Она кричит, не слыша ни звуков полицейской сирены, ни топота на лестнице, ни грохота выбитой ногой двери.  Она кричит, когда ей на лицо плещут тёплые брызги крови, когда тело ублюдка обмякает на ней, когда чьи-то руки пытаются отодрать  её сопротивляющееся тело от пола и обнять.

— Кали, посмотри на меня. Это я, слышишь? Скорая уже едет.

Кайл Хантер гладит её по волосам, прижимает к себе и что-то шепчет, Кали не может разобрать. Она лишь безотчетно льнёт к нему, комкает в кулаке ткань формы до треска, воет ему в ворот рубашки от страха и боли. Её трясёт, потому что с ней такое впервые. Никто никогда не пытался её изувечить, не бил ни по лицу, ни по заднице, не хватал за руки — никто никогда не нарушал её физическую неприкосновенность. Это осталось в прошлой жизни, а в нынешней происходило ещё одно «впервые» — побои и труп в квартире.

— Негуманно. Ну, что ж, имел право. — Напарник заходит в квартиру спустя несколько минут, оценивает простреленное лицо Суареса, сетует, что хоронить его теперь будут в закрытом гробу.

Кайл мог бы взять Суареса ещё раз, ведь он под залогом, тогда небо в клеточку ему было бы гарантировано, но вид избитой, беспомощной Кали заставил его хладнокровно нажать на спуск. Он не жалел об этом. Кайл сделал бы это ещё раз.

— Он тебя не тронул? — Кайл на секунду отодвигается, чтобы провести внешний осмотр. У неё кровь на руках и лице, одежда на месте, значит, попытки изнасилования не было. Кали судорожно качает головой. Уже легче.

— Не-е, — тянет Эрнандес. — Он же, говорят, этот, как его, некроман, некрофил, хуй его знает, короче, как правильно. Сначала убьёт, потом трахнет, никак не наоборот. Повезло вам, мэм, — он скользит по ее трясущейся фигурке безразличным взглядом, словно ему абсолютно ровно, кто перед ним — живая напуганная девчонка или её изуродованный труп. Эта собачья работа делает людей циниками, но Кайл едва держится, чтобы не дать ему по роже.

Он выводит Кали на улицу. Вдалеке слышится сирена скорой помощи, к дому подъезжают ещё два экипажа патруля. Подступы к парадной и бару «Приход», расположенному на первом этаже, его коллега закрывает жёлтой оградительной лентой.

— Ты убил его. Что теперь будет? — Кали смотрит на него снизу вверх стеклянными глазами. Ей бы выплакаться, но куда там? Она сейчас как пружина сжатая, отпустит её только через пару часов. Кайлу хочется быть с ней рядом, когда этот момент наступит.

На вопрос Кайл не отвечает, он думает о том, что было бы, опоздай он хоть на минуту. Он жалеет лишь о  том, что не может поступить с «Кобрас» так же, как «Хантеры» в своё время поступили с «Шакалами». Хочется просто прийти и раздавить их змеиное гнездо без суда и следствия, впервые за годы вне банды Кайл начинает считать такой вариант самым приемлемым.

— Позвони мне из больницы, Кали, — Хантер смотрит ей прямо в доверчивые глаза, едва касается лбом её лба, поправляет накинутый кем-то плед. Её тело бьёт крупная дрожь, руки с разводами засохшей крови висят плетьми — кто-то из патрульных сунул ей бинт из аптечки, у неё шок, она даже говорить не может, а Кайлу чертовски некогда, ему надо парнишку того найти, который за домом её следил. Хантер надеется, что он ещё жив. — Скажи, что поняла.

— Я поняла, — как робот отвечает Рейес, сдаваясь в руки подъехавшим медикам.

Чёрта с два она поняла, Кайл уверен, через минуту она всё забудет. Он уточняет у водителя скорой адрес больницы. Как только он сдаст смену, которая уже два часа как закончилась, Хантер поедет туда сам, благо впереди два выходных и не придётся ни с кем меняться.

Кайл набирает номер парня «Хантеров» и ищет его по звуку мобильного. Дверь в бар вскрыта, он входит внутрь и находит мальчишку на полу, рядом верещит мобильник с разбитым экраном. Медик пытается привести пацана в чувство, а рядом бродит патрульная — Кайл быстро и незаметно суёт свой телефон в карман штанов и мысленно благодарит счастливый случай за то, что на мёртвом, чёрном экране мобильного парнишки не отображается его номер. Тогда Кайл не смог бы избежать моря неприятных вопросов.

— Ты почему полицию не вызвал? Зачем полез? — отчитывает его патрульная, словно мамочка, как только тот приходит в себя.

— Я звонил, — начинает мямлить пацан, но поймав суровый взгляд Кайла, осекается. Здорово, видать, Суарес его приложил, раз он чуть сам себя не сдал. — Ну, это, в смысле, хотел позвонить, но он меня чем-то ударил.

— Найдёшь меня потом, — патрульная получает сигнал по рации и уходит. Уходят и медики, от госпитализации парнишка отказывается. В «Логове» его подлатают, соваться в больницу ему нечего, в полицию тем более. Без его показаний и так всё ясно, не такой уж важный свидетель, а если вдруг растеряется и сболтнет лишнего, тогда вообще держись. Проблем и без того по горло.

— Давай, сваливай, пока никому тут не до тебя, — Кайл выводит его дворами, следит, чтобы никто их вместе не видел, возвращается к месту преступления, когда парень скрывается в подъехавшем вовремя автобусе.

— Твоя что ли девка? — напарник опять суёт свой нос не в свои дела, такая уж у него природа. Кайл замечает, что он как-то странно повеселел, наверное, где-то внутри себя радуется, что головняка в виде Суареса у него больше нет. Гарсия с него спрашивать не будет, за действия своего напарника Эрнандес не в ответе. Ну, а Кайл ответить готов, и не просто готов, он жаждет. Хантер чувствует, что от одной этой мысли у него начинают зудеть ладони, и где-то под грудью начинает печь. От одной этой мысли он, словно по щелчку, из состояния перманентного напряжения приходит в состояние бешенства.

— Нет, просто знакомая.

— К просто знакомой не летят на всех парах, — философски вворачивает Эрнандес. — Она ничего. Вообще наши бабы все хорошие, не то что ваши американские. Одни феминистки да карьеристки, член не к кому приложить. Ну, и бляди. Блядей вот больше всего… Ладно-ладно, я шучу же.

Кайл не осознает, что смотрит на напарника так, что тот как-то сразу притухает, будто скукоживается, и делает шаг назад. Неистовое желание почесать руки об чьё-нибудь ближайшее лицо притупляется, когда Хантер видит бледную до синевы Кали, которую медики усаживают в карету скорой помощи. Тело давит к земле тяжёлый груз усталости, но прохлаждаться некогда. Кайл, получив отмашку от начальника патруля, садится за руль и спешит в участок, чтобы сдать, наконец, затянувшуюся смену, принять душ, а после помчаться в больницу.

<center>***</center>

Кали делают успокоительный укол. Ощущение блаженного отупления наползает на неё незаметно, словно всегда с ней и было. «Наплевать» — пожалуй, лучшее определение этого дебильного состояния. Кали плевать, когда ей ставят антибиотик, когда колют обезболивающее, когда зашивают рану на запястье и обрабатывают порез под ребром и разбитую губу. Ей не плевать лишь на то, что к шести вечера нужно открывать бар. Лишь одна эта мысль держит её, словно крючок, не позволяя скатиться в полную прострацию.

С ней занимается стажёр, темноволосая девушка по имени Александра. Она аккуратно записывает её данные, проводит осмотр, фиксирует состояние и чуть сжимает Кали руку в жесте поддержки.

— Всё будет хорошо, — шепчет она ей так, чтобы никто не слышал. У этой Александры душа болит за каждого пациента, по ней видно — бешеные восемнадцатичасовые смены ещё не довели её до ненависти ко всему живому. Кали лишь криво улыбается ей в ответ, от искреннего сопереживания у неё начинает сводить зубы. Она больше никому не верит.

— Я хочу отказаться от госпитализации.

— Ещё не все анализы готовы. Я бы посоветовала вам остаться хотя бы до завтра.

— Я не могу остаться до завтра, — Кали непреклонна, Александра опускает глаза и недовольно поджимает губы.

Сразу после того, как стажерка выходит из палаты, к ней стучится детектив. Кали остаётся лишь пережить эти формальности, а после валить отсюда к чёртовой матери. Швы рассосутся, а плеснуть на рану перекисью она и сама в состоянии.

Рейес видит Кайла в коридоре. Он сидит, скрючившись над экраном мобильника и на её счастье не смотрит по сторонам. Он устал, это видно по тёмным теням, залегшим под глазами, по обострившимся скулам, обтянутым тонкой, посеревшей кожей в точках щетины. Рядом с ним стоят два пустых стакана из под кофе, ему бы спать лечь, а не дежурить тут возле неё, ведь он почти шестнадцать часов на ногах — с шести вечера на работе, а сейчас уже десять утра. Кали хочется сбросить с себя эту его заботу на грани самопожертвования, словно тяжёлое ярмо — одной проще. Проще думать только за себя. Беспокоиться за другого ей просто душевных сил не хватит.

