Она хотела было сказать, что не может себе представить, как Китти и Генри могут после этого оставаться в браке, но затем подумала, что такое заявление будет выглядеть наивным. Существует немало браков, которые выглядят вполне благополучными, хотя между партнерами нет ничего, кроме взаимного уважения.

После паузы Порция все же сказала:

— Китти предала Генри. Похоже, она считает, что доверие абсолютно ничего не значит. Я не представляю себе брак без доверия. Не понимаю, как он может существовать.

Говоря это, Порция отдавала себе отчет в том, что по иронии судьбы они оба были свободны от брачных уз, более того, они уклонялись от брака в течение ряда лет. Порция бросила взгляд на Саймрна. Он сосредоточенно смотрел себе под ноги. Он думал о том, что она сказала.

Почувствовав на себе ее взгляд, Саймон поднял голову, посмотрел сначала на нее, затем на ухоженный газон.

— Думаю, ты права. Без доверия… брак не может существовать. Для таких людей, как мы… С таким браком ты… или я… не сможем примириться.

Если бы неделю назад ктонибудь сказал ей, что она будет вести подобный разговор о браке с Саймоном Кинстером, она бы расхохоталась. Тем не менее это так. Порция захотела узнать, что возникает между мужчиной и женщиной, когда речь заходит о браке. То, что она выяснила, оказалось гораздо обширнее, чем она думала.

Доверие в браке — это действительно очень важно.

Это находилось в центре того, что происходило между ней и Саймоном.

— Знаешь, Китти никогда не найдет то, что ищет. — Порция вдруг поняла это совершенно отчетливо. — Она хочет, чтобы вначале ей дали это нечто, и лишь потом она станет решать, стоит ли это оплачивать. Иначе говоря, Китти ставит телегу впереди лошади.

Саймон тоже размышлял об этом, потому с мыслью Порции он был согласен. Почувствовав на себе ее взгляд, он кивнул. Он понимал не столько Китти, сколько то, что говорила Порция.

Ее мысли о браке были весьма важны для него. И то, что она говорила, было правильным. Доверие не приходит первым. Все их обоюдные желания напоминали собой дерево, которое способно расти пышно, иметь глубокие корни и быть надежным лишь в том случае, если посеяно на доверии.

Продолжая идти рядом с ней, он снова бросил на нее взгляд. Саймон доверял ей полностью и безоговорочно, доверял гораздо больше, чем любой другой живой душе. И дело было не только в том, что он давно знал ее, мог с уверенностью предположить, как она будет рассуждать, реагировать и вести себя. И даже чувствовать.

Дело было в том, что он знал: она никогда намеренно не причинит ему боль. Порция может шпынять его без всяких угрызений совести, дразнить, досаждать возражениями, но она никогда не станет обижать его. Она уже доказала это. Саймон внезапно осознал, как дорого стоит такое доверие.

Доверяет ли она ему? До какойто степени должна, но как далеко ее доверие распространяется — этого он не знал. Если допустить, что она доверяет ему полностью, сохранится ли это доверие, если впоследствии она узнает, что он не был до конца открыт, до конца честен с ней?

Сможет ли она понять его? Понять настолько, чтобы проявить снисходительность?

Порция была открытой книгой, она всегда была слишком прямой, слишком уверенной в себе, в своей позиции, своих способностях, всегда была непримирима к обману.

Саймон точно знал, чего она хочет добиться в процессе общения с ним. Он не знал лишь одного: как она будет реагировать, когда узнает, что в дополнение к тому, что он даст ей по ее просьбе, он намерен и полон решимости предложить ей гораздо больше.

Не подумает ли она, что он пытался увлечь ее, оплести ее путами ответственности, чтобы заарканить?

Несмотря на то, что Саймон хорошо знал ее, а может, именно поэтому, невозможно было предсказать ее поведение.

Они дошли до обсаженной глициниями тропинки, поворачивавшей к дому. Они доверились ей и некоторое время шли молча, затем Порция замедлила шаги.

— О Боже!

Саймон проследил за ее взглядом, устремленным в сторону соседнего газона. В центре группы офицеров и молодых отпрысков стояла Китти с бокалом в руке. Она жестикулировала, чтото говорила и выглядела невероятно веселой. Слова ее разобрать было невозможно, но говорила она громко и не менее громко смеялась.

Один из офицеров чтото сказал. Все засмеялись. Китти ответила, энергично жестикулируя. Она покачнулась, и два джентльмена поддержали ее. Все еще больше развеселились.

