Дети продолжают носиться вокруг меня и истошно вопить. Я благодарю Господа за то, что занималась сексом очень редко и поэтому смогла не забеременеть. Вот и получается, что ожирение – лучшее противозачаточное средство.

Мимо моего столика проходит мужчина среднего возраста – лет сорока с небольшим. Я смотрю на его спину, на куртку, на спортивные ботинки. Волосы у него довольно длинные, но редкие.

Другие посетители не обращают на прохожего никакого внимания. Он идет не торопясь. Подойдя к дереву, которое стоит футах в десяти от столиков, наклоняется, одним резким движением подхватывает на руки маленького Дутала и вместе с ребенком идет дальше, вниз по улице. Его лица я не вижу. Конечно, я довольна, что гомона под навесом поубавилось, однако происшедшее меня немного смущает. Я выпрямляю спину и поворачиваюсь к матери мальчиков, надеясь убедиться, что все в порядке, и что этот человек – отец Дутала, или дядя, или просто хороший знакомый. Ведь такие вещи не происходят просто так, среди бела дня, правда?

Мать Дутала смотрит в сторону. Она занята младшим сыном, вытирая фруктовый сок с его подбородка.

–Извините, – говорю я громко и обеспокоенно.

Она поворачивается сначала ко мне, а затем автоматически переводит взгляд туда, где только, что бегали двое ее старших сыновей. Глаза у женщины расширяются, с лица мгновенно исчезает усталая сосредоточенность, как, будто смытая мощным порывом ветра. Она видит рыжеволосую головку Дугала над плечом удаляющегося незнакомца и, вскочив на ноги, издает вопль такой силы, словно он копился в ее гортани последние лет десять, не меньше.

Женщина делает два шага вперед, но младший из сыновей, вцепившись ей в руку, начинает плакать. Я вскакиваю со стула. Женщина пытается освободить руку и поднимает ребенка в воздух, однако тот не отпускает и только еще сильнее кричит от боли. Чарли в этот момент уже писает на ствол дерева. Услышав крик матери, мальчик испуганно оборачивается.

–Он забрал моего ребенка! – кричит женщина. – Он забрал моего ребенка!

Я еще не до конца верю, что все это происходит в действительности, но уже отбрасываю стул и бросаюсь в погоню.

Незнакомец заворачивает за угол дома в самом конце улицы и тут же переходит на бег. Я успеваю заметить, что он зажимает рот ребенка рукой. Когда я была маленькой, нас всегда пугали этими ужасными незнакомцами. Помню, как нас учили никогда не садиться в автомобили незнакомцев. Не ходить за незнакомцами, чтобы посмотреть их щенков. Не брать у незнакомцев конфеты.

Теперь им дают длинные медицинские имена, значение которых дети не понимают. Лично меня до сих пор страшит одна только мысль о незнакомцах, хотя мне уже почти тридцать. Не думаю, что современные названия – длинные и непонятные – способны внушить детям такой же безотчетный ужас.

Подошвы моих спортивных туфель громко стучат по мостовой. От внезапного выброса адреналина ноет все тело. Мышцы сокращаются резко и болезненно. Я забегаю за угол и вижу быстро удаляющегося Незнакомца с Дугалом на руках. Ребенок вырывается, но мужчина крепко держит его. Незнакомец перебегает дорогу, направляясь к узкому переулку на другой стороне.

Через этот переулок я проходила всего однажды и чуть не умерла от страха, постоянно опасаясь наткнуться на какой-нибудь труп. Там очень много темных закутков, заборов и калиток, ведущих в маленькие садики.

Меня тошнит от страха, однако я продолжаю преследование. Незнакомец перебегает через улицу и чуть не попадает под машину, увернувшись в самый последний момент. Он бежит быстро, но все-таки медленнее меня. Я несусь вперед, как спринтер, не отвлекаясь ни на что постороннее и не отводя глаз от копны рыжих волос, которые так раздражали меня всего пять минут назад. Теперь я за двадцать семь минут пробегаю пять километров, а год назад не могла добежать до автобусной остановки без того, чтобы меня не затошнило. К счастью для Дугала, с тех пор я изрядно похудела. Действительно, Дуталу очень повезло – год назад, до того как я сбросила вес, у него не было бы ни единого шанса на спасение.

Где-то у меня за спиной, за оставшимся позади «Гарден кафе», раздаются крики. Мать Дугала зовет сына по имени. Я, не оборачиваясь, бегу дальше.

Теперь я слышу дыхание Незнакомца. Слышу, как он сопит и кашляет всего в десяти футах от меня. Вход в переулок все ближе и ближе. Я несусь изящными скачками, отталкиваясь носками от земли. Руки касаются боков, грудная клетка работает, как кузнечные мехи, бицепсы и мышцы ног мучительно болят, но я не останавливаюсь. Теперь на моем теле нет трясущихся жировых складок, которые врезались бы мне в живот и бока.

До входа в переулок остается всего три фута. Я почти нагнала Незнакомца, но он вдруг резко останавливается и разворачивается ко мне лицом. Я еще двигаюсь по инерции и вижу, что Незнакомец напуган не меньше меня. По его переносице стекает крупная капля пота. Он отнимает руку ото рта Дугала и, сжав кисть в кулак, выбрасывает ее вперед, по направлению к моему лицу. Дугал начинает истошно кричать. Лицо мальчишки почти такого же цвета, как волосы, а широко раскрытые глаза полны слез и отчаяния. Мы все страшно напуганы.

Я стараюсь увернуться от приближающегося к моему лицу кулака, но не успеваю. Незнакомец наносит мне скользящий удар по голове. На полной скорости я натыкаюсь на его кулак, как автомобиль в некстати подвернувшийся столб.

Меня ударили первый раз в жизни.

Я с криком падаю на мостовую. Голова раскалывается от такой боли, что я почти ослепла. Стараясь сморгнуть набежавшие слезы, я все-таки вскакиваю на ноги и, свернув в переулок, вижу Незнакомца, который успел оторваться от меня шагов на двадцать. Он прижимает головку Дугала к своему плечу, чтобы хоть немного заглушить крики ребенка.

Я бегу следом по грязной асфальтовой дорожке. Ветки разросшихся кустарников хлещут меня по лицу. Все звуки в узком переулке кажутся неестественно громкими – мое дыхание, дыхание Незнакомца, стук наших ботинок по земле, шелест листьев, которые я задеваю на бегу. Незнакомец мало-помалу замедляет ход, переходя на быстрый шаг, а я, напротив, набираю скорость, хоть и прихрамываю от дикой боли, которая пронзает мой висок – тот самый, куда пришелся удар грязным кулаком.

Я хочу крикнуть Незнакомцу, чтобы он остановился, однако от ужаса не могу выдавить ни звука. Мне очень страшно. Страшно обратить его внимание на то, что я женщина и кроме нас двоих в темном и узком переулке никого нет.

Переулок, растянувшийся в длину метров на триста, шириной всего-навсего с велосипедную дорожку. Разросшиеся с обеих сторон кустарники затеняют его ветвями, но солнце светит так ярко, что я отчетливо вижу Незнакомца. Он не сворачивает ни в одну из калиток, чтобы скрыться, и наверняка слышит, как мои спортивные туфли стучат по мостовой. Кроме того, он видел и мои тренировочные брюки. Такое впечатление, будто я с самого утра готовилась к тому, чтобы гоняться по улицам города за похитителями детей.

Мы оба здорово вспотели – и я, и Незнакомец. Пот течет с нас ручьями. Я вижу темные пятна на спине его бежевой спортивной куртки. В воздухе летает целая туча мушек, и пахнет чем-то гнилым.

Почти поравнявшись с похитителем, я протягиваю руку вперед, к Дугалу, и толкаю Незнакомца в спину. Он отпускает ребенка. Мальчик падает на четвереньки, ладонями и коленками в грязь и палую листву. Незнакомец теряет равновесие и, ударившись головой о стену, тоже валится на землю. Я лечу следом за ним и падаю сначала прямо на похитителя, а затем скатываюсь в грязь. Мы тут же пытаемся подняться на ноги. Незнакомец, прежде чем встать, отползает от меня на четвереньках.

–Черт, – бормочет он себе под нос.

Меня поражает то, что он говорит по-английски. Конечно, он с самого начала выглядел как самый обычный англичанин, но я все равно поражена.

Сердце колотится, как бешеное, в висках стучит. Сзади, метрах в пятидесяти от нас, раздается мужской голос. Он что-то кричит, но я не могу разобрать, что именно. Незнакомец уже встает, а я до сих пор стою на четвереньках.

–Дугал! – кричу я мальчику. – Прячься за меня!

Несчастный ребенок с копной рыжих волос, заплаканными глазками, окровавленными коленками и синяками от пальцев похитителя бросается ко мне, изо всех сил перебирая крохотными ножками, пока Незнакомец не успел подняться во весь рост.

Я снова слышу, как кричит бегущий в нашу сторону мужчина, и теперь могу расслышать слова.

–Ах ты, больной ублюдок! – орет он. – Ах, ты, сволочь!