Рейес толкает ближайшую дверь с табличкой «Ординаторская», вваливается внутрь и натыкается на обеспокоенный взгляд стажерки, стоящей за столом над стопкой бумаг.

— Здесь есть другой выход?

Александра непонимающе смотрит на неё, хмурит брови, но с места поднимается молча, без лишних вопросов. Когда Рейес выходит из ординаторской следом за стажеркой, Кайл поднимает голову. Кали ныряет обратно, чтобы не попасться ему на глаза, ждёт, когда он повернётся в другую сторону, и после бегом пересекает коридор. Рейес давно не чувствовала себя такой мерзкой, мелочной обманщицей, ведь подойти и сказать о своём решении ему в лицо у неё не хватает духу. У неё сердце щемит от того, что он ждёт её и чёрт знает сколько ещё прождёт, пока не догадается спросить у регистратора, но резать лучше по живому — быстрее отболит.

— Кали, у вас всё в порядке? Может, вызвать полицию? — Александра замечает направление её взгляда, оборачивается и смотрит в сторону Хантера. Кали усмехается, едва сдержавшись от едкой шуточки мол, полиция вон, в коридоре сидит. Она лишь отрицательно машет головой, ускоряя шаг.

— Этот молодой человек доставляет вам проблемы? — она не сдаётся, и Кали вымучивает из себя улыбку.

— Нет, нет, что вы. Скорее я ему, — от этих горьких мыслей, произнесенных вслух, крепнет чувство уверенности в том, что она поступает правильно. Кали Рейес — одна сплошная проблема, такой подружки врагу не пожелаешь. Кайл Хантер какой-то слишком идеальный для её мира, окунать его в это болото слишком эгоистично. Пусть найдёт себе нормальную девушку. — Спасибо вам. Мне нужно спешить.

Александра открывает перед ней распашную дверь в другой коридор, уставленный по периметру каталками и инвалидными креслами.

— Пройдёте через стоянку скорой помощи, выйдите через ворота, потом свернёте направо. За углом ближайшая автобусная станция.

— Спасибо, — искренне благодарит её Кали не столько за помощь, сколько за то, что та не стала лезть к ней в душу.

—  Берегите себя, — Александра желает ей напоследок. Прежде чем та успевает скрыться за дверью, Кали замечает в её глазах обречённость, такую же, какую видит каждое утро в своих.

<center>***</center>

Кайл начинает подозревать неладное спустя ещё один час и ещё две чашки эспрессо. Когда темноволосая девушка-стажёр приносит регистратору стопку выписок, он в очередной раз идёт к стойке, чтобы спросить о Кали.

— Её выписали около часа назад, — невозмутимо отвечает регистратор, на что Кайл в сердцах бросает «блять».

— Прошу прощения, — Кайл извиняется за сквернословие перед покрасневшей регистраторшей и мчит на стоянку за машиной.

Мест, где можно обнаружить Кали, немного, точнее, оно всего одно. Кайл спешит в бар, чуть касаясь педали тормоза всякий раз, когда видит на улице девчонку, издали напоминающую Рейес. У неё была фора в час, и скорее всего, она уже там или на подступах — глупая, безумная девчонка. Кайл злится. И на себя, за то, что проморгал, за то что резался от скуки в «Марио» на телефоне вместо того, чтобы глядеть в оба, и на Кали за то, что не позвонила. Ведь просил же! Кайл почти уверен, что она не забыла, а просто решила не звонить — из больницы уйти незамеченной ей ума хватило. Да что же в нём, чёрт возьми, не так, что девки бегут от него, как от чумного?! Какое-то проклятие, не иначе.

Машина визгливо тормозит у бара. Внутри пусто и темно, табличка «закрыто» висит вместе с сорванной бумажкой «опечатано», значит, она уже была здесь. Кайл сбегает по ступенькам, обходит здание, дёргает на себя дверь парадной и мчится наверх через ступеньку.

Он находит Кали на пороге квартиры. В коридоре чернеет месиво засохшей крови и мозгов — уборка на месте преступления в обязанности полицейских не входит. Кали стоит к нему спиной, смотрит на это всё, у неё плечи ходуном ходят от слёз. Она глушит рыдания в закушенном кулаке, а у Кайла от всего этого зрелища срывает тормоза.

—Кали! Я же просил тебя! — предел терпения достигнут, он рявкает громче, чем рассчитывал. Кали от неожиданности вздрагивает и резко оборачивается. При взгляде на него её полные ужаса глаза теплеют и наливаются слезами. Его крик срабатывает, как спусковой механизм — Кали больше не может держаться. Она плачет навзрыд, шарит перед собой рукой, ищет опору, чтобы не свалиться прямо на замызганный пол.