Я лежала неподвижно и глядела в темное окошко, заслоненное парусиновым шезлонгом, дожидаясь того момента, когда увижу свет в окнах виллы, и пыталась вообще ни о чем не думать.

Моему вынужденному бдению положил конец сплюснутый пластиковый мяч. Его пробудил от зимней спячки, очевидно, новый порыв ветра и очередной сквозняк, и он, покинув место на самом верху нагромождения коробок и ящиков, неуклюже покатился вниз со своего насеста. Мяч упал на меня, словно с неба, почти беззвучно, слабо подпрыгнув, и вывел меня из ступора. Я дернулась и быстро села.

– Что это было? – испуганно спросил Филипп.

Застывшими пальцами я потянулась за фонариком.

– Это всего лишь мяч. Прости, Филипп. Бояться нечего. Посмотрим, который час… Четверть двенадцатого. – Я взглянула на него. – Ты замерз?

Он кивнул.

– Давай выйдем отсюда, хорошо? – сказала я. – Там еще не горит свет, попытаемся войти через балконную дверь. Еще несколько минут…

Туман сгустился. Тонкий луч фонарика словно упирался в молочно-белую стену. Испарения скопились среди деревьев плотным облаком, но на лужайке возле дома туман стлался легкой дымкой, истончавшейся и поднимавшейся легкими клубами.

Над входной дверью все еще горела лампочка. Круг света, казалось, сузился, а деревья словно обступили дом плотнее под покровом тумана. В доме было темно.

Мы тихонько пересекли лужайку и поднялись на террасу. Балконная дверь была открыта, и мы вошли в салон.

Это была большая комната, и в слабом луче нашего фонарика она казалась еще больше. Тонкая полоска света выхватывала из темноты закутанные в чехлы кресла, похожие на присевшие привидения; край зеркала; сверкающую подвеску канделябра, звенящую от ветра, дующего из открытой двери. От этого темнота лишь сгущалась и комната словно все дальше и дальше отступала во мрак. В салоне веяло грустным запахом пыли, как бывает в нежилых комнатах.

Несколько мгновений мы постояли в дверях.

– Пойдем в комнату твоего дяди Ипполита, – прошептала я. – Она, наверное, приготовлена для него и там топится печка или камин. А у него есть телефон?

Филипп кивнул и быстро провел меня через салон. Если он и был испуган, то не показывал виду. Он двигался как-то автоматически, словно во сне. Толкнув массивную дверь, выходящую в холл, он проскользнул в нее, не оглядываясь на темные углы. Я шла за ним.

Холл был темным квадратным помещением с высоким потолком. Я разглядела только красиво изгибающуюся лестницу. Половицы глухо откликались на наши быстрые шаги. Больше ни звука. Мы пробежали по лестнице наверх. Филипп повернул налево, прошел широкую галерею и остановился перед одной из дверей.

– Это кабинет дяди Ипполита, – шепнул он, положив ладонь на дверную ручку.

В комнате действительно было тепло. Как иголки, притянутые магнитом, мы пробежали по ковру к большой голландской печке и прильнули к ней, тесно прижавшись спиной к изразцам. Я спросила, проведя лучом фонарика вдоль комнаты:

– Куда ведет эта дверь?

– Там еще один салон, большой. В нем теперь никто не бывает.

Пройдя через комнату, я открыла дверь. Фонарик снова осветил темные призраки в чехлах. Как и нижний салон, эта комната не сняла с себя зимний наряд. Пахло затхлостью, и шелковые обои на стенах, которых я касалась рукой, были пыльными и хрупкими, словно крылья мертвой бабочки. Сверху из темноты доносилось знакомое звяканье хрустальных люстр.

Я тихо прошла по ковру и остановилась перед одним из укутанных чехлом призраков – это, очевидно, был диван. Подняв чехол, я провела рукой по обивке… парча, шелк, от скрипа которого сводит челюсти.

– Филипп, – тихо позвала я мальчика.

Он появился, немного дрожа, у меня за спиной, как маленькое тощее привидение. Я сказала очень спокойным деловым тоном:

– Не думаю, чтобы это нам еще понадобилось, но каждый солдат должен приготовить себе заранее путь к отступлению в случае необходимости. Если мы все еще должны будем прятаться, я бы сказала, что это самое подходящее место. Под чехлом. Получается вроде палатки, видишь? Тебе будет удобно, и ты станешь невидимкой.

Филипп все понял. Он молча кивнул. Я посмотрела на него, накрыла диван чехлом, и мы снова прошли в кабинет. Дверь салона я оставила полуоткрытой.

Я посмотрела на часы. Без пяти двенадцать. Окно кабинета выходило на дорогу. Никакой машины не видно. Подойдя к письменному столу, я сняла телефонную трубку.

Глава 19

Так, дядя, вот, вы здесь.

Шекспир. Гамлет[24]

– «Кок Арди», – ответил мужской голос.

Это был не тот неприятный и подозрительный голос, который говорил со мной в прошлый раз, но неплохо снова сбить их со следа. Уже без пяти двенадцать, но на всякий случай.

Я сказала игривым тоном:

– Гильом? Это ты, дорогой? Говорит Клотильда.

– Клотильда? – с недоумением произнес голос.

– Да-да. Из Аннеси. Ты не забыл? Ты мне сказал…

– Одну минуту, мадемуазель. Кто вам нужен?

В голосе звучало удивление.

– Мне… Разве это не Гильом? О господи, какая я дурочка. – Я нервно захихикала. – Простите, мсье. Может быть… если он еще не лег… вы позовете его к телефону…

– Ну конечно, – терпеливо ответил голос. – С большим удовольствием. Но какого Гильома вам позвать, мадемуазель Клотильда? Гильома Рувье?

– Нет-нет, я же вам сказала, Гильома… О, Вильгельма Блейка. Англичанина. Он здесь? Он сказал мне…

– Да, он здесь. Успокойтесь, мадемуазель Клотильда. Он еще не лег. Я сейчас его позову.

Я услышала, как он засмеялся, отходя от телефона. Без сомнения, Уильям высоко котировался в «Кок Арди»…

Филипп вплотную придвинулся ко мне. В слабом свете лампочки, висевшей над входной дверью, который проникал в комнату через незанавешенное окно, его лицо казалось еще бледнее, глаза – еще больше. Я подмигнула ему и скорчила гримасу, он улыбнулся в ответ.

Я услышала взволнованный и недоверчивый голос Уильяма:

– Говорит Блейк. Простите, пожалуйста, кто это?

– Извините, что помешала вам, – сказала я. – Но мне надо было как-то поймать вас, и мне показалось, что так будет лучше всего. Это Линда Мартин.

– А, это вы. Бармен сказал, что звонит какая-то «подружка». Я не мог подумать… скажите мне, что происходит? Где вы? У вас все в порядке? А мальчик…

– Ради бога! Кто-нибудь вас слышит, Уильям?

– Что? Да, кажется, может услышать. Но не думаю, чтобы кто-нибудь здесь достаточно понимал по-английски.

– Все равно нельзя рисковать. Я не могу долго говорить с вами, это может быть опасно для меня, но… мне нужна помощь. И я подумала…

– Можете на меня положиться, – решительно сказал Блейк. – Я слышал местную версию того, что случилось, и наде… ожидал, что вы как-нибудь со мной свяжетесь… Я… я ужасно волновался… я хочу сказать, что вы были совсем одна, и всякое такое… Что мне делать? Как я могу помочь вам?

– О, Уильям, – с облегчением ответила я, – послушайте, сейчас я не могу ничего вам объяснить, это займет слишком много времени. Беспокоиться не о чем, мы оба в безопасности, и я полагаю, все кончится через несколько минут, но… Я буду вам очень благодарна, если вы приедете сюда. Больше нет никакой опасности, но… может быть… неприятная сцена, и мне не хочется быть совсем одной против всех де Вальми. Я знаю, неудобно просить человека, которого видел всего несколько раз, и сейчас неподходящее время, но если бы вы могли…

– Скажите мне, где вы находитесь, – просто сказал Блейк, – и я к вам приеду. У меня джип. Это «Сан-Флер»?

– Нет-нет. Значит, вам говорили, что я звонила?

– Да. Я только что вернулся из Эвиана.

– Господи, Уильям!

– Что такого? – рассудительно сказал он. – Я думал, что вы там. Знаете, я ничего не знал об этом деле до сегодняшнего вечера. Вчера до поздней ночи я работал в хижине, но сегодня рано утром должен был поехать с несколькими парнями на южные посадки, поэтому решил переночевать здесь. Мы были в лесу целый день и вернулись очень поздно, и мне сказали, что вы звонили из «Сан-Флера». Конечно, мне пришлось выслушать все сплетни, которые здесь ходят о вас. Я позвонил в «Сан-Флер», но там ничего не могли сказать о вас, я взял джип и поехал в Эвиан…

– Вы не видели там Рауля де Вальми?

– Я не знаю его в лицо. Что, он тоже вас ищет?

– Да.

– О! Я подумал, что вы… я хочу сказать, кто-то мне сказал…

Он замолчал, запутавшись.

– Что бы вы ни слышали, это неправда. Мы с Филиппом одни.

– О! А? Да. Хорошо! – бодро сказал Блейк. – Скажите мне, где вы, и я к вам сразу же приеду.

– Мы в Тононе, на вилле Мирей. Это дом Ипполита де Вальми – он брат…

– Знаю. Вы его видели?

