

— Пожалуйста, не можешь ли ты отправить почтой это письмо Вики? — спросил я позже Корнелиуса. — Это очень важно, и я знаю, у тебя есть ее адрес.

Был День благодарения, и банк был официально закрыт, но я был вынужден идти пешком до центра, чтобы добраться на работу. Я уже отказался от присутствия на семейном обеде в День благодарения. Когда я позвонил в дверь квартиры Ван Зейлов, я обнаружил, что Корнелиус закончил свой завтрак, но продолжал оставаться в столовой за последней чашкой кофе.