Тереза Ромейн - Играя в любовь

– Я? А может, ты? – прорычал Тернер. – Заткни-ка лучше свою пасть. Ты ничего не понимаешь и не знаешь, что тогда произошло.

В ответ Эдмунд пожал плечами:

– Всего несколько недель назад вы признались, что обесчестили мою мать и мои сестры – ваши незаконнорожденные дети. Я прекрасно помню ваши слова. Или, может, вы солгали?

На лице злодея не осталось и тени ухмылки.

– Нет, это неоспоримая правда.

– Ну что же, с этим разобрались. Если вы утверждаете, что сказали правду, у меня нет причин вам не доверять.

Тернер с такой ненавистью сверлил его взглядом, что Эдмунд удовлетворенно улыбнулся и продолжил:

– Итак, вы здесь для того, чтобы красть, но не мое серебро и не мою жену. Ума не приложу, о чем тогда речь.

– О рубинах графа Хавьера.

– Ха! Этого я не ожидал.

– Может, слышал про кражу драгоценностей в Мейфэре? Заметь, я не сказал, что каким-то образом к этому причастен.

– Жемчуга леди Шерингбрук? – припомнил Эдмунд. – Это единственный случай, о котором мне известно. А что, были еще?

– Были, – со скользкой улыбкой подтвердил Тернер. – Ходят такие слухи и о леди Аллингем, и о лорде Дебенеме, и о том малом, Пеллингтоне. Стадо жалких овец – вот что такое этот высший свет. Некоторые семьи объявили награду за поимку вора. Думаю, я и ее заберу.

– Как, сдавшись властям? Боже правый, так это вы украли жемчуга у пожилой леди! Мало ей проблем с таким сыном…

– Да, пожалейте бедную старушку: сидит себе в особняке, в тепле и уюте, ни забот, ни хлопот, а сыночек тем временем…

– Вы хотите сказать, что Шерингбрук украл драгоценности у собственной матери?

– Ничего такого не говорил, – пошел на попятную Тернер.

– Да, выразились вы крайне осторожно, – вздохнул Эдмунд. – Так что там с рубинами Хавьера?

– Вы с леди Кей как нельзя кстати подвернулись под руку. – Тернер потянулся в кресле и зажмурился. – А теперь вот проблема… Но, думаю, она все еще тебя любит, так что…

– Что дает вам основание так думать? – с трудом выдавил Эдмунд.

– Я позволил себе нанести визит твоей жене, и…

Слова незваного гостя заставили хозяина кабинета вскочить на ноги.

– Да не волнуйся ты так: она не в моем вкусе, кожа да кости. – Тернер выставил руки ладонями вперед, призывая его к спокойствию. – Что ж ты такой нервный-то стал, а?

– Вон! – прошипел Эдмунд, обходя стол.

– Выслушай меня – от этого зависит репутация твоего семейства.

Эдмунд на секунду остановился.

– Ну наконец-то! – широко улыбнулся Тернер. – Вот что мне от тебя нужно: нанесешь визит в особняк Хавьера и выведаешь у леди Кей, где хранятся камешки. Соблазняй, угрожай – делай что хочешь. Она знает, где они: Шерингбрук видел их на ней. А как только все выяснишь, дай знать.

Эдмунд навис над гостем:

– Я не стану этого делать. Вон!

– Я знал, что ты можешь повести себя… необдуманно, – быстро проговорил Тернер. – Имей в виду, леди Кей все узнает, если не согласишься.

– Вон! – Эдмунд схватил Тернера за руку и выдернул из кресла. – Немедля!

– Подумай, что для тебя важнее: неужели хочешь, чтобы она возненавидела тебя за твои секреты? Да и какое тебе дело до чужих драгоценностей?

– С чего бы ей вам верить? Вы для нее мистер Беллами.

– У меня есть письма твоей матери – это лучшее доказательство. Если показать их леди Кей, мне уже не придется признаваться, что я Тернер. Но даже если об этом решишь сказать ей ты, кому она поверит: мужу или другу?

Каким-то образом Тернеру удалось высвободить руку, и, выпрямившись, он заявил:

– Мне и правда пора. Завтра я вернусь, и ты скажешь, что решил. Если этого не сделаешь ты, мне придется заняться леди Кей. Но так или иначе я заполучу эти рубины.

Содрогнувшись от отвращения, Эдмунд с трудом удержался, чтобы не схватить негодяя за грудки.

– Прочь отсюда! Я не хочу больше слышать ни единого слова.

– Да я уже все сказал, – заявил Тернер с порога кабинета. – Итак, до завтра.

– Вон! – захлопнул за ним дверь Эдмунд.

От воцарившейся тишины звенело в ушах, перед глазами мелькали черные точки. Неуклюже обогнув стол, Эдмунд рухнул в кресло, закрыл глаза и принялся ждать, пока восстановятся зрение и слух.

Сколько так просидел: минуты или часы, – Эдмунд не мог сказать, но головокружение прошло, снова вернулась ясность мысли.

Да, его родовое гнездо в Корнуолле кишело зловещими тайнами. Годами Эдмунд вынужден был скрывать их от мира ради сестер, матери, а теперь и Джейн, – самых близких ему женщин, которых обязан был защищать. Чтобы не напоминать им о боли и тайнах, он предпочел одиночество и жизнь от них вдали.

Наверное, его отсутствие тоже приносило им боль. Сам он, стараясь держаться подальше от прошлого, лишил себя способности переживать глубокие сильные чувства. Его семья это знала, а Джейн – нет. Эдмунд понял: теперь, чтобы обеспечить ей безопасность, придется рассказать всю правду. Она, конечно, его возненавидит, зато Тернер будет обезоружен.

Если поразмыслить, эта идея не такая уж безнадежная. Джейн далеко не простушка и не кисейная барышня. Никто не знает, что придет ей в голову, после того как она услышит его рассказ о преступлениях Тернера. Остается лишь полагаться на ее здравый смысл. Да, он сам попросил ее больше к нему не приезжать, но ему-то никто таких ультиматумов не предъявлял.

Эдмунд распорядился подать карету.

– Поздновато для светского визита, да и не горит вроде нигде. Так кто же так колотит в дверь? – высказал граф Хавьер Луизе и Джейн.

Джейн догадывалась, кто это, но не торопилась делиться своими предположениями с остальными.

– Это ищейки с Боу-стрит пришли арестовать тебя за неправильное ношение шейного платка.

– Или заковать тебя в кандалы за неуважение к старшим.

– Вам совсем не приходит в голову, кто бы это мог быть? Ни у кого из присутствующих совершенно случайно не имеется своенравного супруга? – с улыбкой спросила Луиза.

– У каждой из нас. Только вы предпочитаете все загадками говорить, – пожала плечами Джейн.

Хавьер отложил газету, поднялся и отправился к двери, за которой стоял дворецкий.

– А, Холлис! Мы пришли к выводу, что этот грохот как-то связан с леди Киркпатрик. Мы правы?

– Совершенно, милорд.

– Кто бы сомневался! – вздохнул Хавьер. – С самого рождения эта дамочка привносит в мою жизнь хаос.

– Милорд, лорд Киркпатрик желает говорить с женой с глазу на глаз.

– Конечно, проводите его сюда. – Луиза выразительно кашлянула, и Алекс добавил: – Если, конечно, леди Киркпатрик сама того желает…

– Да-да, – кивнула Джейн. – Да, я готова его принять.

С очевидно фальшивым зевком Луиза поднялась из кресла и сообщила, что они с Алексом ужасно утомлены и отправляются наверх, но Хавьер в ответ незамедлительно заявил, что нисколько не устал и намерен присутствовать при их разговоре, поскольку леди Киркпатрик находится под его защитой.

– Алекс, она находится под твоей крышей, а защищать ее – дело Киркпатрика. И вряд ли ее репутации повредит визит собственного мужа. Пойдем, мы здесь лишние, – попыталась переубедить графа Луиза и быстро шепнула Джейн: – Если все же наше присутствие потребуется, пошли за нами слугу.

Вскоре после того как лорд и леди Хавьер покинули гостиную, появился Эдмунд. В волосах у него поблескивали капли воды от растаявшего снега, голубые глаза казались еще светлее из-за сюртука цвета льда, черты лица казались такими жесткими, словно тоже были высечены изо льда. Джейн не могла понять, что привело его сюда в столь поздний час.

– Ты ужасно выглядишь: так взволнован, наверняка замерз… Входи, садись ближе к огню.

Она встала и решительно усадила его в кресло.

– Сядь и ты, Джейн. Мне нужно многое тебе рассказать.

Она не стала спорить и, усевшись в кресло напротив, поторопила:

– Чего же ты ждешь? Начинай.

– Когда я закончу свой рассказ, ты больше никогда не захочешь вернуться ко мне.

– Как только ты признаешься мне в любви, я тут же вернусь, потому что ты не солжешь.

Эдмунд молчал и только смотрел на нее.

– Вот видишь… ты не готов.

