На пляже я лениво развалился на шезлонге, наблюдая за Машкой. Она резвилась в волнах и посылала мне воздушные поцелуи. В это мгновение я был так чертовски благодарен судьбе за то, что привела меня в мир боёв без правил, за то, что столкнула с этой удивительной и прекрасной девушкой, за то, что я обрёл любовь, какой никогда не знал.

— Эй, качок, — она нависла надо мной и брызнула водой. — Не хочешь освежиться?

— Я хочу, — улыбнулся я.

— Так пойдём, — она взяла меня за руку и потянула.

Я не сопротивлялся, дошёл до кромки воды, отпустил её и, разбежавшись, нырнул в приближающуюся волну. Она, не мешкая, сделала то же самое и подплыла ко мне.

— Ты здесь стоишь?

— Да.

Она обхватила мои плечи и нежно поцеловала губы.

— Так не хочется возвращаться, — прошептала она.

— Знаю, но вся наша жизнь там, в Москве.

— Знаю. — Маша покачала головой. — Я бы всё отдала лишь бы иметь возможность сбежать с тобой на край света.

— Хочешь, мы будем летать сюда каждый месяц?

— Да. С этим городом у меня связаны самые лучшие воспоминания. Именно он по-настоящему связал нас.

— Я любил тебя, — усмехнулся я. — Вне зависимости от города.

— Но признался именно здесь, — возразила она. — Пойдём поедим чего-нибудь?

— Ты — богиня, знаешь?

— Я знаю, качок, что ты уже давненько не кушал, а значит — голоден, как чёрт, — она закатила глаза.

— Моя заботливая фея, — шепнул ей в лицо, и она фыркнула в ответ.

Я поцеловал Машку и на руках вынес из воды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

После позднего обеда или очень раннего ужина, смотря с какой стороны посудить, мы пошли в сторону гостиницы.

— Смотри, какой там вид! — Моя девушка остановилась и указала направление.

— Хочешь, пойдём той дорогой?

— Ты не устал?

— Нет, конечно, давай прогуляемся.

Мы дошли до видового местечка, горная дорога здесь резким поворотом уходила вниз влево, и перед нами открывалась панорама из раскинувшихся на подножии невысокой горы разнообразных домов, что нестройными рядами тянулись друг за другом к морскому побережью.

— Ух ты! Завораживает… — Прошептала Машка.

Солнце уже начало клониться к горизонту, становясь более мягким и золотым, совсем не таким, как несколько часов ранее. Его чарующие блики отражались ото всех блестящих поверхностей, в том числе и от поверхности воды.

И пока Машка наслаждалась этой сияющей картиной, я смотрел на неё и не мог отвести взгляда. Широко открытые глаза девушки на свету приобрели цвет шампанского, губы изогнулись в добродушной улыбке, на лице — спокойное выражение.

Она никогда не жеманничала, не строила из себя какого-то другого человека, не хныкала по поводу и без, не закатывала истерик, не устраивала скандалов. Мне было так комфортно с этой девушкой, как никогда не было ни с кем. Я был счастлив рядом с ней. Я был счастлив, что сумел испытать такие невероятные чувства в своей жизни.

— Ромашка, — я закинул руку ей на плечи и прижал к себе, — я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Она повернула на меня удивлённый взгляд, и я поспешил добавить:

— Когда всё уляжется, само собой. Не прямо сейчас, но однажды. В ближайшем обозримом будущем я бы этого хотел. — Я словно оправдывался за свою любовь. — Потому что то, как я люблю тебя, я никогда никого не любил и не смогу никогда полюбить. Моё сердце — это ты, помнишь?

— Да, — кивнула она, её глаза наполнились слезами. — Помню.

— А ещё я хочу, чтобы ты стала матерью моих детей, родная, — прошептал я ей на ухо, так тихо, словно боялся в этом признаваться.

По её лицу струились слёзы, но она счастливо улыбалась мне. Машка обвила мою шею руками и подарила мне поцелуй, наполненный надеждами и обещаниями. Это было её безмолвное согласие, и я хотел кричать об этом на весь мир, так меня переполняли чувства.

— Давай ещё немного прогуляемся? — Через некоторое время спросила она.

— Конечно, веди! — Я рассмеялся. — За тобой — хоть на край света!

Мы пошли вниз по извилистой тропинке, вдоль инжирных и банановых деревьев, пальм и акаций, прошли ряда три участков с домами, и Машка ахнула.

— Смотри, какой чудесный домик!

Домик и впрямь был сказочный, словно его вырезали прямо с живописного Санторини и вставили посреди этой улицы в Сочи: белоснежный с ярко-синими крышей, окнами и дверями, белым резным каменным забором с синими деревянными воротами и калиткой.

— Подойдём поближе? — Спросил я.

— Конечно, — от нетерпения она подпрыгивала на месте.

Она открыла карту и что-то сверила, а потом довольно рассмеялась.

— Влад, помнишь про мой сюрприз?

— Да, что-то ты говорила… — Рассеянно подтвердил я.

— Оказывается, это здесь, — прошептала она и крепко вцепилась мне в руку.

— Что здесь? — Не понял я.

— В наших разговорах ты постоянно возвращаешься к теме своего рождения, — она посмотрела мне в глаза. — Я поняла, что это действительно важно для тебя — найти ответы на вопросы. Без них ты не можешь быть цельным, и это разбивает моё сердце!

Я тяжело дышал, боясь продолжения. Машка успокаивающе положила руку на моё плечо и начала гладить.

— Влад, за этим забором ты найдёшь все ответы. Это было сложно, но я нашла все концы той давней истории. — Она нервно улыбнулась и облизнула губы, прежде чем продолжить. — Здесь живёт твоя мать, Влад. Женщина, которая родила тебя на свет. Ты не должен это делать сейчас или когда-либо, но теперь ты всегда будешь знать, что сможешь узнать в любой момент.

Мой взгляд метался от калитки к лицу девушки и обратно. Я был в замешательстве!

С одной стороны, я хотел ворваться и выпытать у этой… кхм… женщины всю правду, с другой — меня пугало то, что я мог услышать. Больше всего я боялся, что мои догадки подтвердятся, что я никогда не был ей нужен.

И пока противоречивые чувства с бешеной скоростью обуревали мой разум, а Машка стояла рядом, не переставая гладить мои плечи, лицо, голову и руки, калитка распахнулась настежь, и из неё выглянула ухоженная женщина лет пятидесяти.

— Добрый вечер, молодые люди, — улыбнулась дама. — Хотели сфотографироваться?

— Здравствуйте, — резко выдохнула Машка.

— Что, простите? — Не понял я.

— Туристы часто просят сфотографироваться с моим домом, — с удовольствием пояснила дама. — Вы проходите, пожалуйста. Я увидела, что кто-то стоит у ворот, так и подумала, что хотите посмотреть. Ой, сосем язык без костей. Заболтала вас!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Она была невысокой, склонной к возрастной полноте, женщиной со стильной укладкой волос медового оттенка. Модный яркий сарафан, кроксы, интересная цепочка с очками — женщина щурилась, но пока не надевала их.

— Спасибо за гостеприимство! — Затараторила Машка, давая мне время осмотреться. — У вас великолепный дом! Мы словно очутились на Санторини…

Тем временем женщина нацепила очки и ахнула.

— Господи Боже, Отец наш Небесный! — Она перекрестилась и продолжила, повергая меня в шок, — сынок? Я не могла обознаться! Это ведь ты?

— Ну, здравствуй, мама! — Горько ухмыльнулся я, на что получил щипок от Машки.


ОНА


Я переживала о том, как Влад справляется с неожиданным открытием. Выглядел он неважно, и я кляла себя на чём свет стоит, что не подготовила его заранее. Вот глупая! Словно жизнь — это ток-шоу, и он должен был подпрыгнуть от радости и горячо благодарить меня!

— Ну, здравствуй, мама! — В его голосе чувствовалась горечь, но его смятение не должно было выливаться на голову этой женщины.

— Проходите, гости дорогие, — засуетилась она. — У меня правда и нет ничего, но сейчас чаю заварим и булочки инжирным вареньем намажем! Вкусно, полезно! Не стойте! Вот это радость на мою голову! Сын! Живой!

— Ты как? — Шепнула я Владу.

— Странно. Очень странно.

— Пожалуйста, давай выслушаем её историю, — взмолилась я. — Иногда всё совсем не так, как кажется на первый взгляд.

— Ох, не знаю, выдержу ли. Я в панике.

— Я знаю. Как и знаю, что выдержишь. Я с тобой.

Я взяла его за руку и шагнула в прохладный коридор.

— Как вас зовут? — Громко спросила я.

Женщина вздрогнула и, поставив чайник на плиту, повернулась к нам.

