Несколько внедорожников Управления стройной колонной проезжают мимо по направлению к центру. Они своё дело выполнили, теперь местным копам, как водится, за ними убирать.

<i>«Чуть что, так «под ногами не путайтесь», а сами как разворошат дерьмо, и нам расхлебывать.» </i>

Кайл видит издалека удирающий мотоцикл одного из «Хантеров». То, что они и брат сейчас в самой гуще событий, сомнению уже не подлежит.

Эти склады и ближайшие к ним территории — депо, район с аварийными и предназначенными на слом домами, заброшенный завод авиакомпонентов и маленький недействующий аэродром, кольцевая развязка с эстакадой, предназначенная для большого грузопотока, которого здесь уже давно нет — изучены братьями с детства, а годы в патруле знания только закрепили. Только вот он не один такой умный — мимо с воплями сирены проносится кто-то из его коллег. Кайл прикидывает, как бы стал уходить сам, надеясь на то что их с братом мысли по-прежнему сходятся. Он ныряет в узкие, пустые проулки, убрав боковые зеркала, чтобы случайно не сбить их — где-то здесь была их давняя вписка, которую они снимали у старого, слепого корейца на чужое имя ещё до покупки «Логова». Они с Коулом тут сто лет не были, да и нечего тут делать — в этих каменных мешках легче лёгкого нарваться на тупик, забор или узкий проход, заваленный гнилой мебелью и мусором. Уходить от погони в этом сраном лабиринте самоубийство. Коул мог забрести сюда, потому что больше некуда — на улицах полно патрульных машин, снуют каждую минуту, не проскочить.

— Мать твою, ну, где ты, а? — на очередной развилке Кайл хватается за телефон. Ничего. Коул не ответил. Экран меркнет у него в руке — телефон окончательно садится. Кайл бросает его на сиденье и сворачивает направо. «Внимание всем экипажам» долбит по мозгам в четвёртый раз, и Кайл вырубает электронику. Он решает довериться интуиции.

Ментальная связь у близнецов есть, Кайл получает этому очередное подтверждение. Нога сама давит на газ, а рука жмёт кнопку на приборке, чтобы опустить боковое стекло, когда он видит тень, спешащую вдоль длинного, бесконечного ряда парадных без единого прогала, в который можно юркнуть от зорких копов.

— Коул!

Фигура жмётся к стене и ускоряет шаг. Кайл подъезжает ближе и понимает что не ошибся. Коул прячется за безразмерной чёрной толстовкой с капюшоном, натянутом на самые глаза, чтобы скрыть забитую цветными рисунками шею и руки, разрисованные до самых фаланг — свои самые особые приметы. Кайл зовёт его ещё раз. Брат, наконец, узнаёт его голос и оборачивается.

Коул упирается лопатками в нишу кирпичной стены, сканирует взглядом округу, прежде чем сделать шаг к машине. Коул дёрганый, он взбудоражен и зол. Уже светло, скрыться негде, сейчас патрули будут тормозить любого, кто им не понравится внешне, а такой, как Коул вряд ли кому-то понравится.

— Садись, — Кайл распахивает дверцу пассажирского сиденья.

— Бля, ты ебанулся? Я в эту шмаровозку не сяду, — брат кричит шёпотом, вытягивая шею из своего укрытия, как зверь, загнанный в угол.

— Садись уже, в этой тачке тебя точно искать не будут, — аргумент резонный. Коул перебежкой пересекает улицу, суёт голову в салон и тут же выскакивает обратно.

— Ты в себе вообще? Тут камер дохуя!

— Не работают камеры. Захлопнись уже, сядь и не дергайся, — резко обрывает его Кайл, выжимая педаль газа, движок нетерпеливо рычит ему в ответ. Улица пока чистая, но стоять и попусту трендеть нет времени — в любой момент сюда может свернуть экипаж. Коул молча ныряет в салон, скидывает капюшон и вытягивает ноги. Чуть расслабляется. В полицейской тачке ему неуютно, но то, что рядом брат, спасает положение. Кайл уже второй раз вытаскивает его из-под носа копов. Херовая тенденция. Словно после ухода брата из банды Коул начал терять осмотрительность.

— Тебя видели? — спрашивает Кайл.

— Не знаю. Нет вроде.

Коул нервничает, разглядывает тачку, тёмно-синюю форму брата, значок, пистолет. Он в чужой стихии, зато Кайл выдыхает и успокаивается. Дело за малым — вывезти брата отсюда.

