Екатерина Дибривская - Хук слева

Через два дня после боя прилетела его мама. В перерывах между посещениями мы ждали новостей, сидя бок о бок в его квартире. Я забыла о работе, о расследовании и о книге. Меня интересовало только здоровье Влада.

За эти шестнадцать дней мы все стали одной большой и дружной семьёй. Даже Светлана при встрече сжала мне руку и посочувствовала. Моё сердце разбивалось каждый раз, когда кто-то из его родителей называл меня дочкой, а Володя — сестрой. Я не хотела терять никого из них.

Когда я почти потеряла веру, когда просила у Бога всеми клятвами сохранить ему жизнь и здоровье, когда перестала верить в благополучных исход, он коснулся моей руки.

Не веря в реальность происходящего, я боялась проверять свои чувства. Я боялась, что это мне всего-лишь привиделось. Но он очнулся! Спустя шестнадцать дней нескончаемой боли и страха во мне пробудилась надежда.

Чудом стало и то, что после этого дня Влад быстро пошёл на поправку. Всего через полторы недели мы забрали его домой. Теперь выражение «Он — боец», как нельзя лучше описывала этого парня. Он бодро скакал на костылях по квартире и собирался в скором времени вернуться к тренировкам.

Я взяла с него обещание при всей семье, что он больше никогда не вернётся на подпольный ринг. Что бы ни произошло! И он дал нам всем слово.

Через месяц после боя он взвыл от воздержания, и я сжалилась над парнем.

— Это наш новый первый раз, — рассмеялся он, рассматривая с жадностью моё тело.

Его злила невозможность двигаться в привычном ритме, но мы справились. Эта ночь была более чувственной, чем предыдущие. Осознание, как близко он стоял на краю могилы, заставляло меня быть медленной до невозможности, и он отчаянно впивался в мои губы в надежде сорвать долгожданное освобождение, чтобы начать всё сначала.

К концу октября гипс всё ещё не сняли, но Влад научился обходиться тростью. Мы много гуляли, удивляясь ранним заморозкам, пили обжигающий чай в парке у дома, сидя на лавке под пледом, и целовались. Много. Постоянно.

Тем утром я вышла из спальни. Он стоял у окна. Я подошла и обняла его со спины, целуя лопатку.

— Смотри, родная, первый снег, — прошептал он.

Мои внутренности скрутило от ужаса. У моего счастья истекал срок годности, и осталось ему всего два месяца. Так и стояла, прижавшись к его спине, вдыхая запах его кожи, пытаясь запомнить, чтобы и через много лет, закрыв глаза, суметь очутиться в этом моменте.

— Влад, — прошептала я сквозь слёзы, — я люблю тебя.

— И люблю тебя, родная!

В ту ночь он рассказал мне всё, что чувствовал, находясь без сознания, чувствовал меня, чувствовал, как я страдаю и что смог выйти только на мой голос. Я рыдала от охватывающей меня паники, что скоро наша связь прервётся, и я потеряю его. Влад покрывал поцелуями моё лицо и шептал, что всё позади. Если бы он знал!

К концу ноября я практически перестала есть и спать. Просто не могла. Я была истощена физически и морально. Владу сняли гипс, и начались изнуряющие физиопроцедуры. Он уже хотел бегать, но всё ещё еле ходил. Он перетруждал ногу нагрузками и падал без сил, но вставал и продолжал идти к цели. В отличии от меня.

Я болела. Вся. Не было ни одной клетки в моём теле, что не испытывала бы боли. Я мучилась от головных болей и головокружений. Меня рвало даже от воды. Чтобы успокоить Влада, я выдумала кишечный грипп, что ходил у нас в офисе. Но это всё был невроз.

По ночам я выскальзывала из постели Влада, который засыпал сразу после занятий любовью, изнурённый ласками и ежедневными тренировками мышц, прокрадывалась с ноутбуком на кухню и открывала почту.

Мой невидимый истязатель не скупился на выражения и был самым претензионным редактором. Я переписывала главы каждую ночь напролёт, и книга уже не имела ничего от меня, но заговорила его голосом.

Я чувствовала ненависть этого человека, осязала её, когда пальцы касались тёплых клавиш, она отдавалась болью в моём сердце. Больше всего я желала встретиться с ним и спросить: «За что?»

К середине декабря мои нервы были натянуты до самого предела.

Поздним утром я готовила Владу завтрак и ни с того ни с сего потеряла сознание.

ОН

Беспомощность — это не для меня. Однозначно. Как же меня бесила невозможность двигаться! И как же долго идёт грёбанное восстановление!

Врачи сказали, что мне крупно повезло. Быстро очухался от тяжёлого сотрясения. Перелом срастается тоже хорошо. А ушибы и ссадины так вообще как на собаке.

Если всё сложится удачно, то к весне смогу вернуться в спорт. На первым делом я женюсь на Машке. Если не она моя судьба, то кто, верно?

Когда я пришёл в себя, то понял, что никогда не хочу отпускать её. Позвонил Светке и по-человечески всё объяснил. То ли происшествие со мной её напугало, то ли надоело играть свою игру, но она согласилась на развод.

Мама, сорвавшаяся из Сочи после боя, успокоилась и улетела домой. Мы с Машкой постепенно возвращались к привычной жизни.

Я сиял от счастья в день, когда Володя наконец позволил мне вернуться в зал. Тело соскучилось по тренировкам. Я уже и забыл, что это такое — дикая, раздирающая боль в мышцах.

Но за всеми своими делами, я сначала не заметил, насколько плохо стала выглядеть моя Машка.

Она похудела, скулы на лице заострились, под глазами пролегли тёмные круги. Она почти не ела. Её постоянно рвало. Даже от глотка воды.

Она успокоила меня, сказала, что на работе уже все переболели этим кишечным гриппом, но меня беспокоило её ухудшающееся состояние. А когда однажды утром она завалилась в обморок на кухне, я переполошился не на шутку.

Бросился к ней, намочил полотенце.

— Машка, ну же, — взмолился я. — Открывай глазки! Родная!

Она быстро пришла в себя. Слава Богу! Я так испугался, что даже не додумался вызвать скорую.

— Давай врача? — Спросил я у неё, уложив на кровать.

— Всё в порядке, Влад, я просто устала. Работы много. Плохо сплю. Сейчас отдохну, и мне станет лучше.

— Точно? Ты очень плохо выглядишь, нужно обязательно показаться врачу. — Я покачал головой. — Со здоровьем шутки плохи!

— Я завтра заеду к врачу, хорошо?

— Только чтобы без глупостей! Ты мне нужна здоровенькая! Не пугай меня больше, ладно?

— Хорошо.

Она устало сомкнула веки, и я накрыл её одеялом. Стоял в стороне и надеялся, что, отдохнув, ей действительно станет лучше. Её болезнь затянулась, и если она не поедет к врачу сама, мне придётся тащить её силой.

Она проспала почти пятнадцать часов. С утра встала бодрая и полная энергии, и я выдохнул спокойнее.

— Влад, мне сегодня нужно в офис, но к обеду я вернусь. Ты будешь дома или на тренировку поедешь?

— Сейчас поеду с Володей, чтобы вернуться к твоему приезду, — я поцеловал девушку и напомнил: — Ты обещала заехать к врачу.

— Я помню, Влад, — она закатила глаза. — Заеду, но мне и так уже гораздо лучше. Просто небольшое переутомление. Тебе абсолютно не о чем переживать.

Я посмотрел внимательно в её глаза. Было там что-то пугающее. Словно она всеми силами прятала от меня свой дикий страх. Но вот она, рассмеявшись, нежно поцеловала мои губы, и я позабыл о своих мыслях.

— Ммм, родная, может, у тебя ещё есть несколько минуточек?

— Для тебя — сколько хочешь! — Прошептала она в мои губы и расстегнула кофточку.

Я опустил мягкие кружевные чашечки её белья вниз, освобождая грудь, и перекатил между пальцами напрягшиеся соски.

— Я хочу тебя сверху, родная, хочу целовать твою грудь, проникая в твою влажную, горячую, тугую киску, — сказал ей на ушко, запуская пальцы в её трусики. — Да ты уже такая влажная, Машка, хочешь меня?

— Да, Влад!

— Хочешь, чтобы я опустился на колени и поцеловал твой пылающий бутон? — Прохрипел я, поглаживая пальцем её клитор.

— Да, Влад!

— Хочешь, чтобы я прошёлся языком по влажным, нежным складкам, проник в узкую щель, приласкал раскалённый бугорок?

— Пожалуйста, Влад! — Крикнула она.

В два счёта я освободил нас от лишней одежды, и расположился на кровати, переворачивая девушку спиной к лицу, устраивая её над своим лицом. Она не мешкала ни секунды, и сразу же вобрала набухшую головку в свой маленький горячий ротик, а, не теряя времени, сделал то, о чём жарко шептал, распаляя её.

Я любил эти моменты, когда она начинала нетерпеливо скользить по моему языку, пытаясь ускорить приближение оргазма. Я смочил пальцы в её влажности, проник двумя пальцами в её лоно, и она замерла на мгновение, прежде чем начать трепыхать в моих руках, трепыхать над моим лицом.

Врываясь членом в её пульсирующую плоть, я запечатлел на губах девушки жаркий поцелуй, выражая всю степень моего обожания, и отправился в чёртовы блаженные небеса за несколько фрикций.

— Люблю тебя, — шепнул я Машке до того, как она убежала в душ.

— Я люблю тебя, Шестопалов, — крикнула она. — Я люблю тебя сильнее!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

ОНА

Нет, нет, нет. Этого просто не может быть. Верно, я попала в дешёвую мелодраму, где жизнь героини летит под откос и обрастает новыми отягчающими факторами.

Я посмотрела на врача огромными круглыми глазами, отрицательно качая головой.

— Ну же, девочка моя, — успокаивала меня Тамара Фёдоровна, — это не смертельно.

— Вы не понимаете! — Прошептала я. — Этого просто не может быть!

— Мария, отторжение капсулы возможно в первые четыре месяца после установки. Я же предупреждала, чуть что не так — сразу на приём! И ведь симптомы были, почему ты их игнорировала?

— У меня завал на работе, — отмахнулась я. — Стрессы, нервы. Списывала на это.

— На это, — передразнила она, — а теперь у нас восемь недель беременности. Оставлять будешь?

— Конечно, — вырвалось у меня раньше, чем я всё осмыслила.

Я не хотела ребёнка. Да и не думала об этом. Тем более в тех обстоятельствах, в которых жила последние месяцы. То есть, конечно, хотела. Однажды. Не прямо сейчас. Но теперь, зная, что под сердцем у меня ребёнок Влада, разве могла я сделать другой выбор?

— Хороший выбор, — похвалила меня врач. — Сейчас избавимся от импланта и сделаем узи. Я дам тебе направления к нескольким специалистам, на обследования и анализы, пройдёшь не спеша и после Нового года буду ждать тебя на учёт.

После Нового года…

Тогда я останусь одна. Мать-одиночка. Брошенная предательница. Не было ни единого шанса, что Влад простит меня. Книга была просто отвратительной. Это чудовище делало её такой. Грязной, подлой и жестокой. И я стала виновницей этого безобразия.

Разглядывая чёрно-белые глянцевые снимки, я не верила в реальность происходящего. Где-то внутри моего организма росла новая жизнь. Пока наш ребёнок выглядел, как нечто инопланетное. Крохотная фасолька под защитой мягких тканей. Я любовалась им несколько часов, настраивая себя на самое лучшее. Пусть у меня не будет Влада, но у меня навсегда останется часть его. Вечное напоминание о самой невероятной любви моей жизни.

Я ничего не стала говорить парню. Посчитала, что это так нечестно по отношению к нему. Я не поставлю его в такое положение, где ему придётся ненавидеть мать своего ребёнка. Где ему придётся выбирать.

Если он однажды сможет меня простить, я расскажу ему всю правду. Но я не буду вынуждать его простить меня, лишь потому что я беременна. Несмотря на физическое истощение, внезапная новость придавала мне сил. Теперь меня не мучил вопрос, как мне жить дальше, когда всё закончится. Теперь я знала — как!

На радость Владу я начала нормально питаться. Заставляла себя через силу, но это было необходимо.

— Как сходила к врачу? — Первым делом спросил Влад.

— Всё будет хорошо, — кивнула я. — Я же говорила, что не о чем переживать. Просто усталость на фоне кишечного гриппа.

— Хорошо, надеюсь, что до нового года ты восстановишься.

Сложнее всего мне было оберегать свою тайну, когда мы лежали каждый вечер и наслаждались друг другом.

— Машка, — говорил Влад. — Я ещё никогда так не ждал весны! Я ворвусь на ринг и стану новым чемпионом следующего сезона!

Я не знала, какая жизнь будет у меня весной. Но я искренне верила, что часть задуманного моим любимым сбудется. Та часть, которая не была связана со мной.

— Летом полетим к маме, — продолжал он. — Я буду кормить тебя виноградом, нагретом на солнце. Прямо с лозы. Будем целоваться. Искупаемся ночью нагишом. Займёмся любовью на безлюдном пляже.