Отец невесты смотрел на него горящим взглядом.

Джеймса охватило невероятное желание схватить этого человека за воротник и повесить на огромном дубе напротив церкви. Но делать этого нельзя. Он политический преступник, и только король может назначить ему наказание за предательство.

Джеймс положил руку на рукоять меча на тот случай, если со стороны невесты это была лишь уловка, чтобы отвлечь его внимание, а ее отец мог бы напасть на него. Но на этот раз его не застанут врасплох.

За плотной вуалью не было видно ее лица, но он чувствовал, что она смотрит на него в упор.

— Я иду, так что нечего меня тащить.

— Попридержи язык, жена.

Она подперла рукой бедро, так что ее шляпа-бабочка немного съехала и нарушилась безмятежная симметрия серебристо-голубого свадебного платья.

— Я пока еще не ваша жена.

Он оскалил зубы в гневе, поклявшись, что запугает и старика, и его непокорную дочь еще до того, как все кончится.

— Сейчас станешь, девчонка.

Сжав запястье, он протащил ее последние несколько шагов, остававшиеся до алтаря. Неужели никто из этого семейства не понимает, что они потерпели полное поражение и следует повиноваться?

Оркестрик, состоящий из арфиста и скрипача, нестройно и фальшиво, будто у них не было времени настроить инструменты, заиграл свадебную мелодию.

Стоявший перед алтарем священник откашлялся. У него был огромный нос и водянистые глаза, которые он то и дело вытирал рукавом.

— Вы готовы начать, милорд? Джеймс кивнул:

— Поторопитесь, святой отец. У меня уже шея чешется под шлемом.

Священник открыл Библию.

— Дорогие…

Джеймс посмотрел на стоявшую рядом с ним невесту. Она стояла прямо, как настоящий воин — гордый и стойкий. Свадебный наряд скрывал фигуру с головы до ног, подобно тому, как его скрывали доспехи.

Она не пыталась вырваться, но и не встала ближе, чем это было необходимо. Ее рука была тонкой, но от всей фигуры веяло силой воли.

Да, этот брак будет полем боя. И будет только справедливо, если он подчинит ее своей воле. Король Эдуард потребовал, чтобы его брак принес мир в этот взбунтовавшийся край, а он начнет с того, что одержит победу над собственной женой.

Пока отец Питер совершал брачную церемонию, Бренна вся кипела от ярости — новоиспеченный муж тащил ее, словно свинью на бойню. Нога без туфли замерзла на холодном каменном полу. Проклятый варвар!

Девушка немного повернула голову, чтобы взглянуть на него.

Это был огромный мужчина — почти семи футов роста—с могучими, как у быка, плечами.

Он напомнил ей страшного воина на одной из ее картин. Только полностью закованного в доспехи, а не обнаженного, как большинство фигур на ее полотнах.

От него пахло кожей, кровью и тяжелым запахом мужского пота. Голубая накидка поверх доспехов была забрызгана кровью как раз на уровне ее глаз.

У нее немного отлегло от сердца, когда отец Питер пробормотал ее имя. Слава Богу, священник не догадался, что его одурачили и он выдает замуж не ту сестру. Их союз был заключен по приказу этого мерзавца короля Эдуарда, так что, возможно, жених вообще не знал имени невесты. А может быть, из-за шлема он просто плохо слышал.

Она повторяла за священником слова клятвы, но ей страшно хотелось потрогать спрятанный за корсажем кинжал, чтобы немного успокоить нервы.

Бренна стояла рядом с женихом, и ей казалось, что она даже ниже ростом, чем на самом деле.

Она оторвала взгляд от пятен крови и выпрямилась. Жаль, что невозможно рассмотреть его лицо под этим блестящим серебристым шлемом. Она сглотнула, вспомнив, как его описала Гвинет. Черт побери, неужели в этом Покорителе нет ничего человеческого? Неудивительно, что дети, увидев его, в страхе разбегаются.

«Пресвятая Дева Мария», — начала она молиться про себя. Может, в последний раз. Ведь сестра сказала, что он убил свою жену….

У нее будет всего один шанс заколоть его кинжалом. А если она промахнется, одному Богу известно, каково будет наказание. Если повезет, просто повесят. Но у Покорителя была репутация человека, который не просто вешает того, кто пошел против его воли.

Она еле удержалась, чтобы не содрогнуться при мысли, что ее ожидает в случае неудачи. Может быть, этот громила огромен и грозен, но если ей удастся вонзить в него кинжал, он наверняка начнет истекать кровью, как обычный человек.

