«Перестань думать о ней», — твержу я себе. Все просто: дорогие мне люди умирают. Сначала отец. Затем Пако. Я был идиотом, когда думал, что у меня может быть все сразу. Когда кто-то стучит в дверь, я кричу:

— Отвалите!

Стук становится громче.

— Черт, оставьте меня в покое!

Когда дверь открывается, я со всей силы кидаю туда чашку. Чашка попадает не в медсестру, а прямо в грудь миссис Пи.

— Черт! Только не вы, — вздыхаю я.

У миссис Пи новые очки со стразами.

— Не такого приема я ожидала, Алекс. И я все еще могу наказать тебя за мат.

Я отворачиваюсь, чтобы не смотреть на нее.

— Вы пришли сюда, чтобы потребовать объяснительную записку? Если за этим, то забудьте. Я не собираюсь возвращаться в школу. Спасибо, что навестили. Извините, что вам так скоро пора уходить.

— Я никуда не уйду, пока ты меня не выслушаешь.

Ох, нет. Все, что угодно, только не ее нотации. Я нажимаю кнопку вызова медсестры.

«Чем я могу помочь, Алекс?» — слышится голос.

— Меня здесь пытают.

«Что, прости?»

Миссис Пи подходит ко мне и забирает из рук рацию.

— Он шутит. Извините, что побеспокоили. — Она кладет устройство на столик так, чтобы я не смог дотянуться. — Неужели здесь тебе не дают таблеток счастья?

— Я не хочу быть счастливым.

Миссис Пи придвигается ближе, ее прямые волосы падают на очки.

— Алекс, мне очень жаль, что произошло с Пако. Я не учила его, но знаю, что вы были очень близки.

Я игнорирую ее и пялюсь в окно. Я не хочу говорить с ней о Пако. Я не хочу ни о чем говорить.

— Зачем вы пришли сюда?

Я слышу, как она достает что-то шуршащее из своей сумки.

— Я принесла тебе задания, чтобы ты не отстал от одноклассников, когда вернешься.

— Я не вернусь. Я уже вам сказал, что бросаю школу. Это не должно вас удивлять, миссис Пи, я же член банды, помните?

Она обходит кровать и смотрит мне прямо в глаза.

— Значит, я ошиблась насчет тебя: я была уверена, что именно ты можешь сломать этот стереотип.

— Да, так могло быть до того, как моего лучшего друга застрелили. Я должен был быть на его месте. — Я смотрю на учебник химии в ее руках. Он напоминает мне о том, что было и чего никогда не будет. — Он не должен был умереть, черт побери! Там должен был быть я! — Я срываюсь на крик.

Миссис Пи не дрогнула.

— Но ты не умер. Ты думаешь, что сделаешь Пако одолжение, если бросишь школу и сдашься? Считай это его подарком, а не проклятием. Пако не может вернуться. А ты можешь. — Миссис Пи оставляет книгу на подоконнике. — Я даже и не думала, что столько моих учеников может погибнуть. Мой муж настаивает, чтобы я ушла из «Фейерфилда» и перешла в другую школу, где нет бандитов, которые живут только для того, чтобы умереть или стать наркоторговцами. — Она садится на краешек моей кровати и смотрит на свои руки. — Но я останусь здесь и надеюсь что-то изменить, стать примером для подражания. Мистер Агирре считает, мы можем преодолеть разрыв, и я тоже. Если я смогу изменить судьбу одного моего ученика, то смогу…

— Изменить мир?

— Может быть.

— Вы не можете. Что есть, то есть.

Она уверенно смотрит на меня.

— Ох, Алекс, ты так ошибаешься. Мы сами создаем свой мир. Если ты думаешь, что не можешь его изменить, то вперед, иди проложенной дорогой. Но есть и другие пути, просто они сложнее. Изменить мир нелегко, но, черт возьми, я буду пытаться. А ты?

— Нет.

— Это твое право. Я все же попытаюсь. — Она делает паузу и потом добавляет: — Хочешь узнать, как дела у твоей напарницы по химии?

Я трясу головой.

— Нет, мне без разницы. — Слова почти застревают в горле.

Она разочарованно вздыхает, затем подходит к подоконнику и берет книгу.

— Забрать учебник или оставить здесь?

Я молчу. Она кладет книгу обратно и идет к двери.

— Надо было выбрать биологию, а не химию, — говорю я, когда миссис Пи открывает дверь, чтобы выйти.

Она прищуривается.

— Нет. И чтоб ты знал, мистер Агирре придет навестить тебя сегодня. Поэтому на твоем месте я бы постаралась ничего не бросать.