Каблуки его ботинок громко стучат по мостовой. Я поднимаю глаза и вижу, что с Незнакомца слетели солнцезащитные очки, а под ними оказалось лицо самого обычного человека лет сорока пяти, только очень красное, залитое потом и перепачканное землей. Он смотрит на меня сверху вниз то ли с испугом, то ли с ненавистью, то ли с отвращением. Затем переводит глаза вверх – туда, откуда доносится угрожающий топот других ног, гораздо больших по размеру, чем мои. Я снова слышу крик бегущего к нам человека:

–Ах ты, больной ублюдок! Сволочь!

Я поднимаюсь на ноги, а Незнакомец делает стремительный выпад вперед. Его старый грязный ботинок впечатывается мне в живот. Я ору от резкой боли и складываюсь пополам.

–Сука, – говорит мне Незнакомец, но особой уверенности в его голосе не чувствуется.

Дугал начинает плакать. Бегущий по переулку мужчина, задыхаясь, продолжает кричать:

–Сволочь! Убью!

Похититель разворачивается и бросается бежать по переулку, к солнечному свету, льющемуся с улицы. Я перекатываюсь на бок и, схватившись за живот, мычу от невыносимой боли. Меня никогда раньше не били ногами в живот. Дугал плачет навзрыд и стучит ладошками по моей спине. Я кое-как поднимаюсь на четвереньки. Колени трясутся, живот разрывается от боли, голова раскалывается, а в висках стучит кровь. Я протягиваю руки к Дугалу, и ребенок с воем бросается мне в объятия.

Топот огромных ног ближе. Пробегая мимо нас с Дугалом, мужчина немного сбавляет ход, но не останавливается.

–Идите обратно, – говорит он нам на бегу и закашливается так сильно, что я почти уверена – похитителя ему не поймать.

Я отрываю головку Дугала от своей груди и зажимаю ее между ладонями.

–Тебе больно? – спрашиваю я ребенка.

Дугал, не переставая реветь, утвердительно кивает. Я поднимаюсь с колен и беру Дугала на руки, стараясь не обращать внимания на тяжесть в груди и резкую боль в ногах, в животе и в висках. Теперь мы идем по переулку в противоположном направлении – туда, откуда пришли.

Дугал немного успокаивается. До конца переулка еще далеко, потому что Незнакомец, убегая от меня, успел преодолеть две трети его длины. Куда похититель собирался бежать? Каков был его план? И был ли вообще у него план? Может, он просто поддался безумному порыву? Воспользовался удачно подвернувшейся возможностью?

Наконец, мы выходим из темного переулка на солнечный свет, и я шепчу Дугалу на ушко:

– Вон твоя мама, малыш.

Дугал поворачивает заплаканное личико и видит свою высокую обезумевшую от ужаса мать, которая судорожно вцепилась в двух других сыновей. Он снова начинает кричать и вырываться, отчаянно пинаясь ногами. Я осторожно отпускаю его на землю. Дугал бежит к матери, обнимает ее, уткнувшись лицом в грудь, и затихает, а она плачет уже и за себя, и за сына.

Я прислоняюсь спиной к стене дома. Держусь одной рукой за живот, другой вытираю пот, заливающий глаза, и стараюсь восстановить дыхание. Проходит всего пара секунд, и у меня из глаз тоже начинают течь слезы.

Я слышу, как нарастает вой полицейских сирен. Вокруг нас собирается небольшая толпа – людям интересно посмотреть на странную сцену из «мыльной оперы», которая разыгралась у входа в обычный переулок. Рядом с визгом тормозов останавливается полицейская машина. Я прикрываю глаза ладонью от слепящих вспышек ее мигалки; синие огни напоминают неоновые вывески стрип-клубов Сохо. Дверца автомобиля резко распахивается, сирена прекращает выть, а из радиоприемника сквозь шум помех доносится:

– Мы взяли его.

Я вытираю слезы и мечтаю о том, чтобы меня тоже обняла мама. Я хочу рассказать ей, что противно пахнущий Незнакомец в разбитых очках сначала ударил меня кулаком по лицу, а потом пнул в живот. Очень обидно, что меня побили. Обидно и страшно при мысли о том, что я сделала. Я преследовала похитителя ребенка. Я бежала за Незнакомцем по темному переулку.

Закрываю глаза руками и, помимо тошноты, поднимающейся к горлу откуда-то из желудка, чувствую внезапную гордость. Внутренний голос шепчет мне то, что не сразу дошло до моего сознания: «Ты бежала очень быстро».

Меня рвет. Выпитая кружка черного кофе и низкокалорийная булочка с голубикой – все, что я успела съесть на завтрак, – оказываются на мостовой.

Я смотрю себе под ноги и чувствую, что меня просто распирает от гордости.