Симона Элькелес - Идеальная химия

— Прости. — Я надеваю джинсы. Что еще могу сказать?

Она отводит глаза и идет к выходу из гаража как робот. Когда я слышу визг шин, у меня срабатывает защитный рефлекс. Машина едет в нашу сторону… это RX-7 Лаки. Вот черт!

— Садись в машину, — велю я Бриттани.

Но уже слишком поздно. Лаки и еще несколько парней из банды в ступоре смотрят на нас.

— No lo puedo creer, ganaste la apuestal[132] — кричит Лаки.

Я пытаюсь закрыть собой Бриттани, но это бесполезно — они прекрасно видят ее сексуальные голые ноги под пальто.

— Что он говорит? — спрашивает она.

У меня возникает желание снять штаны и отдать их ей. Если она узнает о пари, она подумает, что я переспал с ней только из-за этого. Я должен вытащить ее отсюда.

— Ничего. Несет чушь. Садись в машину, иначе я запихну тебя туда.

Я слышу, как скрипнула дверца машины Лаки, а Бриттани открывает свою.

— Не сердись на Пако! — Она устраивается за рулем.

О чем она говорит?

— Уезжай, — приказываю я, не успев спросить, что она имела в виду. — Мы поговорим позже.

Она уезжает.

— Черт! — Лаки с уважением смотрит вслед удаляющемуся BMW. — Я решил проверить, не прикалывается ли надо мной Энрике. Ты правда трахнул Бриттани Эллис? Есть видео?

Вместо ответа я бью Лаки в живот, и он падает на колени. Я сажусь на мотоцикл и завожу двигатель. Когда я вижу «камри» Энрике, то останавливаюсь перед ним.

— Слушай, Алехо, — высовывается Энрике из окна. — Lo siento mucho[133]…

— Я ухожу, — перебиваю я Энрике, швыряю ему ключи от автомастерской и уезжаю.

Когда я приезжаю домой, мои мысли возвращаются к Бриттани и к тому, как много она для меня значит. Меня настигает реальность. Я не пойду на встречу с наркоторговцами. Теперь я понимаю все эти женские штучки, которые высмеивал. Потому что сейчас я чувствую себя сентиментальным мужланом, готовым рискнуть всем ради этой девушки. Estoy enamorado[134]. Я влюблен в нее. К черту банду! Я смогу защитить свою семью и в первую очередь быть верным себе. Бриттани права. Моя жизнь слишком важна, чтобы тратить ее на наркотики. Я хочу подать заявление в колледж и сделать свою жизнь лучше.

Я не мой отец. Он был слабым человеком, который выбрал легкий путь. Я приму вызов, чтобы выйти из банды. И если я выживу, я вернусь к Бриттани свободным человеком. Lo juro![135]Я не буду торговать наркотиками. Я подведу Гектора, но я вступал в банду, чтобы защищать моих семью и соседей, а не торговать наркотиками. Когда это стало необходимостью?

С того момента, как меня тормознули копы, проблемы начали расти как снежный ком. Меня арестовали, потом Гектор меня отмазал. Сразу после того, как я начал задавать вопросы о той ночи, когда умер мой отец, другим членам банды, Гектор с мамой что-то бурно выясняли. У мамы остались синяки после этой встречи. И тут Гектор говорит со мной о наркосделке. Пако пытался предупредить меня, он был уверен, что здесь что-то не так. Я напрягаю мозг, все детали медленно сходятся. Dios, правда была прямо перед мной? Есть только один человек, который может сказать правду о той ночи, когда умер отец.

Я врываюсь в дом и нахожу mi’amá в комнате.

— Ты знаешь, кто убил Papá.

— Алехандро, не надо.

— Это был кто-то из банды, верно? Ты разговаривала об этом с Гектором на свадьбе. Он знает, кто это. Ты тоже знаешь.

У нее на глазах наворачиваются слезы.

— Я предупреждаю тебя, Алехандро. Не делай этого.

— Кто это был? — Я игнорирую ее мольбу.

Она смотрит в сторону.

— Скажи мне! — кричу я.

Она вздрагивает от моих слов. Все это время я хотел избавить ее от боли и не спрашивал, что она знает об убийстве отца. Или, может быть, я не хотел знать, потому что боялся правды. Так больше не может продолжаться. Она медленно и отрывисто дышит и подносит руку ко рту.

— Гектор… это был Гектор.

Как только до меня доходит, ужас, шок и боль распространяются по моему телу подобно лесному пожару. Моя мама смотрит на меня грустными глазами.

