Симона Элькелес - Идеальная химия

— А как же я?

Внутри меня по венам начинает разливаться напряжение, оно наполняет мои руки и ноги. Оно бурлит во мне с такой силой, что я не могу больше сдерживаться.

— При чем здесь ты? Почему ты всегда все сводишь к себе? — выкрикиваю я. — Мама, разве ты не видишь, как ей больно? Почему вместо криков ты не выяснишь, что случилось?

Не думая, я беру салфетку и сажусь на колени рядом с Шелли. Я начинаю оттирать ей штаны.

— Бриттани, не надо! — просит мама.

Я не слушаю ее. Я должна это сделать. Но прежде чем я успеваю закончить, Шелли запускает руки в мои волосы и начинает их тянуть. Больно. Во всей этой суматохе я и забыла про новое развлечение моей сестры.

— Эй! — обращаюсь я к ней. — Шелли, пожалуйста, прекрати!

Я пытаюсь надавить на ее кулаки, как показывал врач, чтобы освободить волосы, но все бесполезно. Я неуклюже сажусь у ног Шелли и скручиваюсь от боли. Мама ругается, вокруг разлетаются остатки ужина, а я почти не чувствую головы.

Мама пытается вытащить руки Шелли из моих волос, но та не ослабляет хватку.

— Кастет, мама!

Я вспоминаю совет доктора Меира. Господи, сколько же волос она выдрала? Я чувствую, что часть моей головы полысела. После моего напоминания мама, должно быть, надавила Шелли на суставы, потому что она отпустила мои волосы. Иначе сестра выдрала бы мне их все. Я сажусь на пол и сразу ощупываю затылок. Шелли улыбается. Мама хмурится. А у меня в глазах стоят слезы.

— Я отвезу ее к доктору Меиру прямо сейчас, — качает головой мама и смотрит на меня — она считает, что из-за меня ситуация вышла из-под контроля. — Это слишком затянулось. Бриттани, бери машину отца и встреть его в аэропорту. Он прилетает в одиннадцать. Это все, чем ты сейчас можешь помочь.

Я уже час жду в библиотеке. Ладно, прошло уже полтора часа. Пока не пробило десять, я сидел снаружи на бетонной скамейке. В десять я вошел в холл и остановился, якобы заинтересовавшись будущими мероприятиями библиотеки. Я не хочу показывать, как сильно я хочу увидеть Бриттани. В десять сорок пять я сажусь на пуфик в отделе подростковой литературы и открываю учебник по химии. Мой взгляд скользит по странице, хотя и не различает слов. Сейчас уже одиннадцать. Где она?

Я могу пойти погулять с друзьями. Черт, я должен встретиться с друзьями. Но у меня есть глупое желание — хочу понять, почему Бриттани меня прокатила. Я говорю себе, что дело в задетом самолюбии, но в глубине души беспокоюсь о ней. Она намекнула в кабинете медсестры, что ее мама явно не станет кандидаткой на премию «Мать года». Бриттани понимает, что ей уже восемнадцать лет и она может уйти из дома когда захочет? Если там все так плохо, почему она остается? Потому что ее родители богаты. Если я уйду из дома, моя новая жизнь не будет особо отличаться от прежней. А вот для девушки, которая живет на северной стороне, отсутствие дизайнерских полотенец и горничной, вероятно, хуже смерти.

Я прождал Бриттани достаточно. Я хочу зайти к ней и узнать, почему она меня кинула. Не успев все обдумать, я сажусь на мотоцикл и еду на северную сторону. Я знаю, где она живет… в огромном белом доме с колоннами. Я паркую мотоцикл возле ее дома и звоню ей дверь. Я откашливаюсь, чтобы не подавиться словами. Черт возьми, что я ей скажу? И почему я чувствую себя так неуверенно, будто мне нужно произвести на нее впечатление, иначе она меня осудит? Никто не отвечает. Я снова нажимаю на звонок.

Где слуга или дворецкий, который открывает дверь когда нужно? Когда я собираюсь уйти и спросить самого себя, какого хрена я себя так веду, дверь открывается. Передо мной стоит старшая копия Бриттани. Очевидно, это ее мама. Она окидывает меня взглядом, и на лице у нее читается смесь разочарования и презрительной насмешки.

— Я могу помочь вам? — спрашивает она.

Чувствую, что она видит во мне садовника или продавца, который ходит по домам и беспокоит людей.

— Мы не подаем милостыню.

— Я и не собираюсь вас ни о чем просить. Меня зовут Алекс. Я просто хотел знать, Бриттани… э… дома?

