Ирина Успенская - Имеет свойство яда

Вернувшись выше, рука огладила грудь, обводя кончиками пальцев ореолы сосков и легонько их сжимая.

"Меня же сейчас прямо здесь", — только и успел подумать Олег и тихо охнул, когда колено Сокольского раздвинуло его бедра.

Плевать, на все плевать. Хочу. Здесь. Сейчас.

Потянувшись к пуговицам рубашки Корсара, начал их быстро и аккуратно расстегивать. Привычка.

Но стоило управиться с последней, как Сокольский чуть прищурился, покачал головой и вдруг перехватил его руки. Поднес к губам, начал целовать, гладить нежную кожу на сгибах запястья кончиком языка… а потом как-то странно и задумчиво посмотрел, будто что-то пытаясь оценить. Олег, затаив дыхание, молча смотрел на него, не понимая, что происходит.

Сокольский ловко сдернул свой галстук, потом провел плотной шелковой лентой по запястьям Олега, словно в шутку. И с вопросом.

Олег не отводил взгляда. В глубине сознания зародилась странная догадка. Ну, что ж… узнаем. Он медленно провел языком по губам. Приподнял вопросительно бровь, в серых глазах вспыхнул подначивающий огонек. Мол, давай.

Сокольский не то чтобы усмехнулся, но по губам скользнула улыбка. Одобрительная. Галстук широкой петлей лег на запястья, узел получился не слишком тугой, но не вырваться.

Может, зря? Но тут же загорелось предвкушение и легкий страх.

А Олега наградили еще одним поцелуем: сначала медленно поймали ухо губами, провели языком по шее легчайшим касанием, и только потом впились в губы, властно раздвигая их. А чтобы даже не вздумал вырваться, ладони снова легли на плечи и притянули их к себе, большими пальцами поглаживая ключицы.

— Очень славный, — мурлыкнул в ухо. — Старательный, способный… Вздумаешь поменять место работы — возьму тебя не глядя.

Олег невольно прикрыл глаза, стараясь не застонать, но и не успел, так как губами снова овладели. Вырываться и не собирался, ощущение плотно шелка на запястья забавляло и заводило одновременно

— А поглядеть есть на что, — выдохнул он в губы Сокольского. — А возьмешь…

— Обязательно возьму… — Голос Корсара напоминал басовитое мурлыканье огромного хищного кота. — Ты прав — посмотреть стоит. Повернись.

Ладони мягко, но уверенно развернули Олега лицом к столу, тут же снова прижали к груди, не давая задумываться, лаская теперь и живот, и член, и бока с бедрами…

Губы Сокольского прошлись по шее сзади, опаляя горячим дыханием, умело прихватывая в самых нежных чувствительных местах.

Олег слабо понимал, что с ним происходит, почему реакция на этого человека такая острая реакция и остается только слушаться и ждать, что будет дальше.

"А работать-то вместе будет не так интересно, — подумал он. — Одно дело конкурент, другое — подчиненный". И чуть не рассмеялся, понимая, что уже мысленно пример на себя работу в офисе Корсара.

Тревожный звоночек появился, когда прозвучало "повернись". Однако… почему нет-то?

К тому же сейчас и впрямь хорошо. И тело плавится, и тает. И дышать тяжело, разве что откинуть голову на плечо Корсара, так лучше. Вдохнуть запах кожи и парфюма, прихватить губами мочку уха, вжаться ягодицами в пах, ощутив, что партнеру тоже крайне нравится происходящее.

Откинуть голову позволили. И придерживали уверенно, нежно, но властно. Сокольский потерся бедрами о его голый зад, и понятно, что да — еще как нравится. Но не торопится. Пальцы пробежали по ложбинке позвоночника, потом ниже, потом исчезли и вернулись скользкими и немного холодными.

Как? Откуда? Так предусмотрительно-то. Надо будет потом спросить.

— Между прочим, этот стол — мой талисман, — насмешливо прошептал Корсар. — И ты на нем потрясающе смотришься.

Сразу Олег вздрогнул, но потом расслабился, позволяя, впуская в себя. От желания темнело в глазах, поэтому с трудом сдерживался, чтобы не поддаться назад и попросить сделать хоть что-то

— Судя, что на нем ни царапинки… полируешь ты талисман часто, — выдохнул ему в тон.

— Ошибаешься. Только в очень-очень особых случаях. И не с кем попало. Ты даже не представляешь, как редко… попадается достойный… деловой партнер. Коллега…

Пальцы настойчиво проникали внутрь, сначала совсем неглубоко, осторожно, бережно. Потом увереннее. Ласкали, гладили, растягивая, пока другая рука не дает почувствовать ни капли боли, нежно играя со стволом, головкой, яичками… Дорожка поцелуев легла между лопатками и в основание шеи.

