— Но слишком часто такие ночи тоже не стоит повторять, — сказала она сама себе, добравшись до спальни.

Карина проспала до самого вечера, передав служанке, что её ни для кого нет дома. "Хватит пока с Денни развлечений", — мелькнула у неё мысль перед тем, как она заснула.

Даниэло, похоже, тоже решил дать ей отдых, поскольку не приходил, и вечер молодая женщина собиралась провести в тишине и уюте собственной гостиной, вместе с дочкой.

— Энни, родная моя, — Кэрри нежно прижала девчушку к груди. — Мама очень плохо вела себя, совсем забыв про свою маленькую принцессу. Но я исправлюсь, дорогая. Сегодня я в полном твоём распоряжении.

Они действительно провели весёлый вечер, Карина позволила Аннелин делать всё, что угодно, и даже согласилась покатать девочку по гостиной, выступая в роли лошадки. В девять вечера маленькая Энни начала клевать носом, и Кэрри уложила дочь спать.

— Сладких снов, моя принцесса, — она поцеловала ребёнка в лобик.

— Ты так её любишь, Кэрри.

Мисс Мэлсби вздрогнула и резко обернулась, не веря своим ушам.

— Ты?! — перед ней стоял Джон Уолтон. — Что ты тут делаешь, чёрт тебя возьми?! — прошипела Карина, глядя на него сузившимися глазами. — Как нашёл меня?

— Я приехал, чтобы забрать тебя в Англию, — Джон скрестил руки на груди. — Тебя и твою дочь, Карина.

— Никуда я с тобой не поеду, — сердито фыркнула она. — Убирайся из моего дома немедленно!

— Нет. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы позволить и дальше жить такой жизнью.

— Ты мне никто, Джон! — Карина в ярости сжала кулаки. — Я имею право жить так, как мне хочется! И как мне нравится!

— Я не дам тебе стать шлюхой, — он схватил её за руку, собираясь увести за собой. — Идём, Кэрри.

— Пусти меня! — она попыталась высвободиться, но Джон крепко прижал Карину к себе.

Джон хотел только поговорить с ней, успокоить, чтобы она могла выслушать его, но слабый аромат волос Карины всколыхнул воспоминания, пробудил чувства. Её живое тело в его объятиях, эти губы, такие мягкие, нежные, глаза, горящие от злости, но по-прежнему колдовские, зелёные, манящие… Уолтон почувствовал, что теряет голову, он знал, ему надо немедленно отпустить мисс Мэлсби и уйти из этого дома, прийти утром, если она ещё будет здесь, но… Джон заглушил яростный крик молодой женщины поцелуем, долгим, жадным — господи, как он мечтал сделать это и как давно последний раз целовал её! Дикое, необузданное желание смело все доводы разума. Джону уже было на всё наплевать, он хотел Карину, он слишком долго не видел её, очень соскучился, и не мог больше сдерживаться.

— Кэрри… ведьма моя зеленоглазая… — шептал он, покрывая поцелуями искажённое яростью личико Карины. — Не отпущу тебя, не проси…

— Сволочь! Скотина! — она продолжала отбиваться, вдруг с некоторым беспокойством почувствовав знакомую дрожь возбуждения.

Джон рванул тонкую ткань платья, пуговички разлетелись по полу, в процессе борьбы Карина не заметила, что они приблизились к кровати.

— Ублюдок! — яростно прошипела Кэрри, когда Уолтон отбросил то, что раньше было платьем.

Снова губы ей обжёг поцелуй, и… она поняла, что отвечает Джону! Его страсть пробудила в женщине такое же дикое желание, но не имевшее ничего общего со вчерашними извращёнными играми. Карина была опытной любовницей, спала со многими мужчинами, и сейчас с изумлением и страхом прислушивалась к себе, потому как не понимала себя, и своих желаний. Всегда она предпочитала игру, постепенное подведение к кульминации, неторопливые изысканные ласки, теперь же в ней проснулись какие-то первобытные инстинкты, желание отдаться мужчине, почувствовать его силу, силу страсти. Карина не уловила момента, когда сопротивление переросло в иное чувство, крики ярости и злости — в стоны на-лаждения. Она сходила с ума от лихорадочных поцелуев, торопливых ласк — Джон очень хорошо изучил её тело, и помнил, что надо сделать, чтобы доставить ей удовольствие, — уцепившись в плечи Уолтона, выгибаясь ему навстречу, требовательно шепча:

— Ещё… ещё!.. Не останавливайся!..

Впервые в жизни она потеряла сознание от наслаждения.


Карина тихо плакала, уткнувшись в грудь Джону, он нежно прижимал её к себе, поглаживая растрёпанные рыжие локоны.

