— Ты и я — одно целое, — прошептал я, укладывая её на спину. — Ты — моя, а я — твой.

Я спускался по её телу, покрывая поцелуями шею, грудь, живот…

— Ты — моя нежная, любимая, единственная…

Я обхватил руками её тонкие лодыжки и широко расставил в стороны ноги. Я наслаждался открывшимся видом: она, раскрытая для меня, возбуждённая, сочащаяся. Мой прекрасный цветок. Мой запретный плод.

Я легонько подул на влажную кожу, что подёргивалась под моим взглядом, и медленно провёл языком вдоль скользких складок. Её тело всегда так трепетно откликается на каждое моё движение, и я не хотел заставлять свою девочку ждать: я прильнул к её лону и жадно ласкал, доводя её до полного исступления, заставляя кричать моё имя.

Когда она обессилено упала на подушки, я ворвался в неё одним резким толчком бёдер и начал двигаться быстро, почти грубо. Я наклонился и поцеловал её затвердевшие соски, втягивая их по очереди в рот, посасывая и поглаживая языком. И в тот момент, когда мы взорвались одновременно, я посмотрел прямо в её глаза и чётко произнёс: «Маша, я люблю тебя. Всегда буду».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Спросонья я сразу не смог понять — проспал ли всего пару часов или уже сгущаются вечерние сумерки? Бросил взгляд на телефон. Уже вечер. А Машки снова нет рядом.

Я прошлёпал босыми ногами по прохладному кафелю в кухню.

— Брат, ну ты бы хоть прикрылся, — пробасил Володя.

— Я гостей не ждал, — огрызнулся я. — Ты какими судьбами? И где Машка?

— Сказала, что ей нужно отъехать в офис и заскочить домой за купальником, что бы это ни значило. Я жду, пока ты встанешь, уже несколько часов. Хорошо, что твоя подружка наготовила целую тонну еды.

— Ты хоть мне что-нибудь оставил? — Усмехнулся я и вернулся в спальню.

Спустя пару минут я натянул пижамные брюки и поло и присоединился к брату.

— Рассказывай, — серьёзно кинул я ему.

— Светка…

— Прости, брат. Я не могу сейчас говорить о ней. Не после того, что она выдала. При родителях, при тебе, при Машке.

— Влад, она страдает. Она выпала из жизни почти на год, вернулась — а тут такие перемены. Ты должен её понимать.

— Володя, да я не против, но вся её сущность вчера вылезла наружу. Я словно очнулся. Вот с кем я жил всё это время. Не с милой младшей сестрёнкой, а с прожжённой стервой.

— Ты прав, она изменилась за эти годы, мы все её разбаловали, потакали во всех капризах.

— Брат, ты знаешь, я носил её на руках, готов был бросить весь мир к её ногам. Все мои победы были для неё одной. А она только из года в год выносила мне мозги. Истерила беспричинно. Хлопала дверями, пропадала. Когда с ней случилось несчастье, я пережил долбанный катарсис. Я стал другим человеком. Я считал себя виноватым в произошедшем. Но всё прошло. Я понимаю, то, что она сотворила с собой — это следствие её гнилой сущности. Вот ты мне скажи, нормальный адекватный человек сядет за руль в невменяемом состоянии?

— Нет, безусловно.

— Что там с ней происходило, все эти эмоциональные всплески…? Она просто жалела о поспешности нашего брака. Я не видел, не замечал этого. Был слишком увлечён карьерой. Я думал, что однажды у нас родятся дети. Хорошо, что мы так и не решились. Это было бы так нечестно по отношению к ним.

— Тем не менее, она не заслуживает такого отношения, ты не находишь?

— Какого отношения?

— Не заслуживает видеть твоё счастье с твоей новой девушкой.

— У неё был я — целиком и полностью. Она не оценила. Теперь всё по-другому. — Отрезал я.

За моей спиной тихо ахнула Машка.

— Так вот что это для тебя?

— Блин, — чертыхнулся я. — Машка, не вырывай фразы из контекста. Я тебя люблю. И Светка здесь вообще ни при чём. Просто констатация факта — было и было.

— Мария, Влад ни на секунду не усомнился в своих чувствах, это я тут злодей. Змей-искуситель. — Встрял Володя.

— В каком это смысле? — Насторожилась она.

— Сестра даёт нам жару, думал, что Влад сможет повлиять. Но, нет, он прав. Нечестно втягивать его в извечную драму под названием Света, когда он — единственная причина, почему она всё ещё может сыпать проклятия.

