Я решила для себя, что не проведу с ним эту ночь. Он должен понять, что не так-то просто вновь войти в мою жизнь. Мы пообедаем, конечно, вместе, за одним столом. И он будет сидеть в нескольких дюймах от меня, и я забуду шесть мучительных месяцев ожидания. Я вспомнила, как тайком плакала в своей комнате, чего мне стоили нечеловеческие усилия, чтобы казаться веселой, общаясь с детьми, жалость кузин, обиду Алисии, моих дурацких друзей, которые звонили по пустякам, даже не подозревая, что мне приходилось выносить; но потом я отбросила эти мысли. Я увижу Скотта! И все будет по-другому.

Давно уже стало понятным, что я была слишком неприступна, и непреклонна, прервав все контакты с ним, когда он был в Европе. Было бы намного разумнее изредка напоминать ему о себе. Женщины никогда не бросали его, судя по тому, что я не могла забыть его, как ни пыталась. И если он однажды нашел женщину, которая полностью его устраивала, это не значило, что он не может с таким же успехом найти другую. Тем более, что Скотт был уверен, что я им не интересуюсь. Вдруг мне пришло в голову, что не нужно было так резко прерывать отношения, если я рассчитывала когда-нибудь выйти замуж за Скотта. Конечно же, я не собираюсь периодически наведываться в Лондон. Но могла бы поселиться в «Карлайле», чтобы видеть его, когда он приезжает в командировку в Нью-Йорк.

Я сидела возле телефона.

Казалось, дню не будет конца. Тогда мне пришло в голову, что у него слишком много дел в офисе и нет времени на личные звонки. И я решила, что он сможет позвонить только вечером.

Потом я поднялась наверх, чтобы посмотреть, как там дети, а потом мое дежурство около телефона возобновилось. Настало время обеда, но я не могла даже думать о еде. Мне не хотелось и мартини. Приходилось всем говорить, что у меня мигрень. Час за часом я ждала в своей квартире, бесконечная ночь перешла в такой же бесконечный день, а он все не звонил.

На следующее утро я позвонила сама в «Карлайл», но он уже уехал в офис.

— Хотите оставить сообщение? — спросил клерк.

— Нет. Спасибо.

Я позвонила в банк на углу Уиллоу-стрит и Уолл-стрит.

— Ван Зейл и компания, — отчеканила телефонистка. — Здравствуйте, могу чем-нибудь помочь?

После долгой паузы я выдавила из себя: «Простите, ошиблась номером», — и повесила трубку. Меня трясло как в лихорадке. Я ведь поклялась себе, что не стану сразу бросаться ему на шею, тогда он слишком быстро получит прощение, которое не заслужил. Я должна была показать себя достойной и сдержанной, а не безумной и взбалмошной, которую он, возможно, презирал.

Мое дежурство продолжалось. Может быть, он не звонил, потому что боялся быть отвергнутым? Но нет. Люди, подобные Скотту Салливену никогда этого не боялись, потому что женщины всегда готовы выполнить любые их желания. Я подумала о бедной Джуди, чье место я заняла, переспав со Скоттом во время круиза. Как гордо и достойно она выглядела, когда он изменил ей. И как ее, должно быть, огорчила его измена и вынужденное расставание. Я взглянула на свое отражение в зеркале. В конце концов: чем я лучше Джуди? Возможно, Скотту точно также нет дела до меня, как и до нее.

Через несколько часов эта мысль уже не давала мне покоя. Скотт уже не позвонит. Нужно посмотреть правде в глаза. Ничего не изменилось с прошлого ноября, когда мы расстались. Разве только он решил полностью исключить меня из своей жизни. Папа был прав, когда говорил, что я поставила на плохую лошадь на скачках. И теперь, когда прошли финиш лучшие лошади, я поняла свою ошибку.

Закрыв лицо руками, я с ужасом подумала, как мне удастся оправиться от моих потерь.

— Ну, как тебе нравится этот негодяй? — говорила я отцу, сидя за шахматами, первый раз за две недели. — Он так и не позвонил!

— Да, он дал понять, что между вами все кончено. Прости, но у меня как камень с души свалился.

— Какая же я была дурочка! Хорошо хоть я вовремя остановилась и не стала говорить с ним и просить о встрече. Правда? Ну расскажи, как прошла ваша встреча. Вы вновь лучшие друзья, все прощено и забыто?