С губ Олега все же сорвался стон, край стола надавил на ладони.

Партнер… Какой удачной слово. В первый миг все же невольно сжался, ибо давно… в общем, давно никого не было. Даже прикусил мочку Корсара, но тут же прикоснулся языком к месту укуса. С губ все же сорвался стон, да и не один, ибо сдерживаться нет сил. К тому же по телу идет легкая дрожь, а связанные руки — внезапно серьезное препятствие. И внутри одновременно чувство беспомощности, непонимания и желания.

Дыхание Сокольского стало частым и рваным.

Он обхватил Олега за плечи поперек груди, помогая удержаться на связанных руках, и подался вперед, входя почти до упора. Вспышка боли, остановка дыхание. Медленно назад и снова вперед, томительно медленно, потом все быстрее и жестче.

На связанных руках держаться все же не очень, и мысленно Олег пообещал себе убить Сокольского, как только все закончится. Но сейчас так хорошо, ритм, кажется, расходится по всему телу, стук собственного сердца заглушает все звуки за окном и за дверью. Боль исчезла, уступив место пронзительному удовольствию. И, уже ничего не соображая, сам подался навстречу, прокусывая губу почти до крови и сдавленно всхлипывая.

На ухо что-то шептали: пошлое, нежное, горячее. Такое, что желание становилось только сильнее.

От удовольствия вообще было сложно соображать, хотелось только сильнее и резче.

Движения члена Сокольского заставляли разум ускользать, уступая место затуманенному сознанию.

— Так и быть, уступлю по срокам. Только от процентов не открутишься.

Фиг вам, а не проценты, Владислав Алексеевич. Хотя, какие тут уже проценты. Господи, как же хорошо, да…

Разрядка вспыхнула, ослепив и не дав дышать. Тело содрогнулось от спазмов удовольствия, откровенно развратный и довольный стон не оставил равнодушным Сокольского, неожиданно сжавшего его сильно, чуть ли не до боли.

Кончили почти вместе, только Олег не сразу этот осознал. Корсар не вышел сразу, нежась в горячем упругом теле и обласкивая его везде, где может дотянуться руками и губами.

Олег шумно дышал, пытаясь прийти в себя и чувствуя, что колени предательски подрагивают, а тело окутала слабость.

Сокольский не торопился его развязывать. Взял его руки в свои, по-прежнему прижимаясь грудью к его спине. Поцеловал связанные запястья, после уже, развернув Олега, притянул к себе. Обнял, продолжая одной рукой удерживать его руки и коснулся губами губ.

А потом шепнул на ухо:

— Знаешь, я бы подарил тебе эти клятые проценты… Но не могу же я тебя так обидеть, правда? Ты достоин большего… Продолжим обсуждение завтра?

Завтра? Какое завтра? Еще и завтра?

Захотелось пьяно рассмеяться.

— Большего?

Вопрос скорее для проформы, ибо говорить не хочется, а в объятиях тепло и уютно. А еще спокойно. К тому же ноги готовы подогнуться, секс и впрямь был чудесный, а оргазм выше похвал. Поэтому прижавшись виском к его плечу, Олег коснулся губами шеи и согрел кожу дыханием.

— Уважения, — усмехнулся Корсар, явно довольный таким поведением. — А тем, кого уважают, поблажек не делают.

А потом потянул его на себя, сел в кресло, устроив Олега на коленях, продолжая обнимать.

Да уж. Оба полуголые, кабинет пропах сексом, но, судя по всему, Сокольскому явно плевать. Олегу, впрочем, тоже. Наступила странная апатия. Но такая… приятная, сладкая. Но все же молчать нельзя.

— Хорошо, — после некоторого молчания сказал он. — Но не завтра, а сегодня.

И увидел удивление и одновременно одобрение в глазах Сокольского.

Дома было прохладно. Уходя, оставил окно открытым. Неосторожно. Теперь придется кутаться в одеяло в попытке согреться. Да, наверно. Потом. Когда кожа перестанет гореть, а мысли все время возвращаться к происходившему в "Корсаре".

Впрочем, все равно. На балконе вообще холодно. Зато свежий воздух. И можно успокоиться.

Олег выдохнул сквозь стиснутые зубы, с силой сжал чашку с горячим черным кофе. Без сахара. Помогает сохранять трезвый ум и бодрость духа. Теоретически.

