Через два дня после беседы с великой княгиней Маргарита перебралась в бывшую квартиру фламандца, где она так часто бывала и которая стала для нее почти родным домом.

Хотя квартира выглядела пустой — Ян забрал все свои вещи и часть мебели, — высокая печка, покрытая бело-голубыми изразцами, создавала тот необходимый уют, без которого невозможно жить ни в одном доме. Кое-какая купленная мебель была уже расставлена по местам, а всем домашним хозяйством заведовала рекомендованная ей Саскией новая служанка, Маринка, тоже родом из Голландии. Саския по-прежнему служила у Яна и вела его хозяйство.

Как и предполагала Маргарита, сразу после своего возвращения в Петербург Ян ван Девэнтер не замедлил прийти к ней в гости. Выглядел он превосходно — бодрый, энергичный, одетый по последней моде: белый галстук, приталенный серый сюртук, оливкового цвета панталоны, белый галстук, воротник и манжеты были украшены белыми фламандскими пышными кружевами. Одним словом, Девэнтер явно преуспевал и нисколько не скрывал этого. Он уже услышал от Саскии, что Маргарита овдовела. Не зная, с чего начать разговор, он нервно ходил взад и вперед по гостиной, то и дело посматривая на подаренную им картину, висевшую на стене.

— Что ты тут делаешь? — довольно резко спросил он ее. — Почему ты не осталась в своем роскошном особняке или загородном дворце? Что случилось?

Маргарита чувствовала, что он сердит на нее, но никак не могла взять в толк почему. Она быстро, в двух словах, объяснила ему причины, заставившие ее все бросить и переехать сюда, отметив про себя брошенный им в ее сторону проницательный и многозначительный взгляд.

— Наконец к тебе вернулось твое былое благоразумие, — заметил он. — Ты как была чужая, так и осталась чужой для придворных императрицы. Почему ты не хочешь вернуться домой, во Францию?

— Сейчас я никак не могу. У меня очень много работы, императрица требует новых и все более красивых нарядов. К тому же сюда я приехала по личному приглашению императрицы и без ее разрешения я не могу уехать из России. Разве ты забыл, что после своего замужества я считаюсь российской поданной? Впрочем, я не побоюсь порвать связующие меня цепи, как только придет время действовать.

— И как, если не секрет?

— Пока еще не знаю. Мне надо быть очень острожной, чтобы никоим образом не вызвать подозрения у императрицы, что я собираюсь покинуть Россию. Однажды я беседовала об этом с Константином, и он предупредил меня о вездесущих шпионах императрицы, которые будут тщательно досматривать каждый корабль в порту и следить за всеми дорогами. Он заметил, что ускользнуть от соглядатаев очень трудно. К тому же сейчас, как мне кажется, я нахожусь под их негласным надзором. В любом случае, если бы я захотела вернуться домой по морю, то теперь это невозможно. В этом году ни один французский корабль не появлялся в порту Петербурга. Поскольку идет война, то, скорее всего, английский флот блокирует все порты Франции. Но мне хочется надеяться, что война не продлится слишком долго.

— Да. Но прусский король еще не повержен и Пруссия не разбита.

Хождение ван Девэнтера из угла в угол наконец вывело Маргариту из себя, и она раздраженно бросила ему:

— Господи, да присядь, наконец. Чего ты мечешься, как зверь в клетке? Может, выпьем по бокалу вина, ты не против?

Ян бросился в кресло и замер на мгновение. Маргарита налила вино и подала ему бокал. Он схватил ее за руку и, глядя ей в глаза, сказал:

— Выходи за меня замуж. Ты станешь подданной Голландии, а поскольку Голландия не воюет ни на одной стороне, ты сможешь беспрепятственно выехать со мной за границу, а потом перебраться во Францию.

Довольно долго они сидели и молча смотрели друг другу в глаза.

— Вот твое вино. Пей, сделай милость, — спокойно сказала Маргарита, — и не делай столь нелепых предложений. Я как-нибудь сама справлюсь.

Ян взял в руки бокал вина и сделал глоток, затем, взглянув на нее не без усмешки, спросил:

— Ты по-прежнему вздыхаешь по своему долговязому англичанину?

Маргарита вспыхнула и покраснела.

— Пусть мы и знакомы очень долгое время, но разве это дает тебе право задавать мне подобные бестактные вопросы?

— Хотя бы ответь на мой вопрос.

— Если ты подразумеваешь мужа Сары, то я не сохну по нему. Понятно?

