Самид Агаев - Хафиз и пленница султана

© Издательство Алгоритм

* * *

Июнь 1225 г. Азербайджан.

Табриз. Зал судебных заседаний.

То, что появление этих людей не сулит ничего хорошего, Али понял, лишь взглянув на лица вошедших. Надменного, видимо облеченного властью человека, сопровождали трое вооруженных чаушей[1]. Так бывает, входит человек, и ты сразу понимаешь, что от него жди неприятностей. Эти люди были из дворца. Али догадался об этом сразу, по их бесцеремонному поведению. Когда они вошли, в зале заседаний кроме него находился кади[2] Кавам ад-Дина Джидари. Это было довольно странно, но, несмотря на то, что город, окружённый войсками хорезмшаха, султана Джалал-ад-Дина[3], находился в осадном положении. Люди, как ни в чем, ни бывало, продолжали судиться по бытовым делам. Посетители прервали их спор, по поводу предстоящего дела, – иска к человеку, который сжигал траву на своем участке, при этом огонь перекинулся на соседний участок и спалил чужое жнивье. Судья, изучив обстоятельства иска, продиктовал помощнику решение о том, что владелец упомянутой земли не несет ответственность, так как волен, делать на своей земле все, что угодно. Секретарь Али записал решение, но со свойственной ему дотошностью, возразил. Приведя в качестве доказательства, слова правоведа Абу-Йусуфа, апологета ханифитского мазхаба[4] который действительно утверждал, что если кто-нибудь сожжет траву на своем участке, а огонь перекинется и сожжет чужое достояние, то владелец упомянутой земли не несет ответственности, так как имеет право зажигать огонь на своей земле. Вместе с тем в этом же положении он отмечает, что мусульманину не разрешается умышленно причинять ущерб соседу, и сжигать его посевы, в связи с какими либо работами, проводимыми на собственной земле.

– Умысел надо доказать, – отмахнулся судья, склонный к шафиитскому мазхабу, основатель, которого Мухаммад аш-Шафи, ничего подобного не говорил.

– Истец утверждает, – не унимался Али, – что в тот день дул сильный ветер, и было очевидно, что огонь может перекинуться на другой участок. В данной ситуации действия собственника можно расценить, как приведшие к утрате или гибели чужого имущества.

Это очевидное противоречие поставило судью в тупик, и он рассердился на Али, повысил голос, велев ему заниматься своими прямыми обязанностями, следить за ошибками в текстах документов, и, не лезть, куда не просят. Али обиделся и замолчал.

При появлении людей из дворца, кади не сразу поднял голову, несмотря на шум, произведенный вошедшими; звон шпор, бряцанье саблями и шуршание дорогой одеждой. А когда, поднял, смерил посетителей тяжёлым взглядом. Судья был раздражен.

– Кто такие, – сурово спросил он, – почему вошли сюда с оружием?

Спеси у придворных несколько поубавилось. Если в Табризе кто-то и не боялся власть предержащих, так это семья Туграи, к которой принадлежал и судья, племянник Шамс ад-Дина Туграи. Всеми уважаемого вазира[5] города.

Другой его племянник Низам ад-Дин, был раисом[6] Табриза и руководил сейчас обороной осаждённого города.

Уважаемый судья, – заявил хаджиб,[7] – меня прислала принцесса Малика-Хатун по очень важному делу.

Упоминание имени жены атабека[8] Узбека несколько смягчило судью, и он, продолжая хмуриться, жестом велел продолжать.

– Дело деликатное, – сказал хаджиб, – необходимо обсудить его наедине.

– Поэтому ты привёл сюда вооружённых людей? – спросил судья.

– Нет, они просто охраняют меня, – ответил хаджиб, не поняв иронии.

– Пусть они охраняют тебя снаружи, здесь тебя никто не тронет, сюда люди приходят за защитой.

Хаджиб дал отмашку и чауши с недовольными лицами вышли во двор.