– Нет, дело не в этом. Я думал, что ты вообще никогда не вернешься. Впрочем, все сложнее. Я обязан рассказать всю правду о моей семье. Ты будешь первой, кому я раскрою эту тайну, и только после этого смогу предложить тебе вернуться. Не знаю даже, с чего начать…

Воцарилась пауза: тишину нарушал только треск дров в камине, – наконец Джейн предложила:

– Может быть, так: «Однажды, давным-давно…»?

– Пожалуй. – Эдмунд немного ослабил шейный платок и со странной, натянутой улыбкой начал: – Однажды, давным-давно, а точнее, около тридцати лет назад, молодую ирландку выдали замуж за барона из Корнуолла. Это был брак по расчету. В дом мужа, которого никогда не видела, она привезла с собой слугу по имени Томас Тернер. Он был умен и обаятелен и вскоре стал близким другом и управляющим барона. Супруги обзавелись сыном, и со временем Тернер стал его учителем.

– Похоже, это человек многих талантов, – заметила Джейн.

– Поистине многих, – согласился Эдмунд. – Видишь ли, он к тому же был любовником баронессы, а значит, скорее всего и отцом двух ее дочерей, рожденных после сына. Помимо прочего Томас Тернер еще и воровал.

Джейн почувствовала, как пробежали мурашки по коже, хотела что-то сказать, но переборола себя: надо дать ему выговориться.

– В тысяча семьсот девяносто восьмом году в Ирландии произошло восстание. Ирландские католики вновь воевали с англичанами. Это старинная вражда, но до того борьба не была столь кровавой. Мятеж был подавлен, лидеры казнены, и сторонники восставших смирились с поражением. По крайней мере, так казалось тогда.

Тернер был ревностным католиком и ирландцем до мозга костей: призывал к возрождению движения, говорил о свержении английского гнета, о свободе и справедливости и при этом играл на чувствах барона к жене. Несчастный барон любил ее, но так и не смог завоевать ее сердце: для Тернера и баронессы он был лишь помехой…

– Но им были нужны его деньги.

– Совершенно верно: они нуждались только в его деньгах. Тернер убедил барона помочь мятежникам, пожертвовать драгоценности. Барон был слаб, поддался на уговоры, наконец-то почувствовав себя нужным. Он не воспринимал это изменой и не знал, что изменников казнят, а их детей лишают наследства и титулов. Тернеру было все равно, что станет с бароном и его потомками: он намеревался жениться на баронессе и бежать в Ирландию, – а все, что не удастся забрать, пусть отойдет короне. Но Тернер был хорошим учителем, и сын барона к тому времени уже кое-что понимал в законах, а также прекрасно знал, какие наказания за какие преступления назначаются. Понимал он и то, поскольку был, как и все дети, любопытен и совал нос в чужие дела, что Тернер и его мать – любовники, и не доверял ни учителю, ни матери. Он старался подражать отцу, но это было тяжело. Не во всякой истории есть герои. В ночь, когда Тернер с солидной суммой денег и драгоценностями должен был отправиться в Ирландию, барон послал сына с письмом к нему, но тот обратился к властям, предав таким образом собственного отца.

– Малое предательство, чтобы предотвратить большое.

– Предательство собственного родителя не может быть малым или большим, – пробормотал Эдмунд, – это все равно предательство. Рассказывать осталось совсем немного. Тернер был арестован за кражу, но по просьбе барона не казнен, а отправлен на каторгу на двадцать лет. Барон уничтожил все бумаги, которые могли бы стать компроматом, и жил тихо и спокойно до самой кончины. Умер он спустя некоторое время из-за несчастного случая во время охоты.

– А что же сын? – хрипло спросила Джейн.

– Сын никогда не просил прощения, а стало быть, и не получил. Баронство он унаследовал по праву рождения, а отец не разговаривал с ним после той роковой ночи. После смерти барона семья окончательно развалилась, сын винил в этом себя, поэтому уехал на учебу и больше никогда не возвращался домой.

– Что стало с Тернером?

– После двадцати лет каторги, проведенных в Австралии, он всеми правдами и неправдами смог вернуться в Англию с мыслью о мщении и отыскать мальчика, разрушившего его мечты, которого люто ненавидел.

Оторвав взгляд от огня в камине, Эдмунд твердо посмотрел Джейн в глаза.

– Тебе Тернер известен как Даниел Беллами.

Джейн была так потрясена, что едва не рухнула мимо кресла.

Эдмунд подал ей руку, помог сесть и добавил:

– История гадкая, но ты должна была ее знать.