— Не злись. Ведь между нами по-прежнему стоит чья-то тень. Кроме того, я знаю, ты никогда не любила своего мужа.

На столь откровенные слова, слишком похожие на упрек, Маргарита возмущенно выпалила в ответ:

— Я любила его, когда мы поженились.

— Да?! Однако он сам все погубил своим распутством, не так ли?

Она тяжело вздохнула:

— Кроме меня, кажется, всем в Петербурге было известно о его интимной связи с императрицей.

— Именно поэтому я и пытался остановить ваше бракосочетание.

— Я поняла, но гораздо позже. Но все равно Константин, несмотря ни на что, любил меня. А его понять можно, освободиться от любви императрицы нелегко и непросто.

— О, какое понимание и всепрощение.

Маргарита пожала плечами:

— Не стоит иронизировать. Его последние слова, я их хорошо запомнила, были полны настоящей, глубокой любви ко мне. И что бы ни думали все остальные, мы с Константином любили друг друга.

— Приятно слышать такое. Горечь, вызванная неудовлетворенными мечтами, — вот что разрушает любой брак. — Ян замолк на мгновение. — Ты позволишь мне написать твой портрет? Я давно хотел попросить тебя об этом одолжении, да все как-то не было подходящего момента или удобного повода.

Маргарита удивленно приподняла брови.

— Странная просьба. Как я слышала, у тебя нет отбоя от заказчиков. К тебе даже выстроилась целая очередь желающих, ведь так?

Девэнтер пропустил мимо ушей прозвучавшую в ее словах еле заметную насмешку.

— Сколько раз я делал краткие наброски твоего лица. Твой образ запечатлелся в моем сердце, но мне так хочется отразить его на полотне красками. Приходи завтра ко мне в мастерскую. Ты ведь ни разу не удосужилась побывать там. — Он замялся и заискивающе прибавил: — Кроме того, я покажу тебе картины, которые я недавно привез из Голландии.

Маргарите давно хотелось побывать у него в мастерской. Правда, денег для приобретения картин у нее не было, после смерти мужа остались немалые долги, с которыми ей надо было если не расплатиться, то по крайней мере отсрочить их выплату. Тем не менее она с удовольствием посетила бы художественный салон.

— Мне трудно отказать тебе в столь маленькой просьбе. Конечно, я буду позировать. Только, наверное, тебе нужно время, чтобы приготовиться к работе.

— Не волнуйся. Это все пустяки. Приходи ко мне в мастерскую завтра днем, там все обсудим, — повеселев, сказал Ян, ставя пустой бокал из-под вина на столик и вставая с дивана. — Я не вижу смысла откладывать начало сеансов.

Маргарита тоже поднялась.

— Мне кажется, ты кое-что забыл. Заказчик ведь должен оплачивать работу живописца, не так ли?

Ян нахмурился:

— Хорошего же ты обо мне мнения, если считаешь, что я возьму с тебя деньги. В таком случае я хотел бы кое-что пояснить. Я буду писать твой портрет для себя.

— Ясно, мне все ясно. В таком случае, — лукаво отозвалась Маргарита, делая вид, что не замечает его возмущения, — мне бы хотелось взамен получить твой автопортрет.

Ян, как человек, не лишенный чувства юмора, сразу понял, что она немного поддразнивает его. Выражение его лица прояснилось.

— Конечно, ты получишь мой автопортрет, — пообещал он, живо представив себе, как он это сделает. Он напишет оба портрета во фламандском стиле, как это делали после обручения или свадьбы, где жених и невеста или муж и жена как бы смотрят с портретов друг на друга.

В условленное время Маргарита пришла к нему в мастерскую. Он провел ее внутрь и предложил ей кресло.

— Может, ты хотела принять какую-нибудь позу? — спросил он. — Может, поставить на стол возле тебя какую-нибудь вазу с цветами или с фруктами. Некоторым, например, нравится, когда перед ними лежит раскрытая книга или несколько книг, что подчеркивает их умственные запросы и любовь к чтению. Если ты захочешь держать в руке розу или какой-нибудь другой цветок, то это можно легко устроить.

— Ян, ну где ты достанешь розы в апреле, когда еще ничего не цветет?

Он весело поглядел на нее:

— Это как раз несложно. Если пожелаешь, то я могу нарисовать тебя в беседке, сплошь увитой розами.