Супер. Теперь через каждые две секунды я вставляю «э».

— Нет. — Ее взгляд так же категоричен, как и ответ.

— Вы не знаете, куда она пошла?

Миссис Эллис прикрывает дверь — вероятно, боится, что я загляну внутрь, увижу ее драгоценности и захочу их украсть.

— Я не даю информацию о местонахождении моей дочери. А теперь, если позволите… — Она захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Я стою перед дверью, как полный кретин. Наверняка Бриттани была дома и попросила маму выпроводить меня. Я помню, как она переиграла меня в школе. Ненавижу игры, в которых не могу выиграть. Я иду к мотоциклу и думаю, как я должен чувствовать себя: как брошенная дворняжка или как рассерженный питбуль?

— Кто такой Алекс?

Это первое, что мама спрашивает меня, когда мы с отцом приезжаем из аэропорта.

— Парень из школы, мой напарник по химии, — медленно начинаю я. Минуточку. — Откуда ты знаешь об Алексе?

— Он был здесь после того, как ты уехала в аэропорт. Я отправила его куда подальше.

В мозгу что-то начинает вспыхивать, и до меня доходит. О нет! Я забыла сегодня утром встретиться с Алексом. Представляю, как он ждет меня в библиотеке, и меня пронзает чувство вины. Я не доверяла ему, но сама же его подвела. Он, должно быть, в ярости. Мне становится плохо.

— Я не хочу, чтобы он появлялся рядом с нашим домом, — продолжает мама. — Соседи начнут говорить о вас. Как они говорят о твоей сестре. — Я знаю, о чем она думает.

Надеюсь, однажды я буду жить в таком месте, где не придется переживать по поводу сплетен соседей.

— Хорошо.

— Ты не можешь сменить напарника?

— Нет.

— Ты пробовала?

— Да, мама. Я пробовала. Миссис Питерсон отказалась дать мне другого партнера.

— Может быть, нужно постараться сильнее. Я позвоню в школу в понедельник и…

Я не обращаю внимания на жжение в затылке, откуда сестра вырвала прядь волос, и впиваюсь в маму взглядом.

— Мама, я справлюсь. Не нужно звонить в школу, я не хочу чувствовать себя двухлетним ребенком.

— Это Алекс научил тебя так разговаривать с матерью — без всякого уважения? Считаешь, теперь ты можешь открывать на меня рот просто потому, что посидела с этим мальчиком?

— Мама…

Я хочу, чтобы папа сейчас оказался здесь и вмешался. Но как только папа пришел домой, он отправился в свой кабинет проверять электронную почту. Я хочу, чтобы он был арбитром, а не сидел на скамейке запасных.

— Если ты начнешь общаться со всякими отбросами, люди будут считать тебя такой же. Мы с отцом не так тебя воспитывали.

О нет! Сейчас начнется лекция. Я бы согласилась съесть живую рыбу, весы, да все, что угодно, только бы не слушать ее. Я понимаю подтекст, стоящий за ее словами: Шелли неидеальна, поэтому я должна стараться за двоих. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться.

— Мам, я все понимаю. Мне жаль.

— Я только хочу защитить тебя, — говорит она. — А ты отталкиваешь меня.

— Я знаю, прости. А что доктор сказал про Шелли?

— Он хочет, чтобы мы приходили на осмотр два раза в неделю. Мне нужно, чтобы ты помогла мне за ней ухаживать.

Я не говорю ей, как миссис Смолл относится к пропускам тренировок, чтобы мы обе не расстроились еще больше. К тому же я сама хочу знать, почему Шелли так взбесилась…

К счастью, звонит телефон, и мама идет отвечать. Я бегу в комнату сестры, чтобы мама не успела позвать меня и продолжить обсуждение. Шелли сидит за компьютером в своей комнате и что-то печатает.

— Привет, — здороваюсь я.

Шелли поднимает глаза. Она не улыбается. Она должна понять: я не злюсь и знаю, что она не хотела обидеть меня. Даже сама Шелли не понимает мотивы своих действий.

— Хочешь, поиграем в шашки?

Она качает головой.

— Может, посмотрим телевизор?

Она вновь отказывается.

— Я хочу, чтобы ты знала: я не злюсь на тебя. — Я подхожу поближе, но так, чтобы волосы были вне досягаемости, и глажу ее по спине. — Ты знаешь, что я тебя люблю.