– А этот? – спросил хаджиб, указывая на Али.

– Это катиб[9].

– То, что я скажу, записывать не следует.

– Али, оставь нас наедине, – приказал судья.

Али отложил калам[10] и вышел, но не во двор, а в соседнюю комнату, куда кади обычно удалялся для вынесения приговора. В этой комнате было слышно всё, что происходило в комнате заседаний, поэтому он ничего не терял. Молчание в соседней комнате длилось так долго, что он, забеспокоившись, хотел уже выглянуть, но там, наконец, заговорили.

Хаджиб. Да будет тебе известно, о досточтимый судья, что Малика-Хатун обратилась к султану Джалалу с предложением о перемирии. Султан отклонил его, но позволил принцессе покинуть Табриз вместе со своим двором. Но Малика-Хатун небезучастна к судьбе жителей, в отличие от мужа, который, бросив нас на растерзание хорезмийцам, убежал и укрылся в Гяндже. Она не хочет покидать город. В то же время падение Табриза это вопрос времени. Сегодня к стенам подкатили осадные орудия катапульты, таран и штурмовые лестницы.

Судья. Нельзя ли перейти сразу к делу?

Хаджиб. Так я и говорю о деле.

Судья. Нет, ты говоришь о предпосылках дела. Переходи к сути. У меня мало времени. Ты видел во дворе людей?

Хаджиб. Видел.

Судья. Они ждут меня.

Хаджиб. Малика-Хатун решила принести себя в жертву, чтобы спасти город.

Судья. Вот как, похвально, но каким же образом?

Хаджиб. Она предложила себя в жёны хорезмшаху с условием, что он оставит за ней в качестве приданого в качестве икта[11] города, Табриз, Хой, Салмас и Урмию со всеми их округами.

После длительной паузы.

Судья. Но принцесса, если мне не изменяет память, замужем.

Хаджиб. То же самое сказал хорезмшах, когда она послала к нему сватов.

Судья. Так как же она могла послать сватов, будучи замужем.

Хаджиб. Она сказала ему, что разведена. Султан готов на ней жениться, если Малика-Хатун докажет истинность развода с узбеком. Просьба заключается в том, чтобы ты оформил её развод.

Судья. У меня нет сведений о том, что атабек дал развод своей жене.

Хаджиб. Она готова представить свидетелей.

Судья. Ты хотел сказать лжесвидетелей.

Хаджиб. Ты слышал, что я сказал.

Судья. Каковы причины развода?

Хаджиб. Измена принцессы.

Судья. Ты утверждаешь, что Малика-Хатун изменила атабеку и жива до сих пор.

Хаджиб. Хочу напомнить, досточтимый судья, что речь идёт не о рабыне, не о простолюдинке, о дочери сельджукского султана Тогрула III, а её муж всего-навсего атабек.

Судья. С тех пор как пророк утвердил условия, при которых муж может дать жене уличенной в прелюбодеянии, развод, ещё ни один мужчина не смог выполнить эти условия. А именно представить не менее четырех свидетелей факта прелюбодеяния. А ты утверждаешь, что принцесса готова представить таких свидетелей.

Хаджиб. Нет, нет, уважаемый кади, ты меня не понял. Принцесса готова представить свидетелей разговора, а не прелюбодеяния… Так как судья, ты оформишь развод? А.

Али, затаив дыхание, ждал ответа. Дело было сомнительное. Судья должен был понимать, что если он примет во внимание доводы хаджиба и выдаст свидетельство, это бросит тень на его имя.

После длительной паузы судья сказал: «Я выдам свидетельство только в том случае, если атабек лично подтвердит мне, что он сказал трижды талак[12] своей жене.

Хаджиб. (раздражаясь, повышая голос). Но ты же знаешь, что это невозможно сделать. Табриз осаждён, а Узбек сидит в Гяндже.

Судья. Я всё сказал, возвращайся к госпоже и передай ей мои слова.

