— Женщина расставляет ноги, а мужчина проталкивает свою плоть внутрь ее, — сказала она, решив противопоставить свою прямоту его ничем не прикрытой грубости.

— Понятно. Значит, ты знаешь, что следует ожидать?

Его загадочная манера вести разговор была подозрительна. Почему он хочет казаться таким уверенным? Она знает, как совершается этот акт, не хуже его. Она уже много лет изображала его на своих миниатюрах.

— Конечно. Я же не дурочка.

Он погладил подбородок, будто размышляя о том, какой еще задать ей вопрос, а она поняла, что ее бесцеремонность лишь осложняет ситуацию. Чтобы взять ее под контроль, следует рассуждать более логично.

— Я поняла, что вы от меня ждете, милорд, — как можно спокойнее сказала Бренна.

Его глаза стали похожи на два тлеющих уголька из самых глубин ада.

— Нет, миледи. Мне кажется, вы меня совсем не понимаете. Мне нужна покорная жена, охотно выполняющая мои желания.

— Я не стану больше сопротивляться, если вы это имеете в виду. — Она подняла руку и потрясла цепью. — Я не могла бы этого сделать, как бы мне этого ни хотелось.

Если бы она знала, что это ей поможет, она стала бы колотить в дверь и звать на помощь. Но она понимала, что это бесполезно.

Не меняя своей позы, он улыбнулся. Это была зловещая улыбка.

Но идеальная.

Его зубы были большими и белыми… только два передних зуба немного заходили один на другой. Совсем немного, недостаточно, чтобы придать теплоты его внешности и сделать его более человечным, даже похожим на мальчишку, а не на холодного красавца.

Улыбка делала его человеком. Эти два зуба были первым недостатком, который она углядела в его безупречной внешности. Их нельзя было разгладить наподобие того, как слуги разглаживали его одежду. Если бы она увидела его улыбку в день свадьбы, она не смогла бы воспользоваться кинжалом. Его улыбка была обворожительна. Она обезоруживала и была почти приятной.

Бренна тряхнула головой, чтобы вернуться к прежней ситуации. Ничего в этом человеке не было приятным. Особенно если он собирается насиловать ее до тех пор, пока она не забеременеет его щенком. Надо срочно придумать план и повернуть все в свою пользу.

А он между тем продолжал:

— Миледи, я хочу гораздо большего, чем просто отсутствие необходимости заставлять вас. Мне нужна сделка.

— Сделка?

Это звучало ужасающе. Особенно если это касалось появления его наследников. Какую бы он ни навязал ей сделку, детей у нее не будет. Про себя она поклялась, что поговорит с Аделью и кем-нибудь из служанок о том, как предупредить беременность до тех пор, пока она сможет убежать.

— Я хочу иметь возможность свободно передвигаться, не опасаясь следующего нападения из-за угла. Я меняю жизнь вашего отца и ваших сестер на вашу клятву, что вы больше никогда не предпримете попыток убить меня. Мне нужна тихая, спокойная семейная жизнь, — он понизил голос, — а она связана со спальней.

— Я бы никогда не согласилась на спокойный брак. Мой язык часто меня подводит.

— В таком случае тебе придется научиться его сдерживать — ради своей семьи.

Еще одна угроза. Она стиснула зубы.

— Это сделка дьявола. Моя семья не заслуживает моей заботы о ней.

Он пожал плечами. И' даже этот жест казался точно рассчитанным. Одновременно пугающим и возбуждающим.

— Беспокойство за семью редко связано с тем, заслуживает она его или нет. Но именно это предложила ваша сестра взамен вашей жизни — полную покорность в моей постели.

В ее воображении вдруг вспыхнул ее собственный образ — какой она будет через двадцать лет. Она все еще будет в кандалах, но сгорбленной от того, что будет постоянно кланяться, потакая каждому его капризу. Ее пальцы огрубеют от ежедневной домашней работы — и все это ради того, чтобы спасти отца и сестер, которым не было до нее никакого дела. Они на целый год заперли ее в башне и втянули в глупый заговор против королевского Покорителя.

— Я… я не могу этого сделать, — запинаясь, сказала она. Он, видимо, уловил ее взгляд, и тон его немного смягчился.

— Вот что я тебе предлагаю, Бренна: мне нужна жена, а не кукла. Ты можешь говорить свободно, но ты должна уважать мои взгляды на политику и на то, как я буду управлять нашим поместьем.