Через две недели, когда я вышел из больницы, мама увезла нас в Мексику. Еще через месяц я устроился на работу служащим в отеле в Сан-Мигель-де-Адженде недалеко от нашего дома. Симпатичный отель с белыми стенами и колоннами при входе. Когда было нужно, я подрабатывал переводчиком, потому что знал английский намного лучше остальных. Когда после работы я гулял со своими друзьями, они пытались познакомить меня с мексиканскими девчонками. Девчонки были красивые, сексуальные и точно знали, как соблазнить парня. Проблема заключалась в том, что они не были Бриттани.

Мне нужно было выбросить ее из головы. И побыстрее. Я пытался. Однажды американская девушка, остановившаяся в нашем отеле, повела меня в свой номер. Сначала мне казалось, что если я пересплю с другой блондинкой, то это сотрет из моей памяти тот вечер с Бриттани. Но когда я был очень близок к этому, то оцепенел. До меня наконец дошло, что Бриттани сделала любую другую девушку непривлекательной для меня. Это всегда было не ее лицо, не ее улыбка и даже не ее глаза. Благодаря этим чертам Бриттани была в ряду красавиц, но внутренняя красота делала ее особенной. То, как нежно она вытирала рот своей сестре, то, как серьезно занималась химией, то, как она любила меня, зная, кто я такой. Я собирался пойти на сделку с наркоторговцами, она была решительно против, но все равно любила меня.

Сейчас, когда после перестрелки прошло три месяца, я возвращаюсь в Фейерфилд и готовлюсь встретиться лицом к лицу, как сказала бы миссис Пи, со своим главным страхом. Энрике сидит за столом в своей мастерской и покачивает головой. Мы поговорили о той ночи в Хеллоуин, и я простил ему то, что он рассказал Лаки о нас с Бриттани. Я рассказываю Энрике о своих планах, и он тяжело и протяжно вздыхает.

— Ты можешь умереть, — говорит он и смотрит на меня.

Я киваю.

— Знаю.

— Я не смогу тебе помочь. Никто из твоих друзей в «Мексиканской крови» не сможет. Подумай хорошенько, Алекс. Возвращайся в Мексику и проведи остаток своей жизни в наслаждении.

Я принял решение и не собираюсь от него отказываться.

— Я не буду трусом. Мне нужно сделать это. Мне нужно выйти из банды.

— Из-за нее?

— Да. И ради Papá, ради Пако. Ради меня и моей семьи.

— Смысл выходить из банды, когда ты окажешься мертв? — спрашивает Энрике. — Твое вступление покажется тебе каникулами по сравнению с этим. Они привлекут даже настоящих бандитов.

Я не отвечаю и протягиваю ему бумажку с номером телефона.

— Если со мной что-то случится, позвони этому парню. Он мой единственный друг, который не связан со всем этим. Ни с бандой «Мексиканская кровь», ни с Бриттани.

Этой ночью я встречаюсь на складе со всеми членами банды, которые считают меня предателем. Хотя меня называли и покрепче. Час назад я объявил Чуи, который занял место Гектора в банде, что хочу уйти — полностью разорвать отношения с «Мексиканской кровью». Одно маленькое препятствие: чтобы сделать это, мне придется выжить, пройдя через их строй, а вернее побывав в настоящем аду.

Чуи, жестокий и суровый, выходит вперед с банданой «Мексиканской крови». Я окидываю взглядом наблюдателей. Мой друг Педро стоит сзади и отводит глаза. Глаза Хавьера и Лаки блестят от предвкушения. Хавьер — сумасшедший идиот, а Лаки злится на меня за проигранный спор, хотя я не пришел за своим призом. Оба насладятся возможностью выбить из меня дух, ведь я не смогу дать им сдачи.

Энрике, мой кузен, стоит облокотившись у дальней стены. От него ждут того же — чтобы он переломал мне как можно больше костей, пока я не отключусь. Верность и обязательства для банды — все. Если ты предаешь или не выполняешь свои обязательства, ты становишься для них врагом. Даже хуже, чем врагом, ведь ты был одним из них. Если Энрике станет меня защищать, он труп. Я стою не шелохнувшись, когда Чуи завязывает мне глаза банданой. Я выдержу. Если после всего я смогу быть с Бриттани, оно того стоит. О другом исходе я даже не думаю.

Мне связывают сзади руки, сажают на заднее сиденье машины, и двое парней зажимают меня с двух сторон. Я без понятия, куда мы едем. Сейчас, когда во главе банды стоит Чуи, возможно все. Записка. Я ее не написал. А если я умру и Бриттани никогда не узнает, что я чувствую к ней на самом деле? Может, так даже лучше. Ей будет легче жить, считая меня последним подонком, предавшим ее, и не оглядываться назад.