Хаджиб. У меня есть приказ арестовать тебя, если ты откажешься оформить развод.

Али услышал, как хаджиб подошёл к дверям и кликнул своих людей. Пока арестовывали и увозили судью, он стоял едва живой от страха и всё ждал, что вот-вот ворвётся чауш и поволокёт его вслед за судьёй. Но шум прекратился, шаги стихли и он, не утерпев, выглянул из укрытия. Комната была пуста. Али подбежал к окну и увидел, как кади усадили на коня, и надели на голову чёрный мешок. Тайласан[13] сорванный с него, упал в лужу, оставшуюся после вчерашнего дождя. Как только всадники выехали со двора, Али выбежал из помещения, и укрылся в соседней пристройке. Через короткое время один из чаушей вернулся, торопясь, спешился и бросился в судейскую. Али не стал дожидаться, когда он оттуда выйдет, выскочил из ненадежного укрытия и выбежал со двора.

Дар ас-Салтана. Дворец атабека Узбека, правителя Азербайджана.

Ко времени появления сельджуков, империи халифов уже не существовало. Испания и Африка, вместе с Египтом, были давно потеряны для них. Северная Сирия и Месопотамия, были в руках арабских военачальников. Персия была разделена между многочисленными представителями рода Буидов, выходцев из горного Дейлема, отобравших власть у багдадских халифов. Туркменский князь Сельджук ибн Якук, пришел в Дженд из киргизских степей. Вместе со своим народом принял ислам. Он принимал участие во всех войнах между Саманидами, Илек-ханами и Махмудом Газневи. Его сыновья Чагры-бек и Тогрул-бек, усилились настолько, что во главе своих диких туркменских племен совершили нашествие на Хорасан. Затем присоединили Джурджан, Нишапур, Табаристан, Хорезм. В 1037 году Чагры-бек в Мерве был провозглашен шахиншахом, царем царей. Тогрул-бек вступил в Багдад и был провозглашен султаном. За короткое время под их властью объединилась вся западная Азия от Афганистана до границ Греческой империи в Малой Азии и Фатимидского халифата в Египте.

Упадок начался, когда великий сельджукский султан Малик-шах, к слову, покровитель Омара Хаяма, умер отравленный исмаилитами в возрасте тридцати восьми лет. Он скончался через тридцать шесть дней после смерти своего знаменитого вазира Низам ал-Мулка, заколотого также исмаилитами. После этого государство тюрков-сельджуков распалось. Сельджукские владетели Сирии, Кермана и Анатолии, обрели независимость, а в центральной части империи – Ираке, Хорасане и Закавказье, началась борьба за верховный престол. Против старшего сына Малик-шаха Боркийярука выступил его младший брат Мухаммад-Тапар, которого поддержал единокровный брат Санджар, и некоторые влиятельные эмиры. В сражении у Хамадана в ноябре 1101 г. Боркийярук разгромил братьев. После этого при посредничестве халифа Мустазхира, было заключено соглашение о разделе империи. Мухаммаду-Тапару отошли Азербайджан, аль-Джазира и Дийар-Бакр, а Санджару Хорасан.