— Поцелуйте невесту, — сказал отец Питер, покосившись на спрятанное за шлемом лицо гиганта. Он потер свои слезящиеся глаза и бросил на Бренну сочувствующий взгляд.

— Миледи, — с издевкой сказал ее новоиспеченный муж. Она это почувствовала, хотя его голос был приглушен шлемом.

Мурашки пробежали по ее руке, а сердце отчаянно забилось. Усилием воли Бренна замерла перед алтарем, едва сдерживая желание сбежать. Нет, не сбежать. Желание избежать поцелуя этого страшного зверя.

— Это не брак по любви, — насмешливо сказала она, изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие. — Нам нет необходимости целоваться.

Огромная грубая рука накрыла ее руку.

— Поцелуй скрепит нашу сделку.

Внутри у нее все сжалось. Всю церемонию он держал ее руку, словно в наручниках. Она на мгновение опустила глаза и с удивлением отметила, что у него были обычные человеческие руки, а не лапы, как у медведя. Длинные пальцы с грубыми мозолями. Он был королевским пиратом, и его руки огрубели от корабельных канатов. Пожатие было крепким и решительным, но не причинило боли.

Ему только что пришлось отбить атаку людей ее отца, и его руки должны были быть грязными. Но они были чистыми, будто он их вымыл перед свадьбой. Эта маленькая деталь поразила ее.

Джеймс притянул девушку к себе, и она решила не сопротивляться. Пусть думает, что она запугана и покорилась.

Проклятый зверь. Ужасный, вызывающий отвращение варвар. Бренна опустила голову, чтобы он не заметил, как ее глаза горят ненавистью.

— Как пожелаете, милорд, — процедила Бренна сквозь стиснутые зубы. И поклялась, что сегодня прольется его кровь.

Джеймс на мгновение отпустил ее. Кольчуга звякнула, когда он поднял руки, чтобы снять шлем.

«Терпение, дорогая, — успокаивала она себя. — Скоро он останется без охраны, и ты сможешь пустить в ход свой кинжал».

Краем глаза она увидела, как его воины крепче сжали рукояти своих мечей. Они стояли по всему периметру храма и так же, как и их вождь, были в полной амуниции.

Отстегнув нижнюю пряжку, ее муж начал медленно поднимать забрало.

«Муж» — это слово вызвало у нее новый приступ ярости. Замужество для художника сродни смерти — оно означает кучу сопливых ребятишек, домашнее хозяйство и бесконечные обязанности. Обязанности. И еще раз обязанности.

Однако с Божьей помощью она недолго будет замужем. С первыми петухами она уже будет вдовой. Эта мысль вызвала у нее улыбку. У вдов была свобода, которой не было у дев.

Монтгомери наконец снял шлем. Сначала она увидела волевой, хорошо очерченный подбородок, потом немного запрокинула голову, чтобы получше рассмотреть чудовище, которое ей скоро предстоит убить.

Ни тени бакенбардов на чисто выбритом лице.

Бренна судорожно сглотнула.

Он вовсе не зверь.

Да он просто идеален.

Даже слишком.

Он был похож на прекрасный, но бесстрастный портрет.

Густые черные волосы были коротко пострижены, как у римских военачальников. Смотревшие на нее ярко-голубые глаза светились решимостью. У него был орлиный нос, высокие, четко очерченные скулы и словно из камня высеченный рот. Даже его ресницы были будто вырезаны полумесяцем и были такие же черные, как и его душа.

По ее спине пробежал холодок. Сведения Гвинет были неверны: ни один шрам не уродовал идеальную внешность этого человека. Он был просто великолепен. Как произведение какого-нибудь самонадеянного художничка, слишком гордого, чтобы испортить портрет, который мог стать шедевром.

Такого красавца она никогда раньше не видела.

И она должна его убить? Как можно уничтожить такую красоту?

Прикусив губу, она отогнала эти мысли. Каким бы он ни был красавцем, Бренна не станет рабом человека, который будет помыкать ею. И уж точно не оставит в его власти свою семью.

Даже спиной она ощущала взгляд отца, которого усадили на переднюю скамью. Это был ее последний шанс вернуть расположение отца, наладить с ним нормальные отношения. И тогда ей не надо будет тайком убегать из дома. Она сможет отправиться в Италию с его благословения.