— Зря ты ей сказал, — Машка цокнула языком. — Не представляю, каково ей! Она, конечно, виновата в аварии сама, но страшно представить себя на её месте: очнуться спустя почти год, сесть в инвалидное кресло, узнать, что вся твоя жизнь перевернулась с ног на голову… И тут ещё, как ушат воды на голову — такое заявление. Ей есть от чего беситься и сходить с ума.

— Машенька, ты думаешь о ней лучше, чем есть на самом деле. — Покачал головой Володя. — Пускай её бедственное положение не вводит тебя в заблуждение. Она не пожалеет тебя, постарается ударить побольнее, как только ей предоставится такой шанс.

— Вы прямо делаете из неё чудовище, — девушка закатила глаза. — Она всего-то женщина, попавшая в ужасную ситуацию. Она злится, и это нормально. Я не хочу сказать, что это пройдёт скоро или однажды. Но я могу её понять.

— Святая женщина, — вздохнул Володя. — Только держи ушки на макушке.

Я хотел бы закрыться с Машкой в огромном коконе и никогда не покидать его. Хотел бы спрятать её от всех бед, от всего дерьма, что мы ещё повидаем в наших отношениях, но я не мог и не имел на это никакого права. Счастливые пары должны проходить всё то же дерьмо, что и несчастные, но, при этом, должны с блеском справляться с выпавшими на их долю испытаниями.

— Кстати, брат, — вздохнул Володя. — На следующий бой поставили Британца.

— Какого хрена? — Взвился я. — Он же просто конченный отморозок! Верпов так и остался лежачим инвалидом после того случая, не смог встать.

— Знаю, тебе нужна нехилая подготовка, чтобы хотя бы всему не переломаться. Про победу я вообще молчу. Откуда организаторы его откопали только?

— Ты можешь отказаться? — Испуганно спросила Машка.

— Нет, только если по состоянию здоровья или если со мной расторгнут договор.

Я посмотрел в её глаза и увидел в них всю гамму чувств.

— Не бойся, — успокоил я. — Всё будет хорошо. Я обещаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Володя бросил на меня взгляд, полный порицания и недовольства. Ему не нравилось, что я обманывал её, но он не вмешался.

Против Британца у меня не было никаких шансов, и мы оба это знали.


ОНА


В редакции было чересчур оживлённо.

— Маш, привет, — крикнула Софочка, наш офис-менеджер, — Арсений Аркадьевич рвёт и мечет! Тебя требует. Извини, что вырвала тебя сегодня в офис.

— Ничего страшного, — заверила я её.

Софийка и так дозвонилась до меня не сразу.

Мне тяжело далось пробуждение, в горячих руках Влада я разомлела. Странно было ускользать из постели, тихонько выбираться из комнаты с охапкой вещей в руках. Будто преступница.

Владимир застукал мой уход, когда я, полностью готовая, спешно глотала чай.

— Убегаешь? — Гаркнул он за моей спиной. — А Влад что?

— Боже, — подпрыгнула я, — как ты меня напугал! Влад спит. Не буди его, у него выдалась тяжёлая ночка. Стрессы и недосыпы вредят мышечной ткани, ведь так?

— Да, точняк! Пусть тогда спит боец. Я подожду.

— Завтрак на плите, обед в холодильнике. — Улыбнулась ему. — Я в офис и заеду домой за купальником. Пускай Влад не теряет меня. Пока!

И как бы я не хотела сейчас быть совершенно в другом месте, а всё равно была вынуждена постучать в дверь кабинета своего шефа.

— Арсений Аркадьевич, вызывали?

— Дверь закрой, — гаркнул тот. — Где тебя носит, Ромашина? Неделями не появляешься в офисе, дома тебя не застать круглыми сутками! Безобразие!

— Начальник, — я подняла руки в защитном жесте, — не гневайся. Я все проекты сдаю в срок, знаешь же, что дома мне проще работать.

— Дома? — Усмехнулся Арсений. — Я трое суток просидел в твоей квартире, ты там даже не появляешься.

— Арсений, то, где я провожу время, никоим образом не влияет на качество моей работы. Тиражи со статьями уходят в печать только в путь, даже Ленка из редакторского не шлёт мне свои писульки. Ты не можешь жаловаться.

— Зато то, с кем ты проводишь своё свободное и рабочее время, напрямую влияет на конечный результат. Это же очевидно для меня. Где книга? Где первые статьи?

— Никакого разгромного материала не будет, — я покачала головой. — Там всё настолько банально, что уцепиться не за что.