Но тут же Грабар отмел эту мысль. Потому что ни того, ни другого сегодня не было. А было чудовищное желание, от которого слетала крыша. Хуже всего было то, что он сам не мог понять, почему так отреагировал. Да и Сокольский хорош. И… да. Хорош. Во всех смыслах этого слова.

Олег толком не запомнил, как Корсар довез его до дома, зато прекрасно помнил, как после того всего…

Сделав глоток, он оперся локтями о перила балкона. Стоило, пожалуй, накинуть куртку, но уже лень за ней идти. К тому же кофе горячий, можно пережить.

Никакого продолжения беседы завтра не будет. Потому что после того, как оба привели в себя в порядок, вновь пошел разговор о контракте. Сокольский даже бровью не повел, когда Олег сказал, что вопрос надо закрыть сегодня. Чем вызвал немое восхищение. Впрочем, судя по выражению лица Корсара, тот тоже оценил подход. Не то чтобы оба делали вид, что ничего не было. Но и не зацикливались на этом. Хоть и сложно было не думать о широких сильных ладонях, оглаживавших спину и плечи, когда Олег пытался отдышаться. И о терпеливом ожидании, пока Олег придет в себя и сможет нормально говорить.

Было ли стыдно?

Он сделал еще глоток, чувствуя, как горечь растекается во рту. Нет. Не было.

Понравилось? Да.

Мораль?

Тут сказать было нечего.

Олег судорожно вздохнул. Да уж. В прошлом остался человек, который дал понять, что глупо думать, что ему нравятся одни только женщины. Всего один. Но этого хватило. Олег думал, что больше это не повторится. По части партнеров он вообще был крайне избирательным, очень редко подпуская к себе кого-то на близкое расстояние. А тут…

Сорвался. Или дело не в этом?

Он чуть повернулся и поставил чашку на подоконник. Взял сигареты и зажигалку, лежавшие возле нарядного бело-зеленого горшка с алоэ. Юлия Леонидовна, энергичная дама пятидесяти пяти лет, сдавая квартиру, просила только поливать цветы, которые сейчас забрать не может.

Олег тогда только пожал плечами. Полить, так полить. Это несложно.

Щелчок, вспышка огонька, и теперь уже и уже горечь другого рода. Только вдох вышел слишком рваным.

Зачем, все-таки все это сделал и не остановил? Нет, физиология это здорово, но вот так? Как теперь-то работать? То есть, понятное дело, что делать похерфейс и вести профессиональные беседы. А Сокольский его не бросил, довез до дома ж. И перед тем, как уехать, совершенно серьезно посмотрел и сказал:

— Про работу я не шутил. Подумай над этим.

И тон, от которого внутри все замерло. Не шутил, правда. Это видно.

Но вот только как теперь со всем этим быть?

Бегать по фирмам — дурной тон.

Олег усмехнулся и сделал длинную тягу.

Так-так, уже пошли мысли о переводе. А кем ты там будешь? Вообще-то как не очень хорошо переходить в другую фирму после такого начала… сотрудничества.

Но в то же время Олег понимал, что этот вариант продумывает отнюдь не только из-за умелых рук Сокольского. "Корсар" солиднее "Монтроза". И там нет Табана. Но с другой стороны, может быть, как в притче про китайского богдыхана, когда все просили нового правителя, а один старик молился, чтобы не убирали нынешнего, так как с каждым новым становилось все тяжелее жить.

Правда, вряд ли бы Сокольский сумел подняться до таких высот, будучи некомпетентным.

Олег вздохнул и загасил окурок в пепельнице, потом допил кофе.

Завтра надо изложить Табану результат переговоров. Не сказать, что все плохо, до суда не дойдет, претензию "Корсар" свою отзовет, но… по-тихому придется заплатить клиентам "Корсара". Компромисс вышел относительно равноправный. Сокольский предложил лучший из имевшихся вариантов.

Что именно сподвигло его на этот шаг думать не хотелось. Победителей не судят. Если только кому-то в голову не придет подать апелляцию.

…Уже находясь в постели и согреваясь под одеялом, Олег очередной раз осознал, что просто теперь не будет. И надо бы отыскать какой тренинг или выписать откуда-то пуленепробиваемую психологическую защиту, чтобы делать вид, что все как раньше.

В "Корсар" переходить точно не стоит. Все наладится. Бросать коллектив "Монтроза" не хотелось, ребята ему нравились. А если б не Табан, то вообще было бы хорошо. Но тогда б это было бы нечто сказочное. А сказок не бывает.