— Меня зовут Ирина Михайловна Куликова, я родилась в День Интернационала, сейчас это Первомай, в 1961 году в семье фельдшера Елены Эдуардовны и фрезеровщика Михаила Алексеевича. Куликова — моя девичья фамилия. — Она безотрывно смотрела на Влада и не могла отвести от него глаз. — В 1980 году я окончила техникум и встретила твоего отца на дискотеке в честь выпускного. Он был 25-летним статным лейтенантом советской армии Прокопьевым Александром Степановичем, высоким и красивым парнем. Ты просто вылитый отец!

Женщина ловко заварила чай, выставила на стол чашки, сахар, банку варенья и тарелку румяных булок, села напротив и нерешительно спросила:

— Как тебя зовут?

— Влад, — рассеянно ответил Влад и добавил, — Владислав Сергеевич Шестопалов.

— А эта чудесная девочка? Твоя супруга? — Полюбопытствовала женщина.

— Она — моя невеста! — Гордо выпалил парень, и я чуть не поперхнулась.

— Маша, — представилась я и улыбнулась. — Очень приятно с вами познакомиться. Может, Влад и похож на отца, но глаза у него ваши.

Влад нервно дёрнул ногой. Я накрыла его руку своей и задала вопрос, который занимал нас обоих:

— Так что же произошло? Почему случилось так… как случилось?

Я хлебнула ароматного чая с горными травами, разрезала пополам мягкую сдобу и щедро смазала обе части вареньем. Отдавая одну половину Владу, я бодро улыбнулась — «я с тобой» — и вопросительно подняла глаза на Ирину Михайловну. Женщина вертела в руках салфетку, переносясь мысленно в прошлое. Вероятно, прошёл уже ни один десяток лет с тех пор, когда она рассказывала кому-либо историю своей жизни в последний раз.

Я нащупала в кармане смартфон и включила запись, приготавливаясь к её исповеди.


‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я пропала сразу, как увидела его. Моё сердце ухнуло в пятки. Не знаю, говорят ли так сейчас, я давно не общалась с молодыми людьми. В общем, я полюбила его с первого взгляда. — Она тихо рассмеялась, вспоминая то счастливое мгновение, и я её прекрасно понимала. — В восемьдесят первом мы сыграли свадьбу, и через три месяца нас отправили служить на Дальний Восток. Страшно и смешно вспоминать, как мы две недели добирались до этого маленького городка! Целый плацкартный вагон военных: кто — один, кто — с семьёй. Женщины плакали, покидая центральную часть Советов: кто-то боялся перемен, кто-то ужался перспективе служить на границе с Японией, кто-то был в отчаянии, потому что приходилось оставлять пожилых родителей. Я же была очарована сменой пейзажей за окном поезда и задорным мужем-лейтенантом. После техникума я работала по распределению швеёй в ателье в их военном гарнизоне, поэтому всё сложилось удачно — куда бы ни забрасывал нас долг службы, мы оба были при деле. В любом гарнизоне было ателье, текучесть кадров и постоянная работа. Отец дослужился до майора, и его перевели в Бурятию, на границу с Монголией. По сравнению с богатым гарнизоном под Южно-Сахалинском, новый был просто дыра-дырой! Я, майорша, была в шоке от состояния бараков и полной антисанитарии!

Женщина торопливо сделала несколько глотков чая и продолжила.

— К тому времени у нас сложилась определённая компания: я и Саша, Киреевы Людмила и Георгий, Суриковы Татьяна и Аркаша, Голубочкин Василий с супругой Катей и двумя детьми, Оксаной и Игорем, и холостой майор Пётр Степанович Вакуленко. Этим составом нас мотало по гарнизонам, этим — занесло и в Бурятию. Первыми не выдержали Голубочкины — до ближайшей школы было около сорока километров, пришлось просить о переводе. Таня Сурикова забеременела, тяжело носила, тоже пришлось просить перевод ближе к какому-либо городу. Остальные все так и служили в глуши на границе. Нас туда забросило в восемьдесят пятом, в ноябре, пока суд да дело, восемьдесят шестой пролетел пулей, а там наступил и восемьдесят седьмой…

Она судорожно вздохнула и смахнула набежавшие слёзы. Мы приготовились к самой драматичной части — Влад родился в начале 1988 года. В больнице дату рождения поставили примерную — 5 января.

— На Первомай мы отгуляли мой день рождения, а на День Победы снова собрались за праздничным столом. Пели песни, плясали, жарили шашлыки… Я собиралась забрать из духовки томлённую картошку, а Саша велел сидеть и пошёл сам. Нелепая случайность — жидкость из казана затушила огонёк в духовке, а газ продолжал наполнять деревянный барак, искра от древней розетки моментально разожглась, грохнул взрыв, и почти десять лет моей счастливой жизни навсегда сгинули в том пламени.