Саймон остановился, Порция последовала его примеру. Они увидели мелькание яркоголубых юбок в конце газона. К группе быстрым шагом приближалась миссис Арчер.

Саймон и Порция видели, как она с помощью негромких увещеваний и дежурных улыбок сумела забрать дочь и, взяв ее под руку, повела в сторону центральной лужайки, где находилось большинство гостей.

Офицеры и джентльмены, образовав небольшие группки, продолжали беседовать. Саймон и Порция зашагали дальше.

Они встречались и перебрасывались словами с другими парами, прогуливавшимися в обратном направлении. Дойдя наконец до центрального газона, они снова оказались в гуще людей и тут же услышали голос Китти:

— О, благодарю вас! Именно это мне и требуется! — Она икнула. — Я так хочу пить!

Справа от нее стоял молодой садовник, который сейчас исполнял обязанности официанта, держа в руках поднос с бокалами шампанского. Одетый во взятый напрокат черный костюм, высокий и слегка долговязый, черноволосый и черноглазый, он выглядел потрясающе красивым.

Китти определенно так считала. Стоя напротив, она с нескрываемым вожделением смотрела на него поверх края бокала, из которого пила.

Порция насмотрелась и наслышалась достаточно. Держа Саймона под руку, она подтолкнула его, и они смешались с толпой.

Следующие двадцать минут они провели в весьма приятных разговорах, встретившись с Чарли, а затем с девицами Хэммонд, которые сияли от счастья — они имели успех у молодых обожателей. Непринужденно разговаривая и шутя, все расслабились, когда на террасе послышались шаги, заставившие присутствующих обратить взоры в ту сторону.

То, что люди увидели, повергло всех в шок. У подножия лестницы Эмброз Келвин стоял с Китти, которая буквально повисла на нем. Она обвила его шею руками. Запрокинув голову, она смеялась и смотрела ему в лицо откровенно чувственным взором. Нельзя было разобрать, что она говорит. Китти пыталась изобразить шепот, хотя произносила слова громко, при этом язык ее основательно заплетался.

Она висела на Эмброзе, а он, скованный и бледный, пытался оторвать ее от себя.

Разговоры мгновенно прекратились, все стояли и молча смотрели на разыгравшуюся сцену.

Тишину взорвал хохот, который тут же смолк. От толпы отделилась Друсилла Келвин. Подойдя к Китти сзади, эта довольно миниатюрная женщина схватила Китти за талию, помогая брату освободиться.

В следующее мгновение на это трио налетели леди Хэммонд и миссис Бакстед, загородив Китги от взоров окружающих. Ктото крикнул, чтобы принесли холодной воды, тут же были отданы приказания слугам. Очень быстро выяснилось, что Китти объявили больной и что с ней случился обморок.

Порция и Саймон переглянулись. Порция повернулась спиной к террасе и заговорила с девицами Хэммонд, пресекая их возможные комментарии. Девицы были слишком хорошо воспитаны, чтобы не последовать ее примеру. То же самое сделали Саймон и Чарли.

Все старались не смотреть на группу людей на террасе, которую к тому же пополнили лорд и леди Глоссап, Генри, леди Озбалдестон и лорд Недерфилд. Головы людей снова повернулись, когда поникшую Китти повели в дом. Никто не говорил о щекотливости ситуации или даже о настоящем скандале. Тем не менее…

Подошла леди О., на ее лице не было даже намека на то, что произошло нечто из ряда вон выходящее.

Сесилия Хэммонд, проявляя изрядную смелость, спросила:

— С Китти все в порядке?

— Эта глупышка заболела — видимо, слишком много сил отдала организации вечера. Переутомилась, как я думаю. Приступ головокружения, чему способствовала жара. Она поправится, в этом нет сомнения, нужно только немного полежать. В конце концов, она молодая замужняя женщина. Ей следовало быть более благоразумной.

Леди О. бодро улыбнулась, глядя в глаза Порции, затем перевела взгляд на Саймона и Чарли.

Все поняли, что именно такую легенду они должны распространять.

Сестрам Хэммонд не требовалось дополнительных объяснений. Когда Порция высказала предположение, что им следует разделиться и общаться с гостями, Сесилия и Аннабелл с готовностью отправились выполнять предписание леди О. Чарли пошел в одну сторону, Саймон и Порция — в другую. Они обменялись взглядами, после чего постарались добросовестно сделать все от них зависящее, чтобы загладить случившееся.

