Она не обмолвилась ни единым словом о своем поражении, лишь каменное выражение лица, приподнятый подбородок да слегка задранный нос выражали ее чувства, ее реакцию на произошедшее.

Подскочив к Люси и миссис Бакстед, она положила ладонь на предплечье Люси и с выражением сочувствия и заботы спросила:

— Я надеюсь, что вы познакомились с какимнибудь интересным джентльменом, моя дорогая?

Люси пробормотала чтото маловразумительное. Миссис Бакстед, сделанная из более прочного материала, справилась у Китти о состоянии ее здоровья.

Китти небрежно махнула рукой.

— Конечно, я чувствовала себя неважно. Однако не стоит обращать внимание на поведение тех людей, которые себя так ведут.

Даже миссис Бакстед не нашла что ответить на эту реплику. Улыбнувшись и сверкнув глазами, Китти отошла от них.

Ее высокомерное поведение озадачило многих, вывело их из равновесия, и люди не знали, что им делать и как себя вести. Никто не мог понять, что происходит. Свидетелями чего они являются?

Обед прошел в нервозной обстановке, смеха не было слышно, разговоры звучали приглушенно.

Когда дамы перешли в гостиную, Сесилия и Аннабелл вместе с Люси, с благословения их матерей, удалились рано, сославшись на усталость после долгого дня. Порция сама была не прочь уйти, однако чувствовала себя обязанной остаться, чтобы помочь леди О.

Разговор не клеился. Китти продолжала разыгрывать роль страдалицы, леди Глоссап была в замешательстве, не зная, как с ней себя вести. Миссис Арчер едва не заламывала руки, вздрагивая всякий раз, когда ктото бросал в ее адрес реплику, и толку от нее никакого не было.

Вскоре выяснилось, что джентльмены оставили всякие попытки прийти им на помощь и решили предоставить их своей судьбе. Как и саму Китти.

Их трудно было осуждать за это. Если даже дамы, включая саму леди О., которая бросала откровенно хмурые взгляды на Китти, не знали, что предпринять, то мужчины были в полнейшей растерянности.

Принимая неизбежное с подлинной грацией, леди Глоссап велела ввезти тележку с чаем. Все остались лишь для того, чтобы выпить по чашке, после чего поднялись и откланялись.

Проводив леди О. в ее комнату. Порция направилась в свою, находившуюся на втором этаже восточного крыла. Окно комнаты выходило в сад. Порция стала расхаживать возле окна, уставившись взглядом в пол, напрочь забыв о живописном ландшафте снаружи. Она сказала Саймону, что, по ее мнению, Китти либо не понимает значения доверия, либо его не ценит; она говорила о доверии между двумя людьми, но спектакль, свидетелями которого они только что были, подтверждал справедливость ее тезиса, хотя и в несколько ином контексте.

Все чувствовали и все реагировали таким образом, как если бы Китти обманула общественное доверие, предала их, отказавшись следовать нормам, которые они признавали. Нормам общения, корректности, вежливости, основополагающим правилам того, как относиться друг к другу.

Их реакция была весьма решительной, и отказ джентльменов вернуться в гостиную был весьма красноречив.

Они действовали чисто инстинктивно, глубоко обеспокоенные тем, что Китти нарушила социальный кодекс, которого они все придерживаются.

Порция остановилась, посмотрела на потемневший сад, хотя попрежнему ничего там не видела.

Доверие и чувство тесно связаны между собой, и если затронуто одно, следует немедленная реакция другого. Нахмурившись, Порция села у окна, положила руки на подоконник, а на них подбородок.

Китти хотела любви. Порция в душе знала, что это было именно так. Китти искала того, чего ищут многие женщины, но у Китти, с ее нереалистическими ожиданиями, любовь была окрашена в страстные, всепоглощающие эмоции, которые накатывают и сметают все, что оказывается у них на пути.

Если она права в своей догадке, Китти владеет идея, что страсть приходит первой, что интимность высокого накала — это тропа, ворота к глубокой эмоциональной привязанности. Вероятно, она верила, что если страсть недостаточно сильна, то и возникшая на ее базе любовь будет недостаточно глубокой, неспособной удовлетворить ее стремления. Это объясняет, почему она не ценит нежную преданность Генри, почему она одержима желанием пробудить греховную и сильную страсть в какомнибудь другом мужчине.