— Так хотел все обыграть он. И я не стал разуверять его.

— Как отвратительно! Слава Богу, мы разошлись! А как он выглядит? Похоже, он превратился в прежнего Скотта, Скотта до того приступа отчаяния в прошлом ноябре.

Отец слабо улыбнулся.

— Возможно. Вот только одна беда — он стал пить.

— Пить? Я не могу в это поверить! Но с ним все в порядке? Он может себя контролировать?

— Наверное. Я никогда не видел, чтобы он выпивал больше двух скотчей за вечер, и конечно же никогда не видел его пьяным. Но в общем, я заметил, что алкоголь ему идет — он становится более спокойным и занимательным.

— Да-да. Видимо, он хорошо контролирует себя после своего временного помешательства. Как замечательно! Я завидую ему. Можно немного мартини?

— Вики, — сказал отец, — мне кажется, что настало время, когда пора прекратить пить мартини и играть в шахматы со мной. Почему бы тебе…

— Почему ты опять взялся за свое. Думаешь, я не смогу ответить?

— …займись хоть чем-нибудь, найди что-нибудь новое: новую работу, в конце концов трахнись с кем-нибудь!..

— Папа! — Я была поражена.

— Выберись из этого дерьма, ради Бога. Ты шесть месяцев жила в настоящем аду, не думай, что я так глуп, что не понимаю этого. Теперь тебе просто надо собраться с мыслями… нет, я не «взялся за свое»! И вовсе не хочу, чтобы ты связывалась с кем-нибудь. Я просто пытаюсь помочь тебе, чтобы ты была счастлива. Послушай, я навел справки, в «Новой школе» есть хорошие курсы экономики…

— Забудь об этом.

— Хорошо. А как насчет философии?

— Это же курс в летней школе. Наверное, я уже прошла этот материал.

— Ладно, тогда можно пройти полный курс в колледже.

— Папа, это твоя мечта. Ты даже не понимаешь, как это сложно… Я чувствую, что не смогу выдержать и летний курс. Даже двухдневный семинар. Я слишком стара, слишком разочарована. Это уже было. Я давно оставила мысль об академической карьере, зачем мучить себя и проходить курсы, которые будут больно напоминать мне о моей несостоявшейся карьере.

— Тебе не кажется, что ты наговариваешь на себя?

— Нет, я просто подхожу к этому реалистично. Было бы намного лучше, если бы я нашла работу по душе, чем занималась бы наукой. Но на какую работу я вправе рассчитывать? Я не пригодна к работе, и даже если бы могла работать, не пошевелила бы и пальцем. И понять меня может только мать пятерых детей…

— Но твои дети устроены! Тебе так повезло! Чтобы ты делала, если пришлось бы вкалывать целыми днями, как многим другим матерям, чтобы поддержать семью?

— Я бы не смогла так работать. Я часто думаю, как бы моя жизнь отличалась от теперешней, если бы я была бедной.

— Но как-нибудь тебе бы пришлось крутиться?

— Кто знает? Но я уверена, что не смогла бы, как Лори, заниматься с легкостью домом, мужем, детьми, еще Бог знаем чем. Любые попытки сделать из себя идеальную домашнюю хозяйку никогда ничем хорошим не кончались.

— Я постараюсь найти тебе работу в Фонде изящных искусств. Не обещаю что-нибудь очень интересное, просто это отвлечет тебя от неприятных мыслей и избавит от депрессии.

— Да, синекура лучше, чем ничего. Спасибо, папа, но не сейчас. Потом. Я не могу так сразу забыть Скотта и окунуться в новую жизнь. Мне нужно время, чтобы во всем разобраться. Дай мне время…

Пришло письмо от моего управляющего с информацией о том, что мой брокер купил еще одну акцию. Я выбросила письмо в мусорную корзину. Потом, не зная чем заняться, я вытащила письмо и стала читать его более внимательно. Мой управляющий знал меня еще девочкой, и тон его письма был явно покровительственным. Меня это раздражало. Я подумала: проклятые люди, крутятся со всех сторон, думают, что они боги, считают меня дурочкой… ну, я им еще покажу!

Я еще раз перечитала письмо. Затем я вышла на улицу, купила «Уолл-стрит джорнэл» и решила поступить на курсы по изучению рынка акций.

Настоящее и прошедшее,

Наверное, содержится в будущем,

А будущее заключалось в прошедшем.

Если время суще в себе,

Время нельзя искупить.[5]

Я сразу подумала о Скотте, поглощенном временем, разрушающем прошлое во имя будущего.

Зазвонил телефон.

— Здравствуй, золотко, тебе понравилось первое занятие на курсах? Что там было интересного? Много ли было людей?

— Я не могла пойти. Няня болеет, Нора настояла на выходном, а доктор сказал, что у Кристины ветрянка. Папа, я перезвоню тебе.

Несбывшееся — отвлеченность,

Его бытие — только

В области предположений.

Несбывшееся и сбывшееся

Приводят всегда к настоящему.

Дверь открылась:

— Мама, Саманта толкнула меня, и я думаю, что у меня сломана рука. Наверное, больше чем в трех местах. А еще у меня огромный синяк на ноге, и я ободрал коленку.

— Хм, сейчас.

— Ма-ма!

— Ну, тише, Бен! Ты говоришь об этой царапине, которую я с трудом вижу без очков? Беги и извинись перед Самантой. Наверное, ты сделал что-нибудь плохое, если она собиралась побить тебя.

— Подумаешь, я просто случайно сел на ее лучшую картинку с «Битлз»…

Эхом в памяти отдаются шаги

В тупике, куда мы не свернули

К двери в сад роз, которую

Не открывали…

Я остановилась, когда дошла до этой строфы. Прочла ее несколько раз. Я вспомнила годы своего обучения в колледже, когда я изучала философию. И внезапно я услышала шаги, раздающиеся в коридорах-тупиках моей собственной памяти. Я подумала, что так никогда и не дошла до конца одного из коридоров, никогда не открыла дверь в свой собственный сад роз.

Я продолжала читать. Простые слова, выражавшие сложные мысли, проникали в мой мозг и терзали его воспоминаниями и аналогиями. Тогда понимала, а сейчас не понимаю. Потом мне пришло в голову, что я вообще не в состоянии это понять. Или же я подсознательно чувствовала смысл этих стихов, но не могла объяснить его словами. В конце концов уже не важно, понимаю я смысл или нет. Я читала дальше, останавливаясь иногда и смакуя некоторые фразы:

…Взгляды скрестились, ибо на розы, казалось, глядели…

…Но лишь времени принадлежит миг в саду роз, связующий прошлое с будущим…

…Только время наследует время.

Я опять остановилась. Это был первый из «Четырех квартетов» Элиота. Теперь, отложив книгу в сторону, я уселась за стол и стала писать Себастьяну.

«Дорогая Вики,

Не переживай, что не смогла заняться этими курсами по изучению рынка акций. Наверное, они не сообщили бы тебе ничего нового. И мне понравилась твоя идея уволить своего финансового консультанта.

Ты спрашиваешь, каков смысл стихов Элиота, где он говорит о тупиках и саде роз? Говорит ли он, что никогда ничто не потеряно? Можно вернуться назад, чтобы пройти дорогой, которой никогда не ходили раньше, пройти через новый коридор своей души и войти или постучаться в дверь сада роз, где ты никогда не был? Возможно. В одном из комментариев к «Бёрнт Нортон» говорится, что Элиот имеет в виду, что в нашей жизни иногда наступают моменты, когда кажется, то, что случилось, должно было случиться. Подумай над этой мыслью в перерыве между мартини. Кстати, я посылаю тебе по почте книгу с пьесой Элиота «Воссоединение семьи», где опять упоминается розовый сад, возможность всегда открыть дверь и познать неизведанное и т. д. Я рад, что тебе понравился Элиот. Я считаю своим моральным долгом (ха-ха!) развить твой мозг выше интеллектуального уровня твоего отца (что нетрудно, так как уровень развития твоего отца застыл на месте!).

У меня все хорошо, спасибо за заботу. Я купил здесь дом, который лишь отдаленно напоминает один из флигелей дома твоего отца. Слуг я не держу, только экономку (старую каргу), которая приходит каждый день. Теперь я занимаюсь наукой: решил написать работу об инвестиционном банковском деле. Так что, жди в скором времени публикацию. Меня даже радует не сама работа над статьей, а то, что я нахожусь вдали от этого фальшивого нью-йоркского общества.

С. Фоксуорс, эсквайр.

P.S. Передай привет Постумусу и не позволяй ему вертеть тобой».

Что не случилось, так же реально, как то, что было на самом деле,

Поэтому, любимая, ты тоже вошла через ту маленькую калитку