— Почему-то я не верю тебе, покажи наброски, — он нацепил очки, что значило «никаких отговорок, Ромашина, живо положила на стол заметки!»

Я открыла цикл заметок, над которыми работала последние месяцы, и положила перед шефом. По мере того, как его, шефовы, глаза выкатывались из орбит, я всё больше понимала, что попала.

— Что это за туфту ты хочешь мне подсунуть?

— Это первые главы, Арсений, — невозмутимо заявила я. — Говорю же, что всё совсем не так, как кажется на первый взгляд.

— Ты затеяла опасную игру, девочка моя, — он снова сложил очки на столе и достал из ящика стола папку. — Читай. Вслух.

— «За атлетической внешностью этого красивого, подобно греческим богам, мужчины скрывалась душа израненного мальчика. Брошенный родителями на попечение государственного дома малютки, первые годы своей жизни он вынужден был провести в дороге — от очередного бюджетного учреждения к следующему. Безликие серые стены не радовали глаз, жизнь мальчика была пуста и лишена смысла, пока однажды он наконец не нашёл своё призвание — бокс». — Бегло прочитала я, не смея поднимать глаз на Арсения. — «Круто сменив направление его жизни, судьба под видом спортивного увлечения подарила ему шанс на новую жизнь. Вместе с боксом мальчик получил не только поддержку тренера и своих товарищей по секции, но и смог обрести куда желанный дар — настоящую семью. Его приёмными родителями стали родители одного из воспитанников спортивной школы, прекрасные люди с огромными сердцами и добрыми душами. Они смогли наполнить всех своих детей необъятной любовью, добротой и верностью, щедростью, превосходным чувством юмора и гордостью за свои поступки. Именно в этой семье бывший детдомовец обрёл, как он считал, свою любовь, свою судьбу — девочку Свету, его сестру. Долгие годы с поддержки теперь уже жены, Владислав Шестопалов уверенно шёл вверх, переступая через тела поверженных им противников, завоёвывая сердца тысяч поклонников, сквозь чемпионские титулы и высокие награды. И вот, на пике своей карьеры, он принял неожиданное решение, о чём объявил в своём единственном интервью в спортивной передаче «Боксёрские будни». Владислав покинул большой спорт и пропал с радаров журналистов. Казалось бы, что особенного? Устал, достиг всех высот, сдался, сдулся… Вариантов развития событий в мире спорта разнообразно много. Но, нет. Только у нас вы сможете узнать истинные мотивы великого чемпиона Владислава Шестопалова уже скоро».

— Ничего не хочешь мне сказать? — Спросил Арсений.


— Какого чёрта ты забыл в моём ноуте?

— Фактически это мой ноутбук, ведь его тебе выдали для работы. Правильно, кстати, ты поступаешь, что синхронизируешь данные ежедневно, ведь так обидно было бы потерять все наработки.

— Я не могу это публиковать, просто не могу. — Я закусила губу. — Пойми, это всё не имеет ни для кого большого значения. Ну есть такой спортсмен, то есть был. Был да сплыл. Всем плевать. А он… Он будет разбит, он не хочет никакой публичности, он ненавидит журналистов. Кому будет хорошо?

— Нам, тебе и мне. Ты расклеилась, как девчонка. Тебя ждёт слава, после цикла статей о Шестопалове ты получишь признание всех ведущих издательств, любую твою книгу отхватят, как горячие пирожки. Ты же всегда этого хотела, Мари. Разве не за этим ты вызвалась писать о нём? Я знаю, что у тебя хорошее чутьё, ты никогда не взялась бы за провальную тему. Так почему ты сидишь здесь и вешаешь мне лапшу на уши? Ты — большая умница, с блеском работаешь в полевых условиях, что не так?

— Арсений, я не могу, ты понимаешь? — Я смахнула набежавшие слёзы.

Резко встав, я кинула папку на стол и пошла на выход.

— Я не отпускал тебя, — крикнул шеф.

— Мне нужно освежиться, — я махнула рукой в сторону двери.

— Нет, постой.

Он подошёл ко мне вплотную, оттесняя к самой двери. Когда лопатки коснулись прохладной гладкости деревянной поверхности, я задержала дыхание, наблюдая словно со стороны за приближением моей личной катастрофы. Всё это случалось уже тысячи раз, но никогда прежде — как в прошлой, чужой жизни. Я наблюдала, как Арсений протянул в мою сторону свои руки, как вытянул губы для поцелуя, и я отвернула лицо в самый последний момент.