— Ты сводишь меня с ума, — выпалил он. — Я так влюбился, что каждую грёбанную секунду хочу проводить только с тобой. И то, как я оставил тебя, там, в отеле, в Сочи, словно то, что произошло между нами — не самое удивительное и поразительное, словно, ты для меня чужой человек и даже не заслуживаешь объяснений…

— Всё в порядке, честно, — солгала я.

— Я никогда не прощу себе этого. — Покачал он головой. — И ты не должна. Серьёзно. Какие бы ни были мотивы, я не имел никакого грёбанного права бросить тебя без объяснений. И я всегда буду просить у тебя прощения за это.

— Господи, да что же случилось? — Не выдержала я.

Меня расстраивали его терзания. Хотя мне и было больно, но сейчас, видя его, я понимала, как нелегко и ему тоже. Я не хотела его боли, мне было достаточно моей собственной.

Он обнял мои ноги и положил голову на колени. Я гладила его волосы, успокаивая. На долю секунды он задержал дыхание. Я поняла, — решился. Он поднял свой взгляд и выложил всё, как на духу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 4


ОН


Звонок застиг меня врасплох. Я готовился к важным соревнованиям, на кону стояла высокая награда и очередной титул мирового уровня.

— Владислав Сергеевич Шестопалов?

— Да, слушаю.

— Здравствуйте. Вас беспокоит следователь Ковров Геннадий Петрович, автомобиль марки BMW M8 купе, цвет стальной металлик, государственный номер А135ОА, регион 177 вам принадлежит?

— Да, мой автомобиль.

— Числится в угоне?

— Нет, им управляет моя жена, в страховку вписана. — Я начал терять терпение. — Да что случилось-то?

— Ваша супруга, Шестопалова Светлана Игоревна, верно?

— Да, — внутри меня всё похолодело.

— Ваша супруга, находясь в состоянии алкогольного опьянения, попала в дорожно-транспортное происшествие и была отправлена на карете неотложной помощи в Боткинскую больницу в тяжелом состоянии. К счастью, больше никто не пострадал. Она на полном ходу въехала в опору моста на Третьем Транспортном Кольце. Вы должны приехать в ближайшее время в больницу, а потом связаться со мной для выяснения деталей дела.

— Я понял. Спасибо за информацию.

У меня потемнело в глазах. Моя Света попала в больницу в тяжелом состоянии. А если она умрёт?

Как мне с этим жить?

Мы поссорились пару дней назад: я был в бешенстве от её вечных закидонов, и мы наговорили друг другу много гадостей. И не виделись с тех пор. Что если она умрёт, и последние слова, брошенные ей в сердцах, так и останутся на моей совести?

Она сказала, что жалеет о нашем браке, поняла, что не любит, что мечтает, чтобы меня прихлопнули на ринге, тогда не придётся быть стервой в глазах близких. А я бросил: «Смотри сама не сдохни, сука» и ушёл.

Я осел на пыльный пол и схватился за грудь, ощущая странное сковывающее чувство в районе сердца.

Тренер и ребята обеспокоено кинулись ко мне. Они ожидали худшего: много парней свалились от инфаркта во время тренировок. Но им удалось привести меня в чувства.

Я не помнил дороги до больницы, не помнил встречу с близкими, в моей голове билась мысль, что это я один виноват в том, что произошло.

Дела обстояли очень плохо: многочисленные переломы, внутренние повреждения, серьёзная черепно-мозговая травма; Света была в глубокой коме, даже не дышала самостоятельно.

— Влад, мы должны отключить её, — утирая слёзы сказала мать.

— Мама права, — Володя заглянул в мое отсутствующее лицо. — У Светы двойной перелом позвоночника. Ты не хочешь для неё такого существования. Даже если нам повезёт, и она придёт в себя, не факт, что она будет по-прежнему собой. Но она навсегда останется инвалидом. Она просто не сможет так жить, и будет всегда винить тебя, что не отпустил её. Она возненавидит…

— Она и так ненавидит меня! — С криком срывались слёзы. — Мы поссорились, она мечтала, что бы на ринге со мной произошла трагедия. А я сказал ей в сердцах, что бы она внимательней следила за собой — как бы чего с ней не произошло раньше. Это я виноват. Я накликал на неё беду.

— Сынок, — успокаивая, со мной рядом сел отец. — Света всегда была себе на уме, как вобьёт себе в голову чего, так и пытается заполучить, ты однажды попал в её список желаний, но она, скорее всего, поняла, что натворила. Со своей жизнью, с твоей. Жить без любви — это большое горе.

— Но я люблю её, — возразил я ему.

— Мы знаем, — утешила меня мать. — Ты всегда любил её подобно старшему брату. Мы благодарны Богу за такого сына и зятя. Но ты не можешь себя винить в том, что произошло. Света села за руль пьяной, слава Господу, что никто больше не пострадал. Лучшее, что мы можем ей дать — это свободу.

— Свободу? — Переспросил я.

— Мы должны отключить её, она не заслуживает такой участи.

— Нет, пожалуйста, — я зарыдал, целуя руки матери. — Не просите меня.

— Мам, Владу нужно время, — тихо шепнул Володя, а отец сжал моё плечо.

— Мы дадим тебе столько времени, сколько необходимо, сын!

С тех пор прошло уже почти девять месяцев. Я горел в собственном аду, не желая признавать очевидное: Свету нужно было отключать от аппаратов жизнеобеспечения. Ей не становилось лучше, она не приходила в себя, она не подавала признаков присутствия. Постепенно вся семья смирилась с правильностью этого выбора. Но я всё ещё не мог.

Я оплачивал миллионные счета, продав практически всё, спустив все выигрыши.

Мне постоянно требовался дополнительный доход. Так, я пришёл в мир подпольных боёв.

И здесь, в центре ринга, я встретил свою любовь, свою судьбу и принятие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Присутствие Маши в моей жизни уравновесило меня, я смог трезво смотреть на другие аспекты моей жизни. В том числе, я смог увидеть, что вёл себя эгоистично по отношению к родителям и брату. Они хотели проститься со Светой, а я не позволял. Именно Маша сделала меня достаточно сильным, чтобы принять решение. И теперь я был готов отпустить Свету.

Наши семейные отношения были отравляющими, сейчас я это понимал, это понимали все вокруг.

Маша стала для меня глотком свежего воздуха, родниковой водой, бьющей посреди пустыни моей жизни. У меня не было и не будет никого, столь же близкого, именно её потерю я не переживу, именно она разобьёт мне сердце, именно её я обязан всеми силами удержать рядом с собой. С ней я хочу быть, с ней моё сердце начинает стучать с неистовой жизненной силой, она — моя любимая, моя судьба.

Там, в душном Сочи, в жарких объятиях этой малышки я принял то решение, которые все от меня ждали долгие месяцы. Я был готов отключить Свету от аппаратов. Той ночью Володя сказал мне, что у Светы случилась остановка сердца, её снова пришлось реанимировать. Потому что я твердил, что её жизнедеятельность необходимо поддерживать. Дела становились хуже. Мне стало хуже. Я вроде бы принял решение, но не ожидал, что его придётся так быстро озвучить. Я просто психанул.

Окей, я сильно психанул.

И обидел Машку, бросил её в наш такой интимный момент, когда мы наконец стали действительно близки. И дело не только в сексе.

Я примчался в больницу сразу с самолёта, со своей дорожной сумкой. Едва ли не из Машиной кровати. Я ощущал её запах на каждой клетке своего тела. Думаю, что это чувствовали все вокруг.

Мама обняла меня и шепнула: «Пора. Надеюсь ты готов».

Я не был готов, мама. И никогда не смог бы приготовиться. Не каждый день ты выступаешь палачом с поддержки родителей этого ребёнка. Моей жены. Моей сестры. Нашей Светы.

В моих глазах стояли слёзы, пока я подписывал необходимые документы. Мы все стояли в маленькой палате реанимации. Все мы прощались с телом, которое уже не было нашей девочкой.

— Лучше, когда это происходит сразу, когда не приходится надеяться, верить, когда ты не ждёшь, что случится чудо, — прошептала мать.

— Прощай, Светлячок, — отец поцеловал свою дочь.

— Прощай, малышка, — мать склонилась над ней.

Я стоял и смотрел на эту картину, и она разрывала мою душу на мелкие кусочки. Больше всего на свете я хотел бы никогда не стоять здесь, но всё происходит по какому-то плану свыше, случается так, как должно. Я хотел бы, чтобы рядом со мной стояла Маша, чтобы я мог чувствовать её силу, поддержку и любовь. Эта простая мысль, возникшая в моём сознании, дала мне сил. И в этот момент я кивнул врачу.

Володя обхватил рыдающую мать за плечи и отвёл в сторону, а отец подошёл ко мне. «Спасибо, сынок». Он пожал мне руку и вышел из палаты, не желая видеть, как жизнь перестанет поступать в тело его дочери по проводам и трубкам.

Я думал, что всё закончится куда быстрей, что врач вынет вилку из розетки и вся аппаратура отключится, как показывают в фильмах. Но жизнь не кино.

Сосредоточенно и постепенно врач доставал трубки, иглы, снимал катетеры и присоски, самым последним был аппарат дыхания. Когда кислород перестанет поступать в её лёгкие, наступит остановка сердца, — кажется, эту информацию я услышал из длительного повествования вереницы врачей.

— Погодите секунду, — нерешительно остановил я.

— Да, конечно.

Я склонился над своей женой и нежно поцеловал её в губы. «До свидания, моя девочка. Я тебя прощаю, и ты меня прости».

— Спасибо.

И врач отключил аппарат искусственной вентиляции лёгких.

Ничего не происходило.

Ничего не происходило уже несколько долгих мучительных мгновений.

А потом врач нажал на какую-то кнопку и закричал: «Бригаду реаниматологов в шестую. Живо!»

Я не понимал, что происходит, меня в спешке вывели из палаты.

Спустя несколько часов врач сказал: «Поздравляю. Светлана Игоревна больше не нуждается в жизнеобеспечении, дыхательные функции и рефлексы восстанавливаются. Готовимся к выводу из комы».

И моё сердце разбилось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

ОНА


— И моё сердце разбилось. — Продолжал Влад. — Я понял, что не смогу полноценно быть с тобой, пока Свете не станет лучше. Когда она поправится, мы сможем развестись официально. Но я считаю, некрасиво оформлять бумаги за её спиной, когда она даже не пришла в себя.

Моё сердце разбивалось с каждым его словом. Нет, не так. Каждым своим словом он вбивал в моё сердце гвоздь не меньше пятёрки в диаметре.

— Она, — я запнулась, — вышла из комы?

— Слава Богу, да, причём самостоятельно. Но всё ещё без сознания.

— Хорошо, — я не разделяла его энтузиазма, вот так сюрприз!

— Володя давно заставлял меня рассказать тебе обо всём, что творится в моей жизни, но я не был готов. Сейчас я тоже не готов, но ждать больше нельзя, он был прав. Прошу, скажи, что ты в порядке? Что мы в порядке?

— Влад, я… не уверена. Ни в чём. Дай мне, пожалуйста, немного времени. Нужно всё обдумать. Я не могу принимать какие-либо решения прямо сейчас.

— Хорошо, у тебя будет столько свободного времени, сколько нужно. Я тебя люблю. И это главное. Вместе мы всё преодолеем. С тобой мне все беды нипочём.

— Я пойду, ладно?

— Отвезти тебя?

— Я прогуляюсь.

— Маша? — В его голосе звучал испуг.

— Что?

— Скажи мне, что твои чувства ко мне не изменились. — Его голос дрогнул. — Пожалуйста?

— Я люблю тебя, — я закусила губу, чтобы не расплакаться, — этого ничто не способно изменить, никогда. Просто мне нужно время, чтобы понять, как мы будем жить дальше.

— Спасибо. Даже если ты солгала мне. Но мне действительно было необходимо это услышать.


Дни сменялись один за другим, я загрузила себя работой и закончила все свои проекты.

Я откладывала принятие решения до последнего, и всё равно оказалась не готова. Я знала, что должна отпустить его, отказаться от переживаний, боли, ревности. Но я не могла. Моя любовь не поддавалась разумным объяснениям, моё желание быть с ним превышало чувство самосохранения.

Умом я понимала, что должна отказаться от этого парня, он и так несёт непомерный груз ответственности, чтобы пускаться в новые отношения. Да и нужно ли мне самой это? Быть любовницей при жене-инвалиде? Он же никогда от неё не уйдёт. Не сможет. А если и сможет, то всю жизнь это решение будет прожигать его. Рано или поздно он начнёт проклинать меня за то, что ему пришлось делать выбор.

Но, с другой стороны, не моя вина, что его жена села пьяной за руль. И как бы он не винил себя, это не было и его виной тоже. Она сама и лишь она одна — вот, кто виновен в этой ситуации. Почему из-за её глупого, эгоистичного безрассудства должны страдать два так горячо любящих друг друга человека?