Через три года Боркийарук умер и султаном всей империи был провозглашен Мухаммад-Тапар. После его смерти в 1118 году борьба за престол возобновилась. Против наследника Мухаммада-Тапара, 14-летнего султана Махмуда, которого признал халиф, и в Багдаде стали читать хутбу с его именем, тем не менее, восстали его братья, коих было четыре. Ма'суд, Тогрул, Сельджук-шах и Сулейман-шах. Махмуду в течение всего правления приходилось сталкиваться с претензиями своих братьев. Но главную опасность для него представлял дядя – последний великий султан Санджар, владевший землями восточнее Ирака. На требование Махмуда очистить Мазандаран от войск и платить ежегодную подать в размере 200 тысяч динаров, он ответил отказом и заявил послам: «Сын моего брата ребенок, им руководят вазир и хаджибы». В августе 1119 г. Близ города Саве между ними произошло сражение. У Санджара было 20 тысяч хорасанских воинов и 40 боевых слонов, а в войске Махмуда было 10 тысяч солдат. Махмуд был разбит и бежал. Через три месяца в результате переговоров Махмуд признал верховенство дяди. В свою очередь Санджар назначил его своим наследником и отдал ему в икта весь Ирак, положив, таким образом, начало иракскому султанату. Земли лежащие между Ираком и Ираком Персидским: Джибал, Казвин, Занджан, Дейлем, Фарс, Исфахан и Хузистан он разделил между братьями Махмуда. Создав, таким образом, в целях безопасности, пограничный барьер между собой и Махмудом. А также, чтобы ограничить свободу его действий назначил на должности вазира, главнокомандующего и канцлера, своих людей. Междоусобная борьба между сельджукскими принцами продолжалась много лет. Багдадские халифы всячески подогревали их честолюбие и натравливали их друг на друга. Надеясь на то, что Сельджукиды в борьбе ослабнут и халиф вновь займет подобающее ему положение не только духовного, но и светского главы мусульман.

Малика-Хатун была правнучкой принца Тогрула, которого великий султан Санджар, после смерти Махмуда, объявил главой иракского султаната и своим наследником. Когда Тогрул умер, его место занял Масуд. Он выдал вдову Тогрула Му'мине-Хатун замуж за своего мамлюка Ил-Дениза, который был атабеком ее деда Арслан-шаха, и теперь стал одновременно его отчимом. Султан Масуд наделил атабека в качестве икта Арраном, и тот выехал в свою резиденцию. С тех пор подлинным владыкой Азербайджана был атабек Ил-Дениз. Султанское достоинство Арслан-шаха заключалось лишь в том, что его имя чеканилось на монетах и упоминалось в хутбе. Ил-Дениз отдавал приказы, раздавал земли, распоряжался казнохранилищами, султан же даже не мог выразить ему свое несогласие. Когда же султан возмущался, его мать, которая была женой атабека, говорила ему: «Не обращай внимания! Этот человек рисковал жизнью, чтобы доставить тебе престол султаната. Посмотри сколько принцев из Сельджукидов, старше тебя, находятся в тюрьмах. А он и оба его сына служат тебе и сражаются с твоими врагами. Это все делается ради упрочения твоей власти». Слыша такое от своей матери, Арслан-шах умолкал. Когда умер Ил-Дениз, его сын Джахан-Пахлаван, немедленно отправился в Нахичеван, и захватил казну государства. Арслан-шах вместе с эмирами недовольными правлением Ил-Дениза собрав армию, направился в Азербайджан, но по дороге почувствовал недомогание, он вернулся в Хамадан и умер. Джахан-Пахлаван посадил на трон его семилетнего сына, отца Малики-Хатун. После смерти Джахан-Пахлавана ее отец в течение восьми лет с переменным успехом пытался вернуть себе власть, но счастье уже отвернулось от дома сельджукидов. Она была ребенком, когда Тогрул III, с 60 гулямами[14], не дожидаясь подхода основных сил, ввязался в бой с превосходившим по численности авангардом хорезмийских войск, которыми руководил сын атабека Джахан-Пахлавана, ренегат Кутлуг-Инандж Махмуд. В бою он был ранен стрелой в глаз и, воскликнул, обращаясь к подъехавшему Махмуду: «О Махмуд, помоги мне, и увези меня отсюда. От этого нам обоим будет польза». Но Кутлуг-Инандж отрезал голову султану и отвёз её хорезмшаху Текишу. Хозяину он всё равно не угодил, так как тот желал поражения, но не смерти последнего сельджукского султана. «Для меня было бы лучше, если бы ты привез его живым, – сказал он». Затем отправил голову султана в Багдад, где она в течение нескольких дней висела на Нубийских воротах, а тело султана было вздернуто на виселице на базарной площади Рея.