Маргарита звонко рассмеялась:

— Ты смеешься надо мной. Представляю, какой у меня будет тогда вид. Лучше нарисуй меня за работой с иголкой в руках, вышивающей красивый узор на платье, а на столе катушки шелковых ниток.

Он сразу стал серьезным:

— Нет, только не на этом портрете.

— Да? Ну и как ты меня представляешь в таком случае?

— Ты сидишь. Крупный план. Как будто ожидаешь чего-то нового. Никаких украшений. Все очень просто. — Его взгляд скользнул по ее рукам. — И никакого обручального кольца.

Она тихо, но твердо ответила:

— Несмотря на неверность Константина, я очень уважаю его, он отдал свою жизнь, защищая родину. Я ношу траур, иначе я не могла бы поступить.

— Тогда почему бы тебе не давать сеансы, сидя в черном, — опять раздраженно выпалил Девэнтер.

Маргарита удержалась и не сказала в ответ ни одного резкого слова, а тут как раз вошла Саския и поставила на стол самовар. Ее приход оказался крайне своевременным, он утихомирил назревавшую между ними ссору. Болтая между собой, женщины стали расставлять на столе чашки и блюдца. Посередине стола Саския поместила блюдо с булочками, начиненными фруктами и орехами, которые, как помнила Маргарита, делались по особому рецепту.

Как только Саския вышла, Маргарита, отпивая маленькими глотками чай из чашки, внимательно посмотрела на Яна:

— Если мы не сможем удерживать себя в рамках приличия, то не лучше ли тогда оставить эту затею с портретом?

Ян грустно улыбнулся и сказал:

— Прошу извинить меня за неуместную вспышку раздражения, но хочу лишь напомнить о том, о чем говорил вчера. Мне хочется написать портрет так, как будто все у тебя начинается сначала. Прошлое вычеркнуто, и о нем следует забыть.

— Хорошо, я согласна. Тогда давай отложим написание портрета месяца на три. Такой срок мне необходим, чтобы прийти в себя и привести имущественные дела в порядок. Возможно, что к этому времени я придумаю план, как мне лучше всего покинуть Россию.

— Надеюсь, это не значит, что я не буду видеть тебя все это время.

Маргарита задумчиво покачала головой:

— Конечно, нет. Мы будем встречаться.

— В таком случае позволь мне пригласить тебя пообедать вместе со мной сегодня вечером.

Но она решительно отказалась.

— Нет, нет и нет. Только не сегодня. Ты слишком раздражен, н нам не следует находиться с тобой сегодня вместе.

— Ладно. Тогда через два дня. Как раз к этому времени я успею развесить все полотна в галерее, и настроение у меня точно улучшится.

Она весело рассмеялась:

— Очень хорошо. Но объясни мне. Если ты можешь писать картины, то ради чего ты по-прежнему занимаешься их торговлей? Ты ведь можешь все свое время посвятить живописи и никуда не уезжать из Петербурга. Твои портреты очень нравятся местной публике, а также пейзажи и другие полотна.

— Не спорю. Мои дела здесь идут очень хорошо. Деньги никогда не бывают лишними, а когда их много, то это позволяет мне покупать полотна молодых неизвестных художников и тем самым поддерживать их материально. Надеюсь — а мое чутье меня редко подводит — в будущем многие из них прославятся. Среди молодых дарований есть одна голландская девушка, у нее очень живописные пейзажи. Просто прелесть.

— Очень интересно. А здесь, в Петербурге, у тебя есть ее работы?

— Да, есть одна. Мои помощники уже распаковали багаж сегодня. Думаю, полотно очень придется по вкусу великой княгине. Я специально приберегу его для нее, пока не буду выставлять для показа широкой публике. Кроме того, у меня есть ряд полотен французских мастеров, я приобрел их, будучи в Париже в прошлом ноябре. Думаю, они тебе также понравятся.

— Ты был в Париже?! — воскликнула Маргарита. — Ну, и как Париж? Он сильно переменился с тех пор, когда я покинула его?

Ван Девэнтер поделился с ней своими впечатлениями о Париже, хотя ей показалось, кое-что утаил от нее, но что именно, ей трудно было понять.

— Какая жалость, что я не знала, что ты будешь в Париже, — вырвалось у Маргариты. — Я бы перед отъездом вручила тебе письмо, чтобы ты передал его мадам Фромон, о которой я тебе когда-то рассказывала. Я так долго не получала от нее ни одной весточки. Думаю, всему причиной — эта нескончаемая война, а не какая-нибудь болезнь или несчастье.