— Чертовски великодушно, — пробормотала она саркастически. У нее были другие представления о свободе. Она хотела заниматься живописью и бороться так, как хотела. Зачем Господь проклял ее, создав женщиной?

— Но что касается наших интимных отношений, ты должна позволять мне изучать твое тело и безоговорочно мне отдаваться.

Она с трудом удержалась, чтобы не закричать, не обвинить Бога в несправедливости. Хорошо, что на этот раз Монтгомери не упомянул о детях, а то она наверняка сорвалась бы. Придется попить какие-нибудь травы, чтобы предотвратить беременность, но так, чтобы он об этом не узнал. Она никогда не родит ему наследника!

— И взамен всего этого вы снимете с меня эти проклятые кандалы?

— Нет.

Она посмотрела на него испытующим взглядом:

— Но вы освободите мою семью?

— Нет.

Она отошла к своему пустому столу, почувствовав непреодолимую потребность быть от мужа подальше и взять в руки кисть, чтобы создать видимость чего-то обычного, нормального. Но ее краски и кисти были заперты в сундуке, а на руках надеты кандалы.

Наступила тишина.

Отчаявшись, что он больше не продолжает разговор и не спешит открыть ей, в чем же состоит сделка, она выпалила:

— А что же я получу взамен моего согласия, сэр?

— Мое благорасположение. И не называй меня сэром.

— Ваше благорасположение? — Она погремела наручниками и выглянула в окно. Вдоль стен везде стояла охрана. Кроме того, повсюду были установлены мишени, чтобы его люди могли упражняться с арбалетами и стрелами. — Вы взяли в плен моего отца, навязали мне себя в качестве мужа, отняли у меня кисти и краски, избили меня кнутом и заковали в цепи. В чем же ваше благорасположение, позвольте спросить?

— Ваш отец не попал бы в плен и ваш замок не был бы захвачен, если бы вы выполняли приказы короля. Как я уже говорил, в моей власти не только согнать с земли всех ваших людей, но и бить их кнутом и заключить в тюрьму.

Да, король наградил Монтгомери огромными полномочиями. Теперь все они были в полной его власти. А ее положение сейчас было таким же опасным, как незаконная продажа ее эротических миниатюр.

Рискуют не только ее отец и Гвинет. Есть еще Адель и брат Гиффард. И все слуги замка. Такие как Дженнет и те две злыдни — Джейн и Исанна. И крестьяне в деревне.

— А если я буду охотно соглашаться со всем в вашей постели, вы не причините вреда моим людям?

— Если только они принесут мне клятву верности.

— А моя семья?

— То же самое.

— Вы собираетесь посадить их в тюрьму?

— Нет, я просто арестую их и буду содержать под стражей. Если только не последуют новые волнения.

— Арестуете?

— Темница лучше галер.

— А что будет с моими сестрами?

— Я выберу им мужей.

У Бренны сжалось сердце. Адель презирала саму мысль о замужестве, а Гвинет нужен муж, который бы меньше обращал внимания на ее красоту, а увидел бы, какая она на самом деле.

— А что будет с землей?

— Я заберу ее в качестве компенсации за причиненный мне вред. В качестве свадебного подарка король пожаловал мне порт Уиндроуз.

Ее отец никогда на это не согласится. У него повсюду были большие связи, и он люто ненавидел короля. Даже сидя в тюрьме, он соберет людей, и тогда все они погибнут.

— Но земля принадлежит по праву моему брату.

— В таком случае ему следовало бы лучше следить за тем, что на ней происходит.

— Но он… занят. — Она не могла рассказать ему о том, что Натан находится в полуизгнании в Италии. О его разногласиях с отцом и о том, как она возмущалась, что он может уехать, потому что был мужчиной, а ей пришлось остаться здесь, запертой в башне. Но она ни за что не выдаст брата. — А если бы он возместил ваши убытки? Он хороший человек и, без сомнения, поклянется в верности вам как господину.

Монтгомери подошел к ней и положил ей руку на плечо. Взгляд его голубых глаз был безжалостным.

— Я устал от твоих отговорок. Заключаем сделку или нет?

'—А если я скажу «нет»?

— Не скажешь.

Злость вспыхнула в ее душе.

— Но я могла бы.

Он усмехнулся:

— Тогда я позову священника и настою на том, что он подтвердит осуществление брачных отношений. Наш союз будет не таким приемлемым, как перемирие между нами, но он будет не менее действенным и полезным.