Все гости делали то же самое. Леди Глоссап взяла на себя руководство и направила лакеев в толпу с подносами, нагруженными льдом, шербетом и пирожными.

Их усилия, конечно, имели некоторый успех. Остаток дня прошел сравнительно спокойно. Но так было только на поверхности, а подспудно… многозначительные взгляды между друзьями, хотя ни один не дерзнул облечь мысли в слова.

Как только стало приличным откланяться, не нанеся при этом обиды, люди стали разъезжаться. Когда день начал клониться к вечеру, последние гости покинули ГлоссапХолл…

Леди О. подошла к тому месту, где стояли Саймон и Порция. Она дотронулась тростью до ноги Саймона.

— Вы можете помочь мне подняться наверх. — Устремив взор черных глаз на Порцию, она добавила: — Вы тоже можете присоединиться.

Саймон повиновался и пошел, поддерживая леди О. с одной стороны. Порция двигалась с другой стороны, и наконец они подошли к главной лестнице. Леди О. была в солидных годах, и, несмотря на всю ее строгость, они оба относились к ней с нежностью.

Входя в комнату, леди О. тяжело дышала. Она указала на кровать, и они помогли ей сесть. По ее просьбе они обложили ее подушками, и в этот момент раздался стук в дверь.

— Войдите! — крикнула леди О.

Дверь открылась. Вначале заглянул, а затем вошел в комнату лорд Недерфилд.

— Хорошая… компания. Как раз то, что надо.

Порция подавила улыбку. Саймон бросил короткий взгляд на Порцию и тут же стал пододвигать кресло, чтобы его светлость мог сесть рядом с кроватью. Лорд Недерфилд с помощью Саймона опустился в кресло; как и леди О., он ходил с тростью.

Они были кузенами, хотя и не близкими, и старинными друзьями.

— Действительно, — сказала леди О., едва лорд Недерфилд расположился в кресле. — Что намделать со всем этим сумасбродством? Ужасно безобразная история, но не должны же страдать все люди!

— Как воспринял это Эмброз? — спросил лорд. — Должно быть, ему страшно неприятно.

Леди О. фыркнула.

— Я думаю, он порадуется, если об этом не будет больше разговоров. Он был ошеломлен и шокирован, бледен как полотно. Слова не мог вымолвить. Никогда не видела, чтобы будущий политик так растерялся.

— Мне кажется, — проговорил Саймон, опираясь на столбик кровати, — что это тот самый случай, который тем быстрее забудется, чем меньше о нем будут вспоминать.

Лорд Недерфилд кивнул, а Порция присела на край кровати.

— Да, вероятно, вы правы. Бедняга Келвин! Неудивительно, что он в подавленном состоянии. Меньше всего ему сейчас нужны интрижки с такой женщиной, как Китти. Он пытается заручиться помощью ее отца, и тут она сваливается на его голову.

Леди О. по очереди окинула взглядом лица присутствующих, после чего кивнула:

— В таком случае мы пришли к соглашению. Ничего из ряда вон выходящего не произошло, ничего говорить не надо, все совершенно нормально. Нет сомнения, что если мы будем гнуть эту линию, то и другие станут ее придерживаться.

Решение было принято, и леди О. откинулась на подушки. Она жестом показала его светлости и Саймону, что они могут идти.

— А вы, — она повернула лицо к Порции, — задержитесь. Я хочу с вами поговорить.

Саймон и лорд Недерфилд откланялись и ушли. Едва дверь за ними затворилась, Порция посмотрела на леди О. и увидела, что та закрыла глаза.

— О чем вы хотели побеседовать?

Одно веко приподнялось, сверкнул черный глаз.

— Кажется, я вам уже советовала, чтобы вы не проводили все свое время с одним и тем же мужчиной?

Щеки Порции вспыхнули. Леди О. фыркнула и закрыла глаза.

— Сейчас музыкальная комната свободна. Идите и поиграйте ваши гаммы.

Она дополнила слова энергичным и властным жестом. Порция подумала — и подчинилась.


Их план не нарушать плавное течение праздничного раута должен был сработать. И он сработал бы, если бы Китти повела себя так, как они все ожидали. Однако она, вместо того чтобы выказать смирение, вести себя скромно, соблюдать все светские условности и не выкидывать больше никаких фортелей, вошла в гостиную и стала разыгрывать роль пострадавшей стороны.