– Он еще не вернулся. Его ожидают с минуты на минуту. Мы его караулим… Я… я объясню вам, когда встретимся, почему мы не пошли прямо в полицию. А пока что вы… никому не скажете? Вы можете просто приехать?

– Конечно. Я здесь близко. Пожалуйста, повторите, как называется это место.

– Вилла Мирей. Каждый вам скажет. Она на самом берегу озера. Поезжайте по нижней дороге. Вилла Мирей. Запомнили?

– Да, благодарю вас, шери.

– Что? А, понятно. Бармен подслушивает?

– Да.

– Тогда, боюсь, вам надо попрощаться со мной как следует.

– Я не знаю как.

– Скажите: «А биенто, шери».

– А бьян ту, шери, – мрачно сказал Блейк и засмеялся. – Я рад, что у вас все еще хорошее настроение, – добавил он.

– Да, – не очень весело ответила я. – До встречи. Спасибо, Уильям. Большое спасибо. Очень приятно… чувствовать, что ты не один.

– Не думайте об этом, – ответил Блейк, и я услышала частые гудки.

Я едва успела повесить трубку, как послышался шум мотора. Мы с Филиппом стояли за темным окном и следили за лучами, которые отбрасывали фары. Машина замедлила ход и подъехала к воротам виллы. Свет, прорезав пелену тумана, скользнул по потолку.

Филипп просунул холодную, дрожащую ладошку в мою руку.

– Он уже здесь, – сказал мальчик.

– Да. О, Филипп…

– И вы тоже боялись все это время? – удивленно спросил он.

– Да. Ужасно.

– Я не знал.

– И очень хорошо.

Машина остановилась. Фары потухли, мотор заглох. Дверца машины хлопнула, гравий захрустел под ногами. Быстрые уверенные шаги по направлению к входной двери. Мы услышали, как повернулась ручка. Дальше все звуки раздавались уже внутри дома: открылась дверь, кто-то прошел по холлу…

– Он приехал. Все позади.

– Слава богу, – дрожащим голосом произнесла я и шагнула к двери.

Я не думала, что буду говорить Ипполиту. Возможно, ему уже кое-что рассказали. А может быть, он даже и не слышал обо мне. Все равно. Он здесь. И я могу передать ему мальчика.

Я бросилась бежать по галерее, устланной ковром, и вниз по красиво изгибающейся лестнице.

Свет в холле не горел. Входная дверь была открыта, и лампа над ней бросала длинную полосу света, пересекающую пол. За дверью в тумане блестела влажным лаком большая машина. Кто-то стоял в дверях, подняв руку, словно намеревался зажечь свет. Его силуэт выделялся в дверном проеме на фоне туманной дымки, пронизанной светом лампы, – высокий мускулистый мужчина, замерший, словно прислушиваясь.

Я пробежала по ковру тихо, как привидение. На середине лестницы я остановилась в нерешительности, не отрывая руку от перил, потом медленно пошла вниз по ступеням по направлению к этому человеку.

Тут он заметил меня и поднял голову.

– Значит, вы здесь, – сказал он.

Это было все, что он сказал, но я замерла, словно от выстрела. Я стояла, сжимая перила, и мне казалось, что дерево треснет у меня под рукой. Было мгновение, когда я хотела повернуться назад и бежать, но у меня не было сил двинуться.

– Рауль? – сказала я каким-то чужим голосом.

– Он самый.

Раздался щелчок, и зажегся свет – огромная люстра блестела и переливалась тысячами разноцветных искр в хрустальных подвесках. Свет ударил меня по глазам, я отшатнулась и закрыла лицо рукой, потом опустила ее и посмотрела на Рауля, стоявшего на противоположном конце пустого холла. Я совершенно забыла о Филиппе, Ипполите, Уильяме Блейке, который катит сюда из Субиру; я ничего не видела, кроме человека, стоявшего передо мной, не отрывая руки от выключателя. Рауль смотрел на меня. Нас не разделяло ничего, кроме преступления.

Рауль опустил руку и закрыл за собой дверь. Лицо его было бледным, взгляд – жестким, словно камень. На лице обозначились морщины, которых прежде не было. Он был очень похож на Леона де Вальми.

– А он тоже здесь? Филипп? – спросил Рауль очень спокойным и ровным голосом, и я подумала, что он даже не пытается скрыть ярость.

На этот вопрос ответил Филипп. Он шел за мной до самой галереи и там инстинктивно остановился, заподозрив что-то неладное. Когда Рауль задал вопрос, Филипп, должно быть, сделал резкое движение, и Рауль вдруг поднял голову и всмотрелся в темное пространство галереи. Я взглянула в том же направлении и увидела Филиппа – маленькое темное привидение, растаявшее во мраке.