Негодяй. Он знал, что она не позволит, чтобы ее семья и люди, живущие в замке, расплачивались за ее глупое безрассудство.

— Вы говорили, что хотите заключить не такую сделку.

Он улыбнулся, но глаза оставались серьезными.

— Я могу и передумать. И не думаю, что тебе будет так противно от моих прикосновений, как ты притворяешься. Даже если мы не заключим сделку, касающуюся жизни твоих сестер. К тому же ты сама сказала, что, поскольку нас обвенчали по закону, это не будет считаться насилием.

Боже, как она его ненавидела! Как презирала!

— Если я не оказываю вам физического сопротивления, это не означает, что вы не выудили мое согласие силой.

Он пожал плечами. Какой ужасающе высокомерный жест!

Она начала судорожно искать способ договориться и выторговать лучшие условия капитуляции.

Ей надо как-то постараться сбить Покорителя с толку. Во все время их переговоров он осматривал ее простое платье с таким же выражением, как она обычно изучала пустой холст, чтобы увидеть, что в нем скрывается.

Бренну не особенно смущала потеря невинности. Она уже давно думала о том, что девственность является помехой в ее занятиях живописью.

Ее взгляд задержался на его высокой фигуре воина.

— Почему вам нужна я, а не моя сестра? — Вопрос вырвался у нее с языка почти помимо воли. Но ей хотелось это знать. Ведь все мужчины хотели Гвинет. А ее не хотел никто.

— А кто сказал, что я не хочу вас обеих?

Мерзавец!

— Разве ты только что не сказала, что я могу выбрать в качестве партнера в постели любую женщину?

Такого унижения она еще не испытывала.

— Стало быть, я должна пожертвовать собой и выполнять любые ваши капризы, а вы все равно можете превратить наш брак в фиктивный?

— Если ты будешь выполнять условия сделки и выполнять любое мое желание, наш брак не будет фиктивным.

— Отвратительно!

Он приблизился к ней и провел пальцем по ее ключице.

Она вздрогнула, и хотела отвернуться, но он успел схватить ее за подбородок и повернул лицом к себе.

— Не надо притворяться, что между нами ничего не происходит. Бренна, тебе незачем бояться, что я унижу тебя тем, что буду спать и с тобой, и с твоей сестрой. Мне интересна ты, а не она.

Бренна была поражена. Волна желания помимо ее воли прокатилась по телу. Она ему интересна? Со своим шрамом? Она сжала губы, не зная, как ей быть дальше, как обернуть это заявление в свою пользу. У нее не было опыта в соблазнении мужчин и подчинении их своей воле.

Не дав себе ни секунды задуматься, она дернула за тесемку, так что верх платья соскользнул вниз и стали видны ее груди и мягкая розовая кожа вокруг сосков.

Монтгомери втянул носом воздух.

Бренна улыбнулась. Его высокомерие оказалось не такой уж неприступной крепостью, как она раньше думала. Ручеек ее власти над ним слегка повернулся в ее сторону.

— Вы удивляете меня, миледи.

Глядя прямо ему в глаза, она снова потянула за тесемку, и платье опустилось еще ниже— под самые соски.

— Прежде чем я соглашусь на вашу дьявольскую сделку, я настаиваю на том, чтобы вы обошлись с моими сестрами честно и позволили им не выходить замуж.

Взгляд Монтгомери потемнел.

— Достаточно того, что им разрешили жить.

— Им не нужны мужья.

— Дворянкам положено выходить замуж.

— Я не позволю вам выдать моих сестер за людоедов.

— Я разрешу им выбрать из нескольких мужчин, но они должны выйти замуж. Мы договорились или нет?

Опасаясь растерять свою храбрость, она затараторила:

— Я хочу, чтобы моего отца не увозили в Лондон. Вы должны встретиться с моим братом и дать ему шанс возместить причиненный вам ущерб. Вы заберете нашу землю только в качестве лорда-господина, и вы не выгоните живущих на ней людей.

Бренна негодовала: ее семья не заслужила то, что она делает ради них. Но она не может допустить, чтобы они пострадали.

С замиранием сердца она наблюдала затем, как Монтгомери, сдвинув брови, смотрел то на ее грудь, то на лицо. Она уже попросила, чтобы не трогали ее сестер, чтобы отца не увозили в Лондон, чтобы они могли остаться здесь. Это уже было бы почти невозможным благодеянием. Но она рискнула и добавила с отчаянием в голосе: