— Да, у меня есть один план, но для этого потребуется, чтобы ты не издала ни звука по крайней мере в течение четверти часа. — Темные глаза Джехана хитро поблескивали. — Ты уверена, что справишься с такой задачей?

— Увидишь. Что мне нужно делать?

Через десять минут, когда утренняя звезда уже блекла, а горизонт розовел, Иов, привратник, чья смена уже истекала, стоя на страже за воротами, удивлялся невиданному зрелищу.

Джехан ле Мойн вел под уздцы лошадку маленькой госпожи, кличка которой была Хани. Несмотря на все ее мальчишество, солдаты и слуги в замке обращались к Арлетте как к госпоже, хотя и маленькой, чтобы выразить различие между нею и госпожою Элеанор. Хани тянул небольшую повозку, на которой кучей были навалены всякие тряпки, а поверх этого хлама возлежала, словно царь горы, лысеющая гончая госпожи. Обри, брат Джехана, вышагивал сбоку от повозки.

— Куда, ребята, намылились? — поинтересовался Иов, лениво ковыряя в носу.

— Надо забрать для матери кой-какие травы и снадобья из аптеки в Ванне, — объяснил Джехан. — Хани подвезет нас всех, а Габриэля мы взяли просто прогуляться.

Иов расхохотался.

— Да вы бы лучше оседлали вьючную лошадь, чем этого недоростка. Да и пес не очень-то выгуляется подобным образом.

— По дороге мы с ним поиграем, побегаем, — проговорил Джехан.

— А сама-то госпожа Арлетта знает, где находятся ее любимцы?

Молодой Обри закашлялся, как бы поперхнувшись слюной, а щеки его заалели как петушиный гребень.

— Конечно, знает, — вмешался Джехан, зло посмотрев на своего брата. — Мы имеем ее позволение.

Вытирая руку о штанину, Иов махнул рукой.

— Садитесь-ка лучше на свою колымагу, если хотите добраться до Ванна и вернуться назад засветло. Туда будет добрых пять миль, и коротышке Обри потребуется целый день, чтобы проделать этот путь пешком.

— Мы любим пешие прогулки, — ответил Джехан, улыбнувшись привратнику. — Не бойтесь за нас. Мы вернемся до темноты.

— С ума вы посходили, вот что, — снисходительно отметил Иов. И он усмехнулся, подумав, что старший отпрыск сенешаля не всегда кажется уж очень толковым парнишкой.

Двое ребят провели Хани по спущенному мосту через ров, а Иов наблюдал от нечего делать за странной процессией, покуда хитрецы не повернули у холма, направляясь в сторону леса и Ваннской дороги. «Ну, так им и месяца не хватит, если они будут тащиться этим черепашьим шагом», — подумал он. У подножия холма собака маленькой госпожи соскочила с кучи хлама и бросилась в кустарник. Еще миг, и двое ребят и возок с поклажей растворились среди деревьев.

— Вот дурни-то! — еще раз произнес вслух Иов и вернулся назад в сторожку, где рассчитывал немного посидеть, дав отдых гудящим ногам, в ожидании, пока его не сменят.


В миле от замка Ваннская дорога извивалась уже среди густых лесов, простиравшихся и к югу, и к северу на значительное расстояние. Узкая тропка вела от большака к вырубкам, огороженным засеками. Это место редко посещалось людьми и являлось идеальным ристалищем, на котором можно было отшлифовывать Арлеттино мастерство выездки пони.

— Мы на месте. Вылезай, — скомандовал Джехан.

Взъерошенная рыжая головенка высунулась из-под хлама. Лицо Арлетты раскраснелось.

— Ну, наконец-то! — с облегчением сказала она. — Я там чуть не задохнулась от этой жары! А корду не забыли?

— Где-то под мешками, — ответил Джехан.

Обри выпряг лошадку из дышла, и после короткого отдыха начался урок Арлетты. Как обычно, всем распоряжался Джехан, а Обри залез на ближайший дуб и наблюдал за всем происходящим, сидя на толстом суку и время от времени подбадривая маленькую наездницу или отпуская критические замечания. Со стороны он в своем черном одеянии напоминал крупную ворону.

— Так, — сказал Джехан, взяв менторский тон. — Ну-ка, сиди прямо. Да не так же…

— Нет-нет! — кричал Обри со своего дерева. — Немножко отпусти поводья, Арлетта. Ты раздираешь бедному Хани губы, пытаясь сохранить равновесие. Подумай, что он должен теперь чувствовать!

Бывали случаи, когда Арлетте приходилось следовать рекомендациям двух своих советчиков одновременно.

— Так лучше, — одобрительно орал Обри, так, что его было слышно на противоположном конце просеки. — Вот теперь совсем хорошо.

— Благодарю тебя, Обри, — Джехан снова перехватил инициативу. — Вспомни, чему тебя учили в прошлый раз, Арлетта. Ну-ка сожми колени. Так. Пятки вниз. И смотри за руками!

Веруя в компетентность Джехана — он все-таки являлся сыном рыцаря, который, хоть и был немолод, заслуженно пользовался репутацией отличного наездника, которому впору потягаться даже с ее дедушкой, — Арлетта полностью подчинялась его инструкциям. Она держала спину прямо, вытягивала пятки вниз, а когда шероховатая конская шкура начинала через штаны натирать ей пах, Арлетта закусывала губу и не жаловалась. Упав, а такое тоже иногда случалось, девочка потирала синяки и шишки и снова лезла на холку бедного Хани без ропота и без жалоб.

К полудню она выдохлась.

— Давай напоследок еще раз, стоя во весь рост, — настаивал Джехан со спокойной настойчивостью человека, который всегда достигает в жизни того, что планирует. — Надо упражняться как можно больше, тогда почувствуешь уверенность.

— Тебе только рабов гонять, — возмущалась Арлетта, уставшая, но ликующая — кто, как не она, достиг своей цели? Она умела скакать на Хани без седла, и она смогла простоять на спине лошадки все три круга, которые Хани, взятый на корд, пробежал по поляне.

Она немного отдохнула, поглаживая рукой спину лошадки, пока Джехан проверял защелку поводка.

— Поехала! — велел Джехан.

Арлетта пришпорила Хани, пустив его легким шагом, взнуздала его на ходу и осторожно подтянула свои ступни к бедрам. Потом, одним рывком, натренированным движением, она резко распрямилась, выставив руки в стороны для равновесия.

Хани шел все тем же неторопливым аллюром. Круг. Два круга. Три. И четыре! Четыре. Обри свесился со своего дубового сучка и молча хлопал в ладоши.

Добившись такого успеха, Арлетта позволила себе принять сидячее положение.

На это тут же сверху отреагировал Обри:

— Осторожнее! Ты отобьешь ему всю спину, шлепаясь на беднягу как мешок с костями!

Обри всегда подходил к вопросам верховой езды с конской точки зрения. Животные были проще и естественнее людей — пареньку было легче понимать их.

Арлетта спешилась и погладила Хани по щеке.

— Извини, если я причинила тебе боль, — сказала она, лаская своего пони. — И все же я это смогла! — Она улыбнулась друзьям. — Благодарю, благодарю вас обоих за помощь. Вот теперь-то у меня есть что-то настоящее, что можно показать отцу, когда он вернется!


Вечером следующего дня Джехан со стены разглядел у подножия холма графа Роберта, его сына и их свиту, направляющихся к замку.

Прижав большой и указательный пальцы к губам, он издал пронзительный свист; по этому условленному сигналу Обри, в это время занимавшийся очисткой стойл, высунулся из конюшни, которая вплотную прилегала к внешней стене. Не выпуская из рук вилы, Обри вытягивал шею, пытаясь разглядеть брата за зубцами стены.

— Ты их видишь? Они возвращаются? — спросил Обри.

Джехан кивнул.

— Скажи Арлетте. Она, наверное, в горнице. Пусть будет готова к моменту, когда они въедут во двор.

Обри промчался по двору и нырнул в арку входа.


Всадники появились в проеме замковых ворот. Франсуа ехал по правую руку от графа Роберта. Он никогда не любил слишком солнечную и жаркую погоду, и теперь, после недели, проведенной в седле, его бледное лицо, несмотря на широкополую голубую войлочную шляпу, приобрело багрово-красный оттенок. Он снял шляпу и, поведя плечами, отер рукавом пот со лба. Затекшие мышцы его словно окаменели, в горле першило, пропыленная одежда липла к телу.

Последние четыре мили пути он мечтал о свидании со своей молодой женой Элеанор. Ничто лучше объезда владений не сможет напомнить рыцарю о его супружеских обязанностях. Зато у Франсуа будет что показать будущему сыну, когда они отправятся в поездку по Бретани — так же как его отец некогда показал феод ему самому.

Вот сейчас он попьет водицы с дороги, может быть, даже поплещется в купальне… Франсуа думал о том, как бы ему обустроить, чтобы Элеанор понесла. Покуда ответы гордячки на его домогания оставляли желать много лучшего. Элеанор была леди. Она знала свои обязанности и свое место. Однажды, дай-то небо, Элеанор станет его графиней, но за этот титул она должна родить семейству де Ронсье сына-наследника. Конечно, у Франсуа уже имелась дочь — но зачем ему дочь? У него должен быть сын, и он сам выбрал Элеанор из сливок французской знати, предоставив ей честь стать матерью его наследника.

Нет, Элеанор была чересчур умна, чтобы просто отказать Франсуа. Но при этом не выказывала ни малейших признаков желания. Она никогда не проявляла инициативу в этом вопросе. Франсуа мечтал, чтобы Элеанор хоть на часок или около того забыла о том, что она была леди… С Джоан это удавалось. Почему же не получается с Элеанор?

Он был женат на ней уже три года, и все это время она оставалась холодна. В той же самой кровати с пологом, где они когда-то наслаждались с Джоан, Элеанор улыбалась своей неопределенной мечтательной улыбкой, лежала на спинке, вытягивала ножки, позволяла ему делать с собой все, что ему захочется. Но ведь ни разу, ни разу не проявила она никаких чувств. Она никогда не подталкивала его ни на какие действия, никогда не начинала любовной игры первой. И сегодня Франсуа не очень-то надеялся разбудить страсть у холодной аристократки. В конце концов, она была почти девочкой, когда он повел ее под венец, всего четырнадцати зим от роду. Тогда он надеялся, что через пару лет она созреет и все наладится. Теперь ей было уже семнадцать. Самый сок. Пора ей стать настоящей женщиной, какой была когда-то Джоан.

Порою случалось — и это были ужасные минуты, — когда Франсуа являлась на ум покойная Джоан. Он пытался гнать видение от себя, но что он мог поделать? Его милая, такая земная Джоан обладала страстной натурой, не очень подходящей будущей графине, о чем не уставала напоминать сыну его властная матушка. Но для Франсуа все это было неважно. Он любил Джоан. И он взял ее в жены, невзирая на аргументы матери.

Въехав в ворога замка, Франсуа бросил поводья конюху и слез с седла. Он бросил взгляд на анфиладу арок, высматривая вход в донжон и надеясь увидеть Элеанор, встречающую его на ступенях лестницы. Однако ее не было, а вместо того к нему подбежала дочь, одетая как уличный оборвыш.

— Подожди, Оливер, — сказал Франсуа. — Мне нужно кое-что забрать из торока.

Пока Франсуа рылся в своем багаже в поисках дорогого подарка, который купил молодой жене, решив попробовать таким способом добиться ее расположения, граф Роберт спрыгнул с седла.

— О, мой Бог, я уже не тот, что был прежде, пожаловался граф, растирая руками бедра, чтобы восстановить кровообращение. Он снял шляпу и запустил пятерню в густые, но уже седые волосы. Некогда графская шевелюра была темна как ночь, но единственным, что напоминало об этом, оставались черные брови, крутыми дугами вздымавшиеся над пронзительными голубыми очами.

Франсуа достал свой подарок, аккуратно завернутый в лоскут небеленого полотна. Это была серебряная шкатулка с замочком и массивным золотым ключиком. Франсуа распорядился, чтобы на крышке выгравировали фамильный герб семейства де Ронсье — пятилистник в венце из терновых ветвей. Подушечки внутри шкатулки были сработаны из пурпурного бархата. Да и ключик был замысловато украшен, представляя собой золотое кольцо с розочкой, которое, как рассчитывал Франсуа, подойдет на средний палец белой ручки Элеанор. Ключиком можно было пользоваться, только сняв кольцо с пальца. И шкатулка, и ключик стоили Франсуа целую кучу денье, но он не считал это слишком дорогой ценой, если бы ему удалось с их помощью хоть немного растопить ледяную холодность Элеанор. Кто знает, возможно, тогда он смог бы сбросить с себя то бремя горя, что пригибало его к земле с того самого дня, когда его милая Джоан легла в могилу.

— Папа! Папа! — кричала Арлетта, стараясь привлечь к себе его внимание, ведя под уздцы своего пони к камню у двери конюшни, с которого было сподручно вскакивать на коня.

Младший сын сенешаля, Обри, обожавший играть в конюха, продолжал убираться в стойлах, вилами забрасывая запачканную солому на телегу, в которой ее вывозили за стены замка.

Крепко сжимая серебряную шкатулку в руке, Франсуа вытер пот со лба.

— Что, дочка?

Даже не воспользовавшись камнем, Арлетта вскочила на своего пони. Ее щеки пылали румянцем, голубые глазки сияли, а носик еще больше походил на нос Джоан, чем раньше. У него даже защемило сердце. Франсуа посмотрел вдаль, на анфиладу. Элеанор не вышла.