Порция скривилась. Китти заблуждалась. Если бы только можно было объяснить ей это…

Конечно, это невозможно. Китти никогда не воспримет совет, исходящий от незамужней, девственной женщины, почти синего чулка.

В окно пахнул легкий ветерок, нарушил духоту. Снаружи было тихо и темно, хотя это и не была кромешная тьма, и прохладнее, чем в помещении.

Порция поднялась, поправила юбки и направилась к дверям. Спать она сейчас не могла — атмосфера в доме была гнетущей, беспокойной. Прогулка по саду поможет ей успокоиться, привести мысли в порядок.

Двери из столовой на террасу были все еще открыты. Порция вышла через них, окунувшись в мягкую прохладу ночи, напоенную ароматами левкоев и жасмина.

Идя по тени, она увидела мужчину — одного из джентльменов, стоящего на газоне недалеко от дома. Он смотрел во тьму, очевидно, погрузившись в собственные мысли. Подойдя поближе, Порция узнала Эмброза. Но она не подала виду, что заметила его.

Сейчас она была не расположена к светской беседе. Впрочем, Порция не сомневалась, что и Эмброз тоже. Держась в тени, она оставила его наедине с собственными мыслями.

Пройдя чуть дальше и пересекая одну из многочисленных тропинок, она бросила взгляд вправо и увидела молодого цыгана, Денниса, исполнявшего обязанности садовника. Он неподвижно стоял в тени деревьев.

Не останавливаясь, Порция продолжила путь, уверенная в том, что он ее не заметил. Как и тогда, когда они с Саймоном его видели, он сосредоточенно наблюдал за жилым крылом дома. Вероятно, он отошел поглубже в сад изза того, что обнаружил там присутствие Эмброза.

Порция почувствовала неприятный осадок в душе, но постаралась выбросить увиденное из головы. Она не хотела разбираться в причинах ночных бдений Денниса.

Ее мысли тотчас же перескочили на Китти, но Порция заставила себя о ней не думать. Так о чем она размышляла перед этим? О доверии, чувстве и страсти.

И еще о любви.

О цели Китти и о том, как к ней подойти. Китги избрала неверный путь, по крайней мере по мнению Порции.

В таком случае какой путь правилен?

Опустив голову. Порция шла по тропинке, ведущей к озеру, и размышляла. Доверие и чувство взаимосвязаны, это очевидно, но люди есть люди, для них доверие прежде всего.

Если есть доверие, может вырасти чувство, поскольку человек ощущает себя в безопасности и способен позволить себе проявить чувства, которые впоследствии сделают его уязвимым.

Что касается страсти, то есть физической близости, то она является выражением чувства, физическим выражением чувственного родства. Иначе быть не может.

Поглощенная мыслями, Порция, сама того не сознавая, ступила на тропинку, ведущую к беседке. Глядя в землю, она нахмурилась. Если верить ее логическим построениям, в которых она не находила скольконибудь очевидной ошибки, стремление к физической близости рождается из чувственного звена цепи и, следовательно, уже должно существовать.

Порция подошла к ступенькам беседки. Подняв голову, она различила во мгле высокую фигуру сидящего мужчины, который стал медленно подниматься на ноги.

Порция довольно долго стояла, вглядываясь внутрь беседки, где в полумраке ее молча ожидал Саймон. Затем, подобрав юбки, она поднялась по ступенькам и вошла в беседку.

Глава 8

Главный вопрос, конечно, заключался в том, какое чувство произрастало между ней и Саймоном? Была ли это простая чувственность или же нечто более глубокое? Что бы это ни было, но оно поднималось в ней, словно жар, пока она шла к нему — прямо в его объятия. Его руки сомкнулись вокруг нее, она подняла голову, и их губы встретились.

Встретились в поцелуе, отразившем мощь чувства, которое они до сих пор сдерживали.

Порция запрокинула назад голову, заглянула Саймону в лицо.

— Откуда ты знал, что я приду сюда?

— Я не знал. — Он скривил губы. — Джеймс и Чарли отправились в таверну в Эшморе. У меня нет настроения пить эль, я отказался и пришел сюда.

Саймон привлек ее к себе, и их бедра соприкоснулись. Она не сопротивлялась, а продолжала наблюдать и размышлять.

Саймон наклонился и крепко поцеловал ее, она, поддразнивая языком, ответила ему, обхватила его руками за шею и прильнула к нему всем телом.

И вот они снова оказались в центре набирающего силу шторма. Их обоих объяли желание и страсть, жар охватил их тела и души.

Они прервали поцелуй лишь для того, чтобы оценить реакцию друг друга. Оба сознательно шагнули в горнило. Ему не требовалось понуждать ее. Она перешагнула этот порог, отдав ему свою руку, находясь рядом с ним. Они оба приветствовали охватившее их пламя, которое, лаская, разгоралось все сильнее.

Пожар полыхал уже вовсю, но они стремились к большему.

Саймон отступил назад, увлекая Порцию за собой. Нащупав ногой край кушетки, он сел и усадил ее к себе на колени. Их губы разъединились лишь на мгновение, а затем снова слились в поцелуе.

Ее рука коснулась его щеки и нежно погладила ее. Порция явно поощряла его к активным действиям. Там, где другие были бы сдержанны, она была откровенной и дерзкой.

Девушка удовлетворенно вздохнула, когда Саймон спустил ее платье с плеч и обнажил груди, потянулась к нему, когда он наклонил голову и приложил губы к набухшим холмикам и стал ласкать их ладонями.

Кожа у нее была необыкновенно нежная и настолько белая, что почти светилась. Затвердевшие соски звали и манили. Саймон взял один из них в рот и принялся сосать, она тихонько вскрикнула и впилась пальцами в его затылок.

Порция дышала часто и прерывисто, когда он поднял голову. Саймон прикоснулся губами к ее губам, их дыхание смешалось, жаркая волна накрыла обоих.

— Хочу большего. — Ее шепот походил на дуновение пламени, которое обожгло ему губы, все его тело.

Оно уже было предельно напряжено, заряжено желанием, и только невероятным усилием воли Саймон удерживал себя от того, чтобы не наброситься на нее.

Он не стал спрашивать, уверена ли она. Прижав губы к ее рту, он положил ее на кушетку рядом с собой. Ее колени оказались прижатыми к его бедрам. Не прерывая поцелуя, Саймон стал поглаживать ладонью ее спину, бедро и длинные изящные ноги.

Шаг за шагом он погружал ее в жаркую тьму, в царство страсти и чувственных желаний, туда, где потребность в прикосновениях растет и превращается в непреодолимое влечение.

Когда он задрал вверх юбки и запустил туда ладонь, Порция не только не воспротивилась, но, наоборот, пробормотала чтото одобрительное. Саймон не хотел, чтобы она погрузилась в дурманящий сон, ему нужно было ее сознание и душа. Поэтому он продолжал нежно целовать ее, чтобы она могла осознать то, что он делает с ней, осознала каждое его прикосновение, каждую новую интимную ласку.

На ней были шелковые чулки. Его пальцы скользнули вдоль икры. Он поднялся выше тыльной стороны колена, нащупал подвязку, провел по ней пальцами.

Саймон почувствовал, как дрожь пробежала по телу Порции, когда его ладонь скользнула выше и дотронулась до обнаженной кожи. Эти ножки были такие же, как и груди, нежные и теплые от желания. Он погладил их и понял, что она находится вместе с ним и осознает, что его ладонь скользит все выше по ее бедру.

Его пальцы коснулись края нижней рубашки, нырнули под тонкий шелк, пробежали по голому бедру и встретились с округлостью ягодицы.

Порция вздрогнула и потрясенно прильнула к нему. Саймон успокоил ее губами, языком. Его рука продолжала медленно, похозяйски оглаживать нежную округлость, а когда Порция слегка расслабилась, он стал делать это еще увереннее и откровеннее.

Она трепетала, но оставалась с ним, как он того и хотел. Они оба переживали все новые и новые потрясения по мере того, как делали очередной шаг к полной близости. Когда оба насытились этой лаской, Саймон перевел ладонь ей на живот. На обнаженный живот. Он ощутил, как волна дрожи пронизала ее тело, почувствовал ее напряжение.

Саймон заставил себя выдохнуть вопрос, касаясь ее опухших губ:

— Ты уверена?

Порция сделала, глубокий вдох, прижавшись грудями к его грудной клетке.

— Потрогай меня… потрогай здесь… ниже…

Он не стал ждать дальнейших указаний, ему не требовались подробные инструкции. Снова приникнув к ее губам, он дождался того мгновения, когда она осознала, что они слились в поцелуе, и его рука медленно поползла по нежному животу вниз, и наконец она произошла — встреча с пушистым холмиком мягких волос между бедрами.