Ни ответа, ни кивка, ни одного слова. Ничего. Я сижу на краешке ее кровати и смотрю, как она играет на компьютере. По ходу игры я делаю замечания, поэтому Шелли знает, что я все еще здесь. Мне жаль, что сейчас я ей не нужна. Потому что придет время, когда я понадоблюсь ей, но меня не окажется рядом. Это пугает меня. Чуть позже я выхожу от сестры и возвращаюсь в свою комнату. В справочнике учеников «Фейерфилда» я ищу телефон Алекса. Я достаю телефон и набираю его номер.

— Алло? — отвечает мне мужской голос.

Я делаю глубокий вдох.

— Привет, — говорю я. — Алекс дома?

— Он вышел.

— Quien es? — слышу я голос его мамы на заднем фоне.

— Кто это? — переспрашивает меня мальчик.

Я осознаю, что отковыриваю лак с ногтей.

— Бриттани Эллис. Я… э-э… друг Алекса из школы.

— Это Бриттани Эллис, друг Алекса из школы, — передает мальчик мои слова.

— Тота el mensaje, — слышу я в трубке ее голос.

— Ты его новая девушка? — спрашивает мальчик.

Я слышу глухой удар и вопль «Ой!», потом он добавляет:

— Что-нибудь передать ему?

— Скажи, что звонила Бриттани. Мой номер…

Сейчас я на складе, где каждую ночь проходят собрания «Мексиканской крови». Я только что выкурил вторую или третью сигарету — я уже перестал считать.

— Выпей пива и соберись уже. — Пако бросает мне «Корону»[54].

Я рассказал ему, как Бриттани прокатила меня сегодня утром. В ответ он только покачал головой — мол, я должен был лучше подумать, прежде чем идти на северную сторону. Я ловлю банку одной рукой и кидаю обратно.

— Нет, спасибо.

— Que tienes, ese?[55] Пиво не понравилось? — Это Хавьер, наверное, самый глупый член банды. Когда он под наркотой, то может контролировать себя примерно как пьяный el buey[56].

Я бросаю ему вызов, не сказав ни слова.

— Да шучу, братан, — бормочет пьяный Хавьер.

Никто не хочет ругаться со мной. Я проявил себя в тот же год, как вступил в банду «Мексиканская кровь», в стычке с бандой конкурентов. Когда я был ребенком, я думал, что могу спасти мир… или по крайней мере свою семью. «Я никогда не буду в банде, — говорил я себе, когда подошло время вступить в нее. — Я буду защищать мою семью обеими руками». На южной стороне Фейерфилда ты либо в банде, либо против нее. У меня была мечта о будущем, несбывшаяся мечта, что я буду держаться подальше от банды и защищать свою семью. Но она умерла вместе с моим будущим той ночью, когда моего отца расстреляли в двадцати футах от меня. Тогда мне было шесть.

Я стоял над его телом и видел, как расплывалась красная точка на его рубашке. Она напомнила мне яблочко в дартсе, вот только мишень становилась все больше и больше. Следующее воспоминание: он вздыхает — и все уже кончено. Мой отец мертв. Я больше не прикасался к нему. Я был слишком напуган. В последующие дни я не вымолвил ни слова. Я не смог говорить даже на допросе в полиции. Они сказали, что я нахожусь в шоке и мой мозг не знает, как обработать произошедшее. Они оказались правы. Я даже не помню, как выглядел парень, стрелявший в него. Я никогда не смогу отомстить за убийство моего отца, хотя постоянно прокручиваю в голове ту ночь и пытаюсь собрать все детали воедино. Если бы я мог вспомнить, убийца заплатил бы сполна. Хотя сейчас с памятью все в порядке. Меня продинамила Бриттани, ее мать косо смотрела на меня… Моменты, которые я хочу забыть, словно приклеились к моему мозгу.

Пако одним глотком опустошает половину банки — его не смущает, что пиво льется по уголкам рта и пачкает рубашку. Когда Хавьер отворачивается к другим парням, Пако обращается ко мне:

— Кармен испортила тебе жизнь.

— В смысле?

— Теперь ты не доверяешь девушкам. Например, Бриттани Эллис…

Я выругался себе под нос.

— Пако, брось мне еще одну «Корону».

Я выпиваю пиво и швыряю пустую банку в стену.

— Тебе это неприятно, Алекс. Но будешь ты пьяным или нет, ты все равно меня выслушаешь. Твоя гулящая, соблазнительная, сексуальная бывшая — Кармен — ударила тебя в спину. А теперь ты запускаешь бумеранг в Бриттани.

Я нехотя слушаю Пако и беру еще пива.

— Ты называешь мою напарницу «бумерангом»?

— Да. Но тебе достанется сильнее, чувак, потому что тебе нравится эта девушка. Признай это.

Я не хочу признаваться.