Я уткнулась в плечо Влада и закрыла рот рукой, пытаясь сдержать рвущиеся рыдания. Парень же сидел, словно каменное изваяние — ни шороха, ни звука, ни малейшего движения. Ирина Михайловна встала, прошлась по кухне, выглянула в окно, набрала стакан воды и протянула мне.

— Не терзай сердце, девочка. Это история давно минувших дней, и я сполна по ней отгоревала.

— Спасибо, — с благодарностью приняла стакан и отпила.

— Я вижу, какая ты добрая, отзывчивая девочка. Рада, что у моего сына такая достойная невеста!

— Спасибо, — ещё больше смутилась я.


Женщина села и продолжила:

— После несчастного случая гарнизон расформировали. Кроме моего Саши в пожаре погибли весь руководящий состав и несколько солдат. Временно нас перекинули назад во Владимирскую область. Киреевы получили долгожданное жильё, а я вернулась вдовой в отчий дом. Вакуленко получил подполковника и пригласил нас на скромное обмывание погон. На тот момент я ещё не знала о беременности, списывая симптомы на сильный стресс. Близился август. В городке было так душно, знойно! Я изнемогала. Пётр постоянно выносил мне кувшин воды и отправился отвезти на своей «Волге» до дома по завершении мероприятия. Перед домом родителей он признался мне в любви. «Понимаю, что ты сейчас не готова, но я готов ждать сколько необходимо». Он говорил, а мне было плохо — в прямом смысле слова. Я еле успела добежать до кустов, и меня стошнило. В понедельник я пошла в санчасть и узнала о беременности. Я была счастлива! Я носила под сердцем частицу своего мужа! Родители меня поддерживали; я плохо переносила токсикоз, постоянно была на больничном. В октябре отец умер от острого инфаркта прямо за станком на заводе. На похоронах мать не выдержала горя — её разбил инсульт. Я осталась одна — с растущим животом и лежачей матерью. Близился декрет. У меня почти не оставалось сил, я не представляла, как справлюсь с навалившимся горем: как буду следить за матерью и за новорожденным ребёнком.

Женщина сделала несколько крупных поспешных глотков остывшего чая и всхлипнула.

— Пётр пришёл ко мне и сказал: «Не глупи, Ира. Тебе нужно крепкое мужское плечо, помощь, ребёнку нужен отец. Я люблю тебя и готов заботиться о твоей семье. Я принимаю, что ты всегда будешь предана другому, Сашка был и моим другом и верным товарищем, сослуживцем. Я скорблю вместе с тобой, но, прошу, не путай преданность с глупостью!» И я сдалась. У меня просто не было сил. Мы тихо расписались и зажили одной семьёй. Под новый год не стало мамы. Хоронили 31, когда вся страна готовилась встречать новый, 1988 год. У меня скакало давление, и меня забрали в город, в роддом. Утром второго января начались схватки, и в 23:58 на свет появился ты, мой сынок. Ты был так прекрасен! Маленький, с огромными глазами, ты смотрел на меня и жадно глотал воздух. Я уснула, будучи самой счастливой женщиной, а утром меня как громом поразило новостью о том, что ночью тебе стало плохо и ты перестал дышать. Мне сказали, что пришлось отправить тебя в районную больницу — там были лучшие условия для содержания в реанимации новорожденных. Я молилась дни и ночи напролёт, но спустя неделю мне сообщили, что ты умер. Я была убита горем, Пётр утешал меня, как умел: забрал тело и все документы, договорился о похоронах, хотя мы даже не успели дать тебе имя. Так и похоронили маленький гробик с надписью на кресте «Младенец Прокопьев». Я сходила с ума от горя, от несправедливости жизни — я потеряла не только единственного любимого мужчину, но и его дитя не уберегла. Пётр попросил перевод, надеясь, что на новом месте я смогу прийти в себя хотя бы отчасти. Мы уехали в Ленинградскую область, прожили там до распада Советов, потом часть расформировали. Пётр начал неплохо зарабатывать в девяностые, мы уехали в Ростов-На-Дону, он открыл автосервис, купил большую квартиру. Я не смогла заставить себя полюбить его, не смогла заставить себя родить ему ребёнка. После очередной ссоры я не выдержала и ушла от него. Приближался миллениум, мне было почти сорок лет. Я вернулась в родительский дом, а Пётр, по слухам, спился. Мы не оформляли развод, поэтому однажды мне сообщили, что его убил пьяный бомж, а сама я стала его наследницей. Я продала всё имущество и уехала жить к морю. В моей жизни больше не было счастья, не было близких, не было мужчин. Лишь изредка в гости приезжают бывшие сослуживцы, не бросают старуху. Вот такая невесёлая история.

Ирина Михайловна посмотрела на нас, словно ждала осуждения.

— Но я же не умер, — констатировал устало Влад.

— Теперь я это знаю, сынок. Даже не могу сказать, что это было — злой рок или чудовищная ошибка в больнице, возможно, вас перепутали, и тебя отдали в другую семью?

— Я вырос в детском доме, — резко бросил парень. — Если меня и отдали в другую семью, то они не особо обрадовались этому.

— Ты хочешь обвинить меня в этом? Я все эти годы жила с мыслью, что мой ребёнок умер, пока сегодня не увидела тебя.

— Я никого не обвиняю. Просто… — Он призадумался. — Это всё слишком странно, не находите?

— Дети умирали во все времена. Сейчас, — она удалилась с кухни, и я воспользовалась возможностью поговорить с Владом.

— Влад, о чём ты думаешь?

— Я зол, — он усмехнулся. — В детстве я думал, что меня бросили, что я не нужен своим родителям. А сейчас оказывается, что должен винить долбанную бюрократию и ошибку врачей? Что они напутали что-то в своих документах, и я попал в детский дом, а моя мать вынуждена была хоронить своего ребёнка, как она думала?

— Тише, — успокоила я, — в этом нет твоей вины. И точно нет её вины. Она любила тебя всегда, даже когда думала, что тебя нет. Теперь ты знаешь, как сильно она тебя ждала. Теперь вы сможете наладить отношения, познакомиться. Мама расскажет тебе об отце.

Ирина вернулась, и мы замолчали. В её руках был фотоальбом.

— Вот смотрите, — она раскрыла его на столе перед нами. — Это твой отец, Влад.

Я ахнула, мой парень действительно был копией отца с той лишь разницей, что форму глаз он унаследовал от матери. Влад погладил дрожащей рукой старую фотокарточку и судорожно втянул воздух ртом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Это мы в день свадьбы, — с гордостью перевернула страницу его мать, и мы рассмотрели следующие страницы.

— Вы были красивой парой, — шепнула я.

— Спасибо, — просияла она, но тут же переменилась в лице. — А вот выписка из больницы.


ОН


Мы с Машкой склонились над потёртой бумагой, пытаясь найти ответы, что же произошло в ту ночь, когда меня записали в мертвецы.

Я пытался изо всех сил не анализировать сложившуюся ситуацию и старался никак к этому не относится. Подумаю потом.

— Разрешите мне сделать фото? — Спросила Машка у моей… кхм… матери.

— Да, конечно, никаких проблем.

Маша достала телефон и сделала несколько фото, выделив в особенности имя врача и печать медицинского учреждения.

— Это просто чудо, что вы случайно пришли к моему дому! — Воскликнула Ирина Михайловна. — Словно Господь направил вас ко мне.

— Должна признаться, — вздохнула Машка, — это я привела к вам Влада. Он всегда хотел узнать правду о своём рождении. Я подключила все свои знакомства и распутала клубок до вашего имени. Найти адрес не составило труда, особенно, если знаешь, где искать.

— Дочка, спасибо! Хотя я и знаю, что ты сделала это ради Влада, но я благодарна тебе, что привела его к моему дому, теперь я смогу умирать спокойно, зная, что он жив, зная, каким мужчиной вырос мой сын, зная, что он в таких заботливых руках.

— Не стоит, право слово, — улыбнулась Машка. — Вы ещё вполне молоды, пышите здоровьем, однажды вы ещё увидите своих внуков.

Я поперхнулся. Я ещё ни в чём не был уверен, я не знал этой женщины. Была ли она искренней?

Вдруг она просто выбросила меня как ненужного котёнка и теперь нагло врала в лицо? Я немного рассердился на Машку, что она уже доверила наших гипотетических детей незнакомке.

Я бросил взгляд на бумагу, в которой черным по белому было написано, что в ночь с 10 на 11 января 1988 года новорожденный ребёнок мужского пола скончался от острого менингита бактериального происхождения, расписку о получении тела на руки, подписанную Петром Степановичем Вакуленко и товарный чек на услуги погребения.

— Можно я ещё посмотрю фотографии? — Нерешительно спросил я у женщины.

— Конечно, давай я тебе всё расскажу? — Предложила она слегка настороженно.

— Давайте, — кивнул я в ответ, и она села справа от меня.

Женщина листала альбом и рассказывала мне о каждом событии, показала мне своих родителей, всех своих друзей-сослуживцев, Петра. Машка с интересом слушала её рассказы, иногда делая быстрые снимки. Мы сидели за фотоальбомом до глубокой ночи, сделав короткий перерыв для ужина.

— Нам пора, — с сожалением вздохнула Маша.

— Вы можете остаться у меня, — предложила Ирина Михайловна.

— Спасибо, но мы вернёмся в гостиницу, — ответила Машка, кинув в мою сторону осторожный взгляд. — Мы завтра вечером улетаем, нужно собрать вещи. Думаю, что мы заедем к вам, скажем, к обеду, если вам удобно?

— Я буду ждать вас, жаль, что не можете остаться, — вздохнула женщина.

На прощание она обняла меня. Её объятие было странно-знакомым, словно я уже встречал эту женщину. В моей душе царило смятение, всё переворачивалось внутри от нерешительного жеста этой женщины — словно огромный кусок с лязгом встал на место, и моё сердце снова стало цельным.

Я обнял её в ответ, закрыл глаза и осторожно втянул запах. Она пахла домом, любовью и заботой, и я почувствовал себя ребёнком рядом с ней. В её руках я расслабился и наконец стал тем, кем никогда не был — маленьким мальчиком, которого любит мама. С самого детства мне не хватало этих чувств: любви, уверенности и защищённости от материнских объятий, и сегодня мне посчастливилось это испытать. И я позволил себе на минуту вернуться в детство: я плакал, а мама утешала меня.

А Машка стояла рядом и рыдала от счастья, сложив ладони у лица. Я любил её и до этого, но то, какой бесценный подарок она мне преподнесла — бескорыстно и не преследуя никаких тайных целей — этот поступок показал мне степень её любви ко мне, и я притянул её в наши семейные объятия и начал покрывать лицо девушки поцелуями.

Мы вернулись в гостиницу глубоко за полночь. Я крепко держал её за руку, осознавая, как много эта девушка сделала для меня: я получил не только любовь и великолепную близость, но она смогла вернуть мне самого себя! Я буду последним идиотом, если когда-либо отпущу её руку.

Этой ночью мы любили друг друга иначе. Во мне больше не было никаких сомнений — если раньше меня занимал вопрос, достоин ли я любви, раз меня даже родители бросили, то сейчас всё изменилось. Я был достоин. Всегда!

Я осыпал Машку поцелуями, неторопливыми и нежными, а она постанывала от нетерпения.

— Влад, пожалуйста! — Выдохнула она в мои губы, и я не стал её разочаровывать.

Этой ночью она кричала моё имя, и я верил, что так будет всегда.

Сквозь сковывающий меня сон я успел шепнуть ей: «Спасибо, родная! Для меня никто никогда не делал такого! Ты вернула мне маму и веру, что дальше всё будет только лучше!» На краю сна и яви мне показалось, что девушка тихо всхлипнула, но я провалился в темноту и не успел узнать причину её слёз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Утро началось со сборов, мы покидали гостиницу, решив оставить вещи у матери и сходить напоследок на пляж. Моя мама — мне до сих пор не верилось в реальность происходящего — была рада нашему приезду. Она наготовила разных вкусностей и накормила нас сытным завтраком, а после — мы отправились с Машей к морю.

Несмотря на то, что солнце светило так же ярко и обжигало своими лучами, как и вчера, ветер сменил направление, и вода была слишком свежей для купания. Машка помочила ножки на прощание, а я наблюдал за ней, сидя на качелях. Самая прекрасная картина — видеть её счастливое выражение лица! Все её заботы остались в прошлом, печаль стёрлась лёгкой улыбкой, страхи растворились в моих поцелуях. Я не хотел улетать. Меня грызло необъяснимое предчувствие беды, что неслышной тенью подкрадывалась к нам со спины.

— Идём? — Наклонившись для поцелуя, спросила девушка.

— Да, пойдём к маме!

Мы вернулись в греческий домик матери, сытно пообедали и проговорили несколько часов. Машка оставила нас наедине, сославшись на усталость, и я немного смутился от вопросов новообретённой родительницы.

— Когда вы планируете свадьбу?

— Пока не планируем, — отмахнулся я. — У нас всё не так просто.

— Да? — Удивилась она. — Вы кажитесь очень влюблёнными друг в друга.