Он тормозит на светофоре. На соседнюю полосу неспешно подкатывает патрульная машина. Кайл с досады закатывает глаза и еле слышно выдыхает «Блять» — не хватало ещё, чтобы оттуда кто-нибудь вылез с каким-нибудь тупейшим вопросом или того хуже пустым трёпом. За рулём сидит загорелая блондинка с бицепсами — младший сержант Питерсон, которую парни за глаза называют Сарой Коннор. Она утверждает, что лесбиянка, однако, Кайл регулярно получает от неё жирные намёки.

— Рожу отверни от окна, — говорит он брату сквозь зубы. Кайл играет с ней в переглядки, лишь бы её внимательный, цепкий взгляд не задержался на Коуле. Загорается жёлтый сигнал. Кайл широко улыбается ей, и «Сара Коннор», смущённо опустив веки со щеткой нарощенных ресниц, стартует первая. Сработало. Скорее всего, намёки перерастут в открытый штурм, но он справится. В конце концов, не изнасилует же она его.

— Бля-я-я, до чего же страшная баба! — нервно усмехается Коул, тщетно стараясь взять себя в руки. Кайл ничего не отвечает ему.

— Что за хуйня произошла? — Кайл тормозит под эстакадой, когда сверху пролетает вертушка. Её жирное брюхо с эмблемой Департамента проглядывает сквозь бетонные балки и ржавую арматуру перекрытий, словно вот-вот усядется на них, как птица на гнездо. Кайл снова чувствует себя одной ногой вне закона, и это чувство отдаёт пресным привкусом старой привычки, от которой пытаешься избавиться годами. Дрянное, тошнотное чувство.

— Накрыли товар. Копы, УБН, маски-шоу — целый, блять, праздник! Сука, сука! —  Коулу хочется разгромить салон, но он лишь пинает днище бардачка до тех пор, пока не слышит характерный пластиковый хруст. — Старшие мне голову открутят.

— Это не твоего уровня проблемы. Ты предупреждал их об агентах? — баланс сохраняется, теперь у Кайла голова холодная. Он помнит, что УБН и ФБР не в компетенции «уличников», слишком высоко те сидят, раздавят, не заметишь как. Но как дерьмо ни называй, оно дерьмом остаётся, Кайл прекрасно понимает беспокойство брата.

— Да, но им же похуй! — Коул берет в руки телефон, читает короткую смс-ку и как-то резко осаживается, словно сдувается. — В «Логово» надо срочно. Парня нашего задели.

Кайл молча давит на газ и везёт брата окольными путями, сверяясь с полицейской волной. Где-то проходит штурм, двое офицеров ранены.

Машину он оставляет на соседней улице. К «Логову» братья движутся короткими перебежками.

— Плесни ему ещё виски.

Слышится с порога, когда они распахивают дверь.

— Да смысл?! Всё уже.

— Скорую надо.

— Нельзя сюда скорую, вы охерели!? Тут копов полная улица, нас всех загребут!

Коул молчит. Он стоит истуканом посреди зала, смотрит и слушает, как его люди спорят между собой, оценивает ситуацию. Пол замазан кровью, вся обивка мягкой зоны пропиталась ей — ребята уложили пострадавшего на диван. Парень в полубессознательном состоянии, ему чуток осталось, без всяких врачей ясно. Скорую сюда нельзя — либо пацан, либо вся банда. Выбор — тяжелейшее бремя лидера. Принятие непростых решений и расхлебывание их последствий — крест, который Коул тащит на себе с пятнадцати лет, с тех самых пор, как они с Кайлом создали эту банду. Люди умирали, но каждый раз — он как первый. Первые два часа ты прикидываешь, как этого можно было бы избежать, потом винишь себя до усрачки за то, что не всё предусмотрел, а потом просто принимаешь всё, как есть, потому что на скулеж и ненависть к самому себе просто не остаётся времени — надо что-то делать с телом, оповещать родственников и так далее по списку. Скорая здесь бессмысленна. Коул идёт к барной стойке и наливает себе двойную.

Кайл не собирается сдаваться. Он бросается к пострадавшему, проводит осмотр — в Академии их учили всякому, и знания не раз приходилось использовать. Пуля, вероятно, пробила желудок и пролетела насквозь — тряпки и бинты из разворошенной аптечки мокрые от крови насквозь. У него у самого уже руки по запястья в ней, но без медиков ничего тут не сделать. Да и поздно уже. Парень синюшно-бледен, на свет не реагирует, взгляд не фокусирует, шепчет одними губами «мама, мама». Кайл предсмертную агонию наблюдал не раз и не два, спутать невозможно. Он встаёт с колен и ищет взглядом раковину — надо бы руки помыть, а то изгваздается в ней весь.

— Да-а, Кайл, хорошо нам ваши подосрали…

Доносится от кого-то из ребят. Кайл слышит в этих словах посыл, мол, хватит хуйней страдать, уходи уже от этих шакалов, не хрен делать там. Им похер в кого палить, похер, что парни с улиц тоже люди, что  у них маленькие дети или немощные родители, целиком и полностью зависящее от них, похер, по какой причине они вступили на этот путь. Кругом лицемерие и двойные стандарты — носители значка точно так же могут продать дозу чьей-нибудь младшей сестре, они ходят в бордели, где торгуют малолетками, уродуют заключенных потехи ради и гребут в карманы ценности при обыске. Банда под названием «Полиция Лос-Анжелеса» ничем не лучше «Шакалов» или «Лас Кобрас» — это то, что Кайл видит в каждом взгляде, направленном на его униформу, словно только она и стоит здесь и человека за ней нет.

— У него мать в инвалидном кресле. Блять, что ей сказать?

— Бля-я-ять.

Зал тонет в напряжении, кажется, даже лампы тускнеют, до того оно густое и тёмное. На Кайла уже не смотрят — ребята кучкуются у остывавающего тела и тихо переговариваются, словно пацан спать прилёг и будить его они не хотят. Он делает два шага назад, выходит из бледного кружка света, сливается с темнотой, в которую бар погружен в любое время суток.

— Мне ехать надо, Коул, — он подходит к брату, одиноко сидящему за стойкой, чувствуя вину за собой. Не хочется вот так оставлять его сейчас, а надо. До конца смены ещё пять часов.

— Давай, — бесцветно отвечает брат, закидывая в себя порцию алкоголя вместе с куском подтаявшего льда.

— Позвони мне.

— Ага, если жив буду, — криво улыбается Коул. Кусок льда гулко хрустит у него на зубах, словно не лёд вовсе, а чья-то кость.

Кайл выходит из бара, останавливается на заднем крыльце просто подышать, и плевать, что из мусорного бака несёт. Хочется просто послушать тишину в своей голове.

Состояние мерзкое, хуже некуда, кажется, будто вывернули шкурой наружу и оставили подыхать, а он всё никак. Действие кофеина сходит на нет — усталость, рассеянность, подавленность делают из него хренового работника. До машины остаётся всего ничего, только дорогу перебежать. Кайл с опозданием реагирует на скрежет тормозов — он берётся за ручку двери, когда мимо на бешеной скорости пролетает старый серый седан без номеров.

Автоматная очередь выбивает кирпичную крошку где-то возле его плеч, сильнейший удар в область селезенки  выбивает из лёгких кислород, сбивает его с ног, вынуждая сползать безвольным мешком по бочине авто. Больно так, что брызжет из глаз, сиплое «твою мать» ситуацию лишь ухудшает — в боку печёт ещё сильнее. Паника не даёт соображать, Кайл понимает, что на нём бронежилет лишь спустя целых двадцать секунд бессмысленных барахтаний в дорожной пыли. Хорошо, что не в голову — местные «копоненавистники» хреново целятся. Форма здесь, как мишень, а он тут один на всю улицу без напарника, без второго экипажа. На переодевания не было времени, да и мозги были другим забиты, вот теперь получи, распишись.

Свезло, так свезло. Кайл целых двадцать секунд думал, что почти сдох. Как тот парень, чей труп коченеет сейчас в «Логове».

— Твою мать, — отчётливее произносит Кайл, делая осторожный вдох. Всё ещё больно, но профессиональная гордость задета больнее. Проворонил, сам дурак. А мог бы и правда сдохнуть.

Руки ещё дрожат, когда он откупоривает последний «Ред булл». Сердце трепещет в такт — привет, тахикардия, в пустую голову возвращается ясность, подъем и нервное возбуждение сменяют уныние и раздрай. Эффект на голодный желудок наступает быстрее. Нужно дотянуть до конца смены, заехать за соседом в «Приход», снять бабла, чтобы заплатить ему и заглянуть домой, взять зарядник. Увидеть Кали. И уснуть, хоть на заднем сиденье авто.


11. Цель на поражение

Кали просыпается на диване. На чужом диване в чужой квартире. Она хватается за телефон, чтобы узнать время, попутно восстанавливая в голове цепочку прошедших событий. На резкое движение запястье отзывается ноющей болью, на шве выступает бисеринка крови, а на шее будто висит стальной обруч.

<i>«Тут этот коп пришёл, привёл работников, сказал, сам им оплатит, меня за главную оставил. Кали, это норма вообще или как?» </i>

Смс от Нэнси пришла восемь часов назад и восемь же часов назад от неё было два пропущенных — видимо, устала ждать ответа. А Кали спала, да так крепко, что разорвись рядом газовый баллон, она бы не проснулась.

«<i>Да, это норма» </i>

Запоздало отвечает Рейес.