— Я просто хотела защитить тебя и твоих братьев. Вот и все. Ваш Papá хотел выйти из банды, и его убили за это. Гектор хотел, чтобы ты заменил его. Он угрожал мне, Алехандро, и сказал, что, если ты этого не сделаешь, вся наша семья закончит, как твой отец…

Я больше не могу слушать. Гектор вытащил меня, когда меня арестовали, и я все еще в долгу перед ним. Он придумал сделку с наркотиками, заставил меня согласиться на нее и подойти к его ловушке еще на шаг. Вероятно, он подозревал, что кто-то раскроет мне правду, и скоро. В голове складывается план, как противостоять убийце моего отца. Я бегу к комоду. Пистолет исчез.

— Ты залезал в мой ящик? — Я хватаю за воротник Карлоса, который сидит на диване в гостиной.

— Нет, Алекс, — говорит Карлос. — Créeme[136], Пако был здесь: он пошел в нашу комнату и сказал, что возьмет у тебя куртку.

Пако взял мой пистолет. Я должен был догадаться. Но откуда Пако узнал, что меня не будет дома? Бриттани. Бриттани озадачила меня сегодня. Она сказала, чтобы я не злился на Пако. Они оба пытались защитить меня, потому что я был слишком глуп и труслив, чтобы постоять за себя и посмотреть в лицо фактам. Слова Бриттани звучат в моих ушах. «Не злись на Пако». Я спешу в комнату mamá.

— Если я не вернусь сегодня вечером, ты должна взять Карлоса и Луиса и уехать в Мексику, — говорю я ей.

— Но, Алехандро…

Я сажусь на край ее кровати.

— Mamá, Карлос и Луис в опасности. Избавь их от моей участи. Пожалуйста.

— Алекс, не говори так. Твой отец тоже так говорил.

«Я такой же, как Papá, — хочу я сказать, — и совершил те же самые ошибки. Я не позволю, чтобы это случилось с моими братьями».

— Обещай мне. Мне нужно услышать это от тебя. Я предельно серьезен.

Слезы текут по ее лицу. Она целует меня в щеку и крепко обнимает.

— Я обещаю… обещаю.

Я сажусь на Хулио и звоню тому, к кому никогда бы не подумал обращаться за советом, — Гарри Франкелю. Он призывает меня сделать то, чего, как я думал, не сделаю никогда, — позвонить в полицию и рассказать, что происходит.

Я сижу у подъезда Сьерры пять минут. Я до сих пор не могу поверить, что мы с Алексом сделали это. Я не жалею ни об одной минуте, но все еще не верю в это. Я почувствовала в Алексе отчаяние, будто он хотел что-то доказать мне делом, а не словом. Я злюсь на себя за это, но ничего не могу поделать. Слезы лились от радости, счастья, любви. И когда я увидела, как катится слеза по его щеке, я поцеловала его… Я хотела спасти слезу, потому что это был первый раз, когда Алекс разрешил мне увидеть его таким. Алекс не плачет; он не позволяет себе проявлять эмоции. Сегодняшняя ночь изменила его, хочет он в этом признаться или нет. Я тоже изменилась.

Я захожу в дом. Сьерра сидит на диване в гостиной. Мои родители сидят напротив.

— Похоже на вторжение, — заявляю я.

Сьерра смягчает меня:

— Не вторжение, Брит. Разговор.

— Почему?

— Разве непонятно? — злится папа. — Ты не живешь дома.

Я стою перед родителями и думаю, как мы дошли до такого. Моя мама в черных брюках, волосы собраны в пучок, как будто на похоронах. Мой папа в джинсах и рубашке, с красными глазами. Он не спал всю ночь. И может быть, мама тоже, но она никогда не покажет этого. Она замаскировала все «Вайзином»[137].

— Я не могу больше притворяться идеальной дочерью. Я неидеальна. — Я говорю спокойно и ровно. — Можете ли вы принять это?

Брови отца сходятся, будто он пытается сохранить хладнокровие.

— Мы не хотим, чтобы ты была идеальной. Патриция, скажи ей, что ты думаешь.

Моя мама качает головой, как будто не может понять, почему я раздуваю из этого целую историю.

— Брит, хватит. Перестань дуться, перестань бунтовать, перестань быть эгоисткой. Мы с твоим отцом не хотим, чтобы ты была идеальной. Мы хотим, чтобы ты была как можно лучше, вот и все.

— Потому что Шелли, как бы она ни старалась, не может соответствовать вашим ожиданиям?

— Не вмешивай в это Шелли, — говорит мой отец. — Это несправедливо.

— Почему нет? Это все из-за Шелли.

Не важно, сколько буду я объяснять им все, в любом случае это прозвучит не так, как нужно. Я плюхаюсь перед ними в бархатное кресло.