Рядом с отцом сидела Гвинет. На ней была свободная шерстяная накидка на темно-красной подкладке. Было очевидно, что она пыталась выглядеть как можно проще — вместо одной из ее вычурных шляп на голове был платок, закрывавший не только волосы, но и подбородок, и шею, но ее красота была слишком яркой, чтобы остаться незамеченной.

Адель каким-то образом сумела уклониться от церемонии.

Бренна ждала, что будет дальше.

Она вдруг почувствовала удовлетворение от суровой красоты своего мужа. Если бы у него нашелся хотя бы маленький недостаток, делающий его более человечным и менее холодным, она, возможно, нерешилась бы уничтожить такую красоту.

— Жена, — сказал он и протянул руку к вуали, закрывавшей ее лицо, — теперь ты моя. — В его голосе послышались резкие нотки.

У нее подогнулись колени, когда он поднял вуаль, но кинжал, спрятанный на груди, уткнулся в кожу, придав ей силы. Если только у него нет клыков, она как-нибудь переживет его поцелуй.

Мужчина взял ее за подбородок и приблизил к себе ее лицо.

Бренна нахмурилась. Он не спешил ее целовать — сначала внимательно оглядел лицо. Его взгляд остановился на шраме на щеке.

Бренна подумала, что он, возможно, уже заметил ее шрам, но шлем помешал ему лучше рассмотреть его. А теперь он задумается, зачем его заставили жениться на такой уродине. Ха! Так ему и надо.

— Поторопись, и мы покончим с этим, муженек, — насмешливым тоном сказала она.

Может, сорвать к черту эту вуаль и пусть он увидит, на ком женился? Может, удерет, как лорд Брайс?

Это было бы, конечно, очень хорошо, но ведь ей нужно остаться с ним наедине и чтобы он не был вооружен. И тогда она сумеет убить его.

— Мне сказали, что ты привлекательна, — заявил Джеймс.

Эта фраза неожиданно ранила ее.

— Как видишь, это не так.

Бренна смотрела на него в упор. Разумеется, такой красавец ожидал, что его жена тоже будет привлекательна.

Монтгомери потрогал шрам, и ей еще больше захотелось убить его. Да, она его убьет и получит от этого удовольствие. Не секрет, что она не слишком привлекательпа, но стоять перед этим красавцем и видеть, как он рассматривает ее изуродованное шрамом лицо, было мучительно.

— Я же сказала, что незачем целоваться, — с трудом произнесла она.

Н о он схватил ее за подбородок и приблизил к себе ее лицо. В его глазах промелькнул интерес.

Ее окатила волна нестерпимого жара. Она много раз видела подобные взгляды. Но они всегда были обращены на Гвинет. И на служанок. И даже на Адаль.

Но на нее еще ни разу никто так не смотрел. У Бренны перехватило дыхание. Так вот, значит, что испытываешь, когда ты желанна. Когда тебя хотят. От этого может закружиться голова.

Он продолжал смотреть. Между его бровей залегла глубокая складка.

— Умоляй меня поцеловать тебя, пленница-жена. — Его голос был хриплым, а тон повелительным.

Зачарованная, она уже открыла рот, чтобы повиноваться, но потом вдруг поняла: интерес в его глазах вовсе не означал, что его охватило желание. Ему надо было запугать ее, покорить, подчинить своей воле.

Вот дьявол! Как бы ни закончился этот день, она никогда не станет его рабыней.

— Я ни о чем не стану тебя умолять, варвар. Ни теперь и никогда.

Интерес в его глазах сменился дьявольским блеском. Его губы — не холодные и не жесткие, как она ожидала, — коснулись ее теплых и мягких руб. Его дыхание было свежим, словно он недавно жевал листья мяты, а мужской запах его кожи пьянил, как дорогое вино.

Она вздрогнула, напряглась и хотела отодвинуться. Но дело свершилось. Сделка была закреплена.

Его губы задержались на ее губах. Бренна попыталась отступить, но он обнял ее за плечи и талию, так что она оказалась в его объятиях.

— Разомкни губы, пленница-жена, — пробормотал он у самого ее рта. — Я хочу попробовать на вкус то, что стало моим.

Сердце Бренны затрепетало, кровь прилила к щекам. Еще никогда ни один мужчина не хотел ее целовать.

Ощущение было таким же опьяняющим, как удачный мазок кистью.

Затылком она почувствовала гневный взгляд отца, и ей стало стыдно.

Она сжала губы.