— Обещай, что уедешь утром, — неожиданно сказала она глухо, не поднимая головы.

— Нет, Кэрри. Я уеду из Венеции только с тобой.

— Джон, я не умею любить, — тем же голосом произнесла она. — У меня нет никаких чувств, кроме желания получать удовольствие. Ты мне скоро надоешь, я начну устраивать скандалы по малейшему поводу… Зачем я тебе такая?

— Я смогу сделать так, что тебе не будет скучно, Кэрри, — он крепче обнял её. — И ты не будешь одна, пойми. Это ты сейчас не знаешь, что это такое, одиночество, через пару лет тебе наскучит погоня за мужчинами, захочется покоя, а его не будет. Потому что ты слишком красива, вокруг тебя всегда будут желающие забраться с тобой в постель, но и только. Найдутся, думаю, и те, кто будет любить, но опять же, им нужно будет только твоё тело, Кэрри.

— А тебе разве нет?

— Карина, родная, ты нужна мне сама, твой смех, слёзы, злость, раздражение, радость, всё, что составляет тебя, такую, какая ты есть. Я люблю не только твоё прекрасное тело, Кэрри, но всю тебя.

Она молчала. Впервые ей кто-то говорил подобные слова, и что удивительно, ей было приятно: в груди родилось что-то мягкое, тёплое, настолько непривычное, что она даже немного испугалась — там всегда ощущалась пустота.

— Джон, я повторяю, я не умею любить, и вряд ли научусь, — Карина стиснула зубы, сдерживая слёзы.

— А ты когда-нибудь пробовала, Кэрри? — эти тихие слова отозвались в ней дрожью.

Молодая женщина подняла голову, чуть прищурившись, и посмотрела на Джона.

— Утром ты уедешь, Джонни, и не станешь больше искать меня. Не хочу ломать твою жизнь, — она не дала ему ничего ответить, закрыв рот поцелуем.

…Рано утром, пока Уолтон крепко спал, утомлённый ночью, Карина тихо встала, оделась, и позвонила Колетт.

— Собери самые необходимые вещи, только не шуми, — шепнула она горничной. — Мы уезжаем.

Служанка не выказала удивления тем, что в постели хозяйки спит мужчина, тем более, она знала лорда Уолтона. Кэрри села за стол, положила перед собой лист бумаги, взяла перо и задумалась на некоторое время; написав несколько строчек, мисс Мэлсби положила листок на подушку рядом с Джоном, взяла спящую дочь из колыбельки, и спустилась вниз.

— Куда мы поедем, мисс? — спросила Колетт, садясь в карету.

— Мы возвращаемся, — Карина откинулась на спинку, глядя в окно на улицы Венеции. — Мы возвращаемся в Англию, Колетт… я устала ездить по Европе.

Она вдруг поняла, что устала не только путешествовать. Ей был двадцать один год, у неё была дочь двух лет, и она была одна. Прав оказался Джон, ей надоела бесконечная вереница любовников всех возрастов, связи, основанные только на примитивном влечении, хотелось… чего? Карина не могла понять, но ей приелись эти чувства. Все мужчины были на одно лицо, сценарий всегда оставался одним и тем же. Она потеряла девственность в пятнадцать лет из любопытства, а потом, после Версаля, у неё были многие, оказавшиеся хорошими учителями в любовной науке. Там-то она и научилась, как завлекать мужчину, как привязать его к себе. И как оставаться равнодушной. Всё то время, пока она жила в Париже, ей твердили, что любовь не существует, её нет, есть только страсть, и пока она молода, нужно не терять времени. Карина и не теряла… Уолтон был первый, с кем она провела больше нескольких месяцев, обычно любовники успевали ей надоесть за это время. А Джон — он оказался не таким, как все, никто из прежних не бросал ради неё все, не искал потом, когда она уходила. Карину никогда не ревновали.

— Нет, не буду думать об Уолтоне, — пробормотала она, закрыв глаза.


ЭПИЛОГ. ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ.

— Аннелин, тише, — Карина негромко рассмеялась, поймав дочь. — Веди себя прилично, здесь монастырь, дорогая моя.

— Мама, — мальчик лет пяти дёрнул её за юбку. — Мама, а папа скоро приедет?

— Скоро, Стив, скоро, родной мой, — Кэрри опустилась на траву, глядя на детей.

Её сыну недавно исполнилось пять лет, Стивен получился копией матери: рыжевато-каштановые вьющиеся волосы, большие прозрачные зелёные глаза, веснушки, усыпавшие детское личико. Сын всегда улыбался, был непоседой, и за ним Карине приходилось следить. Аннелин обладала более спокойным характером, временами очень напоминая отца. Карина любила своих детей, души в них не чаяла — поселившись в этом уединённом монастыре в северной Ирландии, Кэрри полностью отдалась их воспитанию. Сёстры согласились учить Энни и Стива, дети показали себя прилежными серьёзными учениками. Женщина не думала, что Джон сможет найти её тут.

Настоятельница, сначала принявшая Карину с неприязнью, теперь относилась к новой жительнице монастыря более доброжелательно, видя, как та заботится о своих детях. Кэрри чувствовала себя в безопасности и покое, она привыкла к строгим платьям коричневых и серых тонов, с застёжкой под горло, свыклась с натирающим корсетом. Карина считала, что вполне счастлива.

Про отца она говорила детям, что он уехал далеко-далеко, настоятельнице же сказала, что осталась вдовой, когда Аннелин была очень маленькой, а Стив только должен был родиться.

Карина думала, с прошлым покончено раз и навсегда, никто не знал и не мог узнать, где она сейчас живёт.


— Миледи, вас хочет видеть мать-настоятельница, — молоденькая монахиня присела в реверансе.

— Да, сейчас иду, — Карина встала и отложила книгу, которую читала детям. — Посидите здесь, родные мои, ведите себя тихо.

По пути Кэрри размышляла, зачем её зовёт к себе настоятельница. "Стив опять что-то натворил? Энни что-то не то сказала на уроке?" Они вошли, монахиня склонила голову.

— Я привела миледи, матушка.

— Хорошо, можешь идти, дитя моё, — настоятельница изучающе посмотрела на Карину. — Мадам, за эти годы, что вы прожили в моём монастыре, я в целом довольна вами, вы не причиняли никаких хлопот, и ваши дети тоже — кроме тех, которые доставляет любой ребёнок. Я не интересовалась вашим прошлым, считая, что если захотите, сами расскажете. Вы исправно ходите на службы, ведёте себя скромно, не носите вызывающих платьев, уважая наш монастырь, — настоятельница помолчала. — Почему вас ищет мужчина, мадам?

Карина вздрогнула, подняв на монахиню глаза, и сразу будто постарев на несколько лет.

— Я хочу исповедоваться, матушка, — глухо произнесла женщина, снова опуская голову, и судорожно стиснув пальцы. — И после вы вольны вышвырнуть меня отсюда незамедлительно.

…Карина ждала реакции настоятельницы, гневной отповеди, молчаливого указания на дверь, чего угодно, только не тихих слов:

— Бедное дитя, да благословит тебя бог, доченька.

— Что? — Карина непонимающе уставилась на настоятельницу.

— Я когда-то была куртизанкой в Париже, — просто ответила монахиня. — Все мы совершаем ошибки, главное, вовремя их исправить. Ты прекрасная мать, у тебя чудесные дети, Карина, ты их любишь. Единственное, тебе не хватает их отца.

— Матушка!.. — Кэрри от неожиданности задохнулась.

— Это ведь он ждёт у ворот, да? — она улыбнулась. — Иди к нему, доченька. Он искал тебя пять лет, и всё-таки нашёл, хватит его бояться, Карина. Покажи ему его детей. Ты заслужила такого человека, как и он достоин тебя. Иди к нему.

Кэрри медленно встала, спустилась вниз, во двор, в голове мелькали обрывки мыслей, образов, воспоминаний. Она не знала, что скажет Джону, не знала вообще, как себя вести. И дети — как ему сказать? Она остановилась у двери в воротах, не решаясь открыть её. Неожиданно рядом оказалась Аннелин, за ней спешил Стивен. Женщина молча обняла их, почувствовав себя увереннее, потом толкнула дверь и шагнула через порог.

Джон стоял у стены, его лошадь неподалеку щипала травку. Усталый, запылённый вид свидетельствовал, что он много времени провёл в пути, на скрип петель Уолтон резко поднял голову.

…Карина почти не изменилась за прошедшие пять лет, разве что черты лица стали мягче, пропало выражение ангельской невинности. Кэрри повзрослела, только и всего, понял Джон, разглядывая милые черты, зелёные глаза, по-прежнему колдовские, манящие, огненная шевелюра была убрана в тугой пучок на затылке, строгое серое платье с маленьким стоячим воротничком и пуговками ничуть не портило её, узкие ладони судорожно сжаты. Во взгляде растерянность, а из-за юбки выглядывает черноволосая девочка, держа за руку ещё одного ребёнка, по-видимому, брата. Уолтон улыбнулся.

— Ты осталась такой же красивой, Кэрри.

Она прикусила губу, с трудом проглотив появившийся вдруг ком в горле.