— Для справки: я не сбежала. Я живу у своей лучшей подруги.

Моя мама сдувает пушинку с бедра.

— Спасибо ей огромное за это. Она каждый день рассказывала нам, что происходит с тобой.

Я смотрю на свою лучшую подругу, которая до сих пор сидит в углу и стала свидетелем нашего скандала. Сьерра направляется к двери и виновато складывает руки, словно собирается дать конфеты детям на Хеллоуин, которые только что позвонили. Мама сидит на краю дивана.

— Что нужно сделать, чтобы ты вернулась домой?

Я хочу от моих родителей много всего, наверное, больше, чем они способны дать.

— Я не знаю.

Мой папа кладет руку себе на лоб, будто у него разболелась голова.

— Разве дома так плохо?

— Да. Ну, не так уж и плохо. Но неспокойно. Мам, из-за тебя я нервничаю. И еще я ненавижу, когда ты, папа, ведешь себя так, будто ты не дома, а в отеле, — только приходишь и уходишь. Мы чужие люди, живущие в одном доме. Я люблю вас обоих, но я не хочу постоянно быть лучшей версией себя. Я хочу быть просто собой. Я хочу быть свободной, принимать собственные решения и учиться на своих ошибках. Я не хочу каждый день волноваться, чувствовать себя виноватой и беспокоиться о том, что я не соответствую вашим ожиданиям. — Я борюсь со слезами. — Я не хочу подводить вас обоих. Я знаю, что Шелли не может быть похожей на меня. Мне очень жаль… Пожалуйста, не отсылайте ее из-за меня.

Мой отец опускается на колени рядом со мной.

— Не извиняйся, Брит. Мы не отправляем ее из-за тебя. Инвалидность Шелли не твоя вина. Это вообще ничья вина.

Мама молчит и не отрываясь смотрит в стену, будто находится в трансе.

— Это моя вина, — наконец произносит она.

Мы во все глаза смотрим на маму, так как совсем не ожидали услышать от нее такие слова.

— Патриция? — папа пытается привлечь ее внимание.

— Мама, о чем ты говоришь?

Она смотрит прямо перед собой.

— Все эти годы я виню себя.

— Патриция, это не твоя вина.

— Когда Шелли родилась, я водила ее в детский сад. — Мама говорит мягко, будто сама с собой. — Признаюсь, я завидовала другим мамочкам с обычными детьми, которые могут держать голову самостоятельно и узнавать мир. Большую часть времени ловила на себе жалостливые взгляды. Я ненавидела их. Я стала одержима мыслью, что я могла это предотвратить, если бы ела больше овощей и занималась спортом. Я винила себя за ее состояние, хотя ваш отец настаивал, что в этом нет моей вины. — Она смотрит на меня и мечтательно улыбается. — Потом появилась ты. Моя белокурая, голубоглазая принцесса.

— Мама, я не принцесса, а Шелли не та, кого нужно жалеть. Я не пойду на свидание с парнем, которого ты выберешь для меня. Я не буду одеваться так, как ты хочешь, и тем более не буду вести себя так, как ты захочешь. Шелли тоже не будет жить по твоим правилам.

— Я знаю.

— Ты сможешь с этим смириться?

— Думаю, нет.

— Ты все всегда критикуешь. О боже, я готова сделать все, что угодно, чтобы ты перестала винить меня за любой пустяк. Люби меня такой, какая я есть. Люби Шелли такой, какая она есть. Перестать зацикливаться на плохом, потому что жизнь чертовски коротка.

— Я не должна переживать, что ты решила встречаться с членом банды? — спрашивает она.

— Нет. Да. Я не знаю. Если я не буду чувствовать, что ты меня осуждаешь, я расскажу о нем. Если бы вы могли встретиться… Он совершенно не такой, каким кажется со стороны. Если ради того, чтобы быть с ним, мне придется изворачиваться, я так и буду делать.

— Он член банды, — сухо обрывает меня мама.

— Его зовут Алекс.

Папа откидывается на спину.

— Его имя не меняет того факта, что он в банде, Бриттани.

— Нет, это не так. Это шаг в правильном направлении. Вы хотите, чтобы я была с вами честной или врала?

Нам понадобился час, чтобы мама согласилась попробовать не переживать по пустякам. Папа пообещал приходить два раза в неделю с работы раньше шести. Я согласилась пригласить Алекса в гости, чтобы родители могли встретиться с ним. И я буду сообщать им, куда и с кем я иду. Они пока не одобрили и не приняли моего парня, но это уже хоть что-то. Я хочу все исправить: лучше собрать все по кусочкам, чем оставить как есть.