Через сорок пять минут машина съезжает с дороги — под колесами слышится шорох гравия. Возможно, если бы я знал, где нахожусь, то смог бы немного расслабиться, но я ни черта не вижу. Я не нервничаю. Скорее меня заботит, буду ли я одним из тех счастливчиков, которые выжили. И если я выживу, найдет ли меня кто-то? Или я умру в одиночестве в каком-нибудь сарае, на складе или в заброшенном доме? Может, они даже не будут меня бить. Просто отведут на крышу здания и сбросят оттуда. Se acabo[144]. Хотя Чуи это не понравится. Ему нравится слушать крики и мольбы самых сильных парней, когда их ставят на колени.

Я не доставлю ему такого удовольствия. Меня выводят из машины. Судя по звуку гравия и камней под ногами, мы черт знает где. Я слышу, как подъезжают другие машины, как за нами идут люди. Вдалеке мычит корова. Предупреждающее мычание? Если честно, я уже хочу начать. Если нас кто-то прервет, то просто отложит неизбежное. Я хочу этого. Я жду этого. Давайте, наконец, начнем. Интересно, они подвесят меня за руки к дереву, чтобы я был настоящим мальчиком для битья? Черт, я ненавижу неизвестность. Estoy perdido[145].

— Стой здесь, — приказывают мне.

Будто я могу куда-то уйти. Шуршит гравий, чьи-то шаги приближаются ко мне.

— Ты позор для нашего братства, Алехандро. Мы защищали тебя и твою семью, а ты решил отвернуться от нас. Это правда?

Жаль, что моя жизнь не похожа на романы Джона Гришема[146]. Его герои всегда придумывали идеальный план побега, даже находясь в шаге от смерти. Чаще всего они знали о плохих парнях то, что разрушило бы их жизнь в случае смерти героя. К сожалению, настоящая жизнь не перевязана красивой ленточкой.

— Гектор предал «Мексиканскую кровь», — начинаю я. — El traidor[147].

За то, что я назвал Гектора предателем, кто-то сильно бьет меня в челюсть. Черт, я не был готов к удару, потому что ни хрена не вижу с завязанными глазами. Я пытаюсь не морщиться.

— Ты понимаешь последствия выхода из банды?

Я двигаю челюстью взад-вперед.

— Да.

Я слышу, как ко мне подступают остальные, круг сжимается. Сейчас я главная мишень. Повисает жуткое молчание. Никто не смеется, никто не издает ни звука. Некоторые из них были моими друзьями всю жизнь. Как и в Энрике, в них сейчас происходит внутренняя борьба. Я не виню их. Только счастливчики избежали сегодняшней стрелки. Без предупреждения я получаю кулаком в лицо. Сложно удерживать себя в прямом положении, тем более зная, что за этим последуют новые удары. Одно дело участвовать в драке, в которой можешь победить, и совсем другое — в той, в которой у тебя нет ни единого шанса. Что-то режет спину. Затем мне дают по ребрам. В верхней части туловища нет ни одного участка, куда бы меня не били. Порез тут, удар там. Несколько раз меня почти сбивают с ног, но только затем, чтобы поставить обратно и врезать еще сильнее.

У меня на спине глубокий порез, который обжигает меня будто огнем. Я могу отличить удары Энрике от остальных — они не так жестоки. Воспоминания о Бриттани не дают мне кричать от боли. Я буду сильным для нее… для нас. Я не дам им решать, жить мне или умереть. Я сам управляю своей судьбой. Я, а не «Мексиканская кровь». Я не имею представления, сколько прошло времени. Полчаса? Час? Мое тело слабеет. Я еле стою. Я чувствую запах дыма. Они собираются бросить меня в костер? Бандана по-прежнему на моих глазах, но она уже не нужна — уверен, глаза настолько распухли, что уже не открываются.

Я чувствую, что вот-вот рухну на землю, но из последних сил заставляю себя стоять. Сейчас меня, вероятно, не узнать: горячая кровь сочится из ран на лице и теле. Я чувствую, как кто-то разрывает на мне футболку, она падает к моим ногам клочьями, открывая на обозрение шрам от выстрела Гектора. Кто-то ударяет меня именно туда. Невыносимая боль. Я падаю на землю, гравий царапает мое лицо. В этот момент я не уверен, что смогу пережить это. Бриттани. Бриттани. Бриттани. Пока я могу повторять эту мантру в голове, то знаю, что еще жив. Бриттани. Бриттани. Бриттани. Это в самом деле запах дыма — или запах смерти? Сквозь плотный туман, мне кажется, я слышу чьи-то слова: