Клола почувствовала в голосе невестки злую иронию. Эта женщина тоже не могла привыкнуть к мысли, что отныне Килкрейги станут родственниками Макнарнов.

Клола знала, что так же думают множество женщин. Они больше мужчин страдают от войны, потому и ненависть их к врагу глубже, чем ненависть мужчин.

Отец и братья ждали Клолу внизу. Рядом с ними она увидела незнакомого юношу и догадалась, что это Торквил Макнарн.

Он стоял в стороне от остальных, и в глазах его Клола заметила глубокую, упорную ненависть. Да, этот Макнарн, будь его воля, ни за что не согласился бы принять Клолу в свою семью.

Клола решительно приблизилась к нему.

— Я сожалею, что нам с вами не удалось познакомиться раньше, — заговорила она звучным, мягким голосом, — но, надеюсь, враждебность, с которой вы, к несчастью, столкнулись в нашем доме, не помешает вам отнестись ко мне без предубеждения.

Торквил, застигнутый врасплох, смутился и пробормотал что-то нечленораздельное. Клола повернулась к отцу.

— Нам пора ехать, — сказала она. — Предупреждаю вас, отец, мне понадобится немало времени, чтобы привести себя в порядок после долгой поездки.

— Ох, уж эти женщины! — проворчал Килкрейг. Но Клола видела, что сейчас он не станет спорить. Старый Килкрейг улыбался, такое с ним случалось нечасто.

Ветреный и дождливый июнь сменился теплым, безоблачным июлем. С чистого неба сияло жаркое солнце, пчелы гудели в цветах, и из зарослей вереска выпархивали куропатки.

— Зря пропал такой день для охоты! — проворчал Эндрю.

— На куропаток или на людей? — немедленно отозвался Хемиш.

После двух часов пути на горизонте показались башни замка Нарн.

Клола не раз любовалась замком с высоких холмов родных земель, но впервые видела его так близко. Именно так, думала она, должен выглядеть настоящий шотландский замок. Он словно сошел со страниц сказки или рыцарского романа.

Дорога спустилась в цветущую лощину, где зелени было, кажется, больше, чем во всех владениях Килкрейгов, вместе взятых.

Посреди лощины бежала быстрая река, и вода, ударяясь о камни, рассыпалась сверкающими брызгами.

Клола заметила, что ее братья хмуро переглядываются: во владениях Килкрейгов не было ничего даже близко похожего на эту реку.

«Интересно, — подумала девушка с невольной улыбкой, — часто ли они лунными ночами ловили здесь лосося».

В детстве Клолу кормили лососем едва ли не каждый день. Хотя ей каждый раз объясняли, что рыбу, мол, принес в дар вождю кто-то из арендаторов, теперь Клолу обуревали подозрения, что это было не так.

Подъехав ближе, путники увидели, что дорога, ведущая к замку, напружена народом. В толпе Клола ясно различала цвета клана Макнарнов.

Флигель располагался позади замка, в ряду маленьких уютных коттеджей. Рядом стояла небольшая побеленная церковь, но Клола знала, что венчание состоится внутри, в замковой часовне.

Кортеж медленно прокладывал себе путь в толпе. Люди расступались: лица их были хмуры и неприветливы, и Клола невольно порадовалась тому, что в стороне от Макнарнов собрались несколько сотен Килкрейгов.

Они сидели на земле: кое-кто подкреплялся или спал после долгого пути, подложив под голову плед; старики курили белые глиняные трубочки.

Когда во дворе замка появилась Клола в сопровождении отца, Килкрейги вскочили на ноги, и двор замка потряс многоголосый воинственный крик.

Девиз Килкрейгов повторялся снова и снова, гулко разносясь под сводами старого замка.

В ответ с другой стороны раздался девиз Макнарнов — дикий, исполненный первобытной боевой ярости.

Клола тревожно взглянула на отца.

В какой-то миг ей показалось, что члены враждебных кланов сейчас вцепятся друг другу в глотки и схватятся за оружие.

Если это случится, озверевших мужчин не остановит даже авторитет вождей.

Но Клола недооценила предусмотрительности отца, Он подал знак волынщику, следовавшему на шаг позади, — и пронзительный визг волынки заглушил воинственные вопли.

Волынщик играл свадебную песню, известную каждому шотландцу. Сочинил ее, как говорят, кто-то из Маккриммонсов — величайших шотландских волынщиков.

К «запевале» немедленно присоединилась дюжина волынщиков-Килкрейгов, а через некоторое время, неохотно, словно против воли, поднесли волынки к губам и Макнарны.

Пронзительная дикая музыка гремела в воздухе, и казалось, что от нее содрогаются окрестные холмы.

— Как умно вы это придумали, отец! — заметила Клола, когда всадники остановились у дверей флигеля.

Старый Килкрейг улыбнулся — редкой, но такой ласковой улыбкой, — и на мгновение Клола подумала, что герцог, при всей его красоте, никогда не сравнится с ее сильным, властным, мудрым отцом.

Дверь флигеля была открыта, и Клола робко вошла внутрь.

Жена священника, суетливая женщина с добродушным лицом, сделала реверанс и предложила Клоле еду, напитки и помещение, где она сможет отдохнуть и освежиться.

Флигель, хотя и довольно скудно обставленный, сиял чистотой, а розы, заглядывающие в окно, делали комнату милой и уютной.

Жена священника принесла сверток со свадебным платьем, доставленным в замок на спине пони.

Когда Клола развернула платье, женщина ахнула — так оно было красиво.

Оставшись одна, Клола умылась и начала причесываться перед зеркалом.

— Как же ты оденешься одна? — спрашивала ее невестка.

— Как-нибудь справлюсь, — ответила Клола. — Неужели там не найдется какой-нибудь служанки, чтобы застегнуть мне платье сзади?

— А что, если все уйдут в замок? — поинтересовалась невестка — эта добрая женщина была всегда готова устроить шум из ничего.

Клола рассмеялась.

— Тогда отцу или Хемишу придется поухаживать за мной.

Невестка ахнула.

— Знаешь, Клола, ты в этом Эдинбурге набралась такого… Как можно, чтобы мужчина видел женщину в нижнем белье?!

«Даже если я появлюсь перед братьями совершенно голой, — с улыбкой подумала Клола, — они этого не заметят». Женские прелести их не интересуют: иное дело, если бы она была лошадью или куропаткой…

Однако Клола не сомневалась, что герцог, известный скандальными связями с самыми богатыми и экстравагантными столичными красавицами, будет очень внимателен к ее туалету.

«Что ж, — сказала себе Клола, — может быть, я сама ему и не понравлюсь, но уж про мой наряд он ничего плохого сказать не сможет!»

И тут же она подумала: а как, интересно, представляет себе герцог свою невесту, которую ему навязали насильно?

Едва ли отец что-то рассказывал ему о Клоле. Да герцог, наверное, его и не спрашивал.

Что он чувствует сейчас? Должно быть, смущен и взволнован не меньше ее.

— Ну, может быть, я его приятно удивлю, — с надеждой сказала себе Клола.

Однако ее не оставлял страх, родившийся в ночь после разговора с отцом. Страх неизвестности, страх перед незнакомцем — вождем клана Макнарнов.

Жена священника явилась по первому зову и помогла Клоле застегнуть платье на спине. При этом она не переставала шумно восхищаться красивым нарядом и самой невестой.

— Вы просто куколка, мистрис Килкрейг! — восклицала она. — Никогда не видела такой красивой невесты! Что и говорить, достойная жена для нашего лорда!

— Спасибо, — ответила Клола.

— Дай вам бог счастья! — продолжала пожилая женщина. На глазах ее вдруг блеснули слезы. — Такая молоденькая… и хорошенькая, как ангел! Вы слетели на нашу землю, чтобы принести нам мир, и я знаю: бог благословит вас!

— Спасибо, — повторила Клола. Вдруг, повинуясь какому-то импульсу, она наклонилась и поцеловала женщину в щеку.

— Говорят, поцелуй невесты приносит счастье, — заметила она. — Спасибо вам за доброту!

Утирая слезы, жена священника повела Клолу вниз.

У дверей флигеля ее ожидал экипаж, запряженный четверкой лошадей.

Занавески были отдернуты, и, выглянув в окно, Клола увидела, что за ней следует целая процессия.

Позади экипажа гарцевали ее братья, рядом с ними — хмурый Торквил Макнарн. Сзади следовали бард, волынщик, личный телохранитель старого Килкрейга и старшие члены клана — что-то вроде вождей низшего ранга.

Процессия производила внушительное впечатление, но Клола нервничала: ей казалось, что на всем происходящем лежит тень замка и враждебности Макнарнов.

Дорога от флигеля до замка была густо усеяна народом. Дети размахивали букетами вереска, восторженно приветствуя торжественную процессию.

Прозрачная вуаль брюссельского шелка не мешала Клоле с любопытством оглядываться по сторонам. Однако на лицах взрослых она не видела улыбок. Макнарны тихо переговаривались между собой, некоторые даже что-то кричали, но визг волынок заглушал все звуки.

За волынщиком отца следовала еще дюжина музыкантов. Все они шли пешком, с черными петушиными перьями на головных уборах и красными от натуги лицами, и непрерывно дули в свои инструменты.

Процессия двигалась медленно, и по дороге от флигеля до замка волынщики успели сыграть две песни.

Подъезжая к дверям замка, они затянули марш клана Килкрейгов.

Под эту мелодию Килкрейги испокон веков ходили в бой; казалось, на свете не было музыки ненавистней для ушей Макнарнов.

Макнарны молча наблюдали за процессией. В их молчаливой неподвижности было что-то пугающее, и Клола невольно взяла за руку отца.

Но отец даже не обернулся. Он, должно быть, думал сейчас о том, что между двумя кланами наконец воцарился мир, и теперь Маклауды получат свое.

«А обо мне он совсем не думает!»— с горечью и печалью подумала Клола.

Подойдя к окованным железом массивным воротам замка, Клола робко покосилась на отца и выпустила его руку. Он по-прежнему не поворачивал головы — величественный и суровый.

Слуги в традиционной шотландской одежде растворили ворота и пригласили Клолу войти. Внутри она увидела знакомую высокую фигуру мистера Данблейна, а рядом с ним — рыжеволосого мальчугана.

— Добро пожаловать на землю моего дяди и всех Макнарнов, сэр, — звонко произнес мальчик, кланяясь старому Килкрейгу. Затем с таким же поклоном он повернулся к Клоле:

— Добро пожаловать!

Килкрейг кивнул в ответ и подал руку мистеру Данблейну.

Клола присела и заглянула мальчику в лицо.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Джейми.

— Спасибо тебе, Джейми, за такое теплое приветствие. Надеюсь, мы с тобой подружимся.

— А вы привезли Торквила? — спросил Джейми.

— Он ждет снаружи.

Джейми издал радостный вопль.

— А можно мне пойти к нему?

— Я думаю, можно, — ответила Клола. Джейми пулей вылетел за ворота. Снаружи донесся его звонкий голос:

— Торквил! Торквил! Ты вернулся! Клола улыбнулась мистеру Данблейну.

— Как он рад видеть брата! — заметила она. — Думаю, для вас всех большое облегчение — знать, что Торквил снова с вами.

Тем временем появился сам Торквил. Выражение его нахмуренного лица не предвещало ничего хорошего.

— Я хотел встретить невесту в замке и приветствовать ее, как полагается! — гневно воскликнул он. — Но эти варвары мне даже не позволили сойти с коня!

Клола поняла, что Торквил раздражен и ищет ссоры. Его можно было понять: действительно, обидно, что ему не позволили войти в замок, пока туда не вошел Килкрейг.

Это оскорбительно не только для самого Торквила, но и для герцога — неужели Килкрейг полагал, что герцог нарушит обещание?

Однако ее отец не обратил на гневную тираду Торквила никакого внимания. Он как ни в чем не бывало продолжал беседовать с мистером Данблейном.

— Мне очень жаль, что так получилось, — тихо сказала Клола, обращаясь к Торквилу, — но теперь, когда вы здесь, может быть, вы объясните нам, что делать дальше?

Лицо Торквила тут же разгладилось — какой юноша не растает, когда прекрасная девушка обращается к нему за помощью?

Он с важностью обратился к мистеру Данблейну:

— Не пора ли начинать церемонию? Дядюшка, наверно, уже ждет наверху.

— Да, конечно, — ответил мистер Данблейн. — Может быть, вы с Джейми проводите Килкрейга и невесту в его покои? Впрочем, перед этим вы, наверное, захотите преподнести невесте букет.

Торквил и Клола одновременно оглянулись по сторонам. От шеренги слуг отделился один и протянул Торквилу букет из белых цветов вереска, перевязанный белыми лентами с серебряными подвесками на концах.

Торквил принял букет и с галантным поклоном подал его Клоле.

Опершись на руку отца, Клола поднималась по широкой, покрытой ковром, лестнице на второй этаж.

Ее сопровождали звуки волынок. Под торжественную мелодию свадебного марша Клола с отцом вошли в покои вождя.

Огромная комната была заполнена людьми в одежде цветов клана Макнарнов.

Робко оглядевшись по сторонам, Клола заметила священника в черной рясе, а рядом с ним — высокую, статную фигуру герцога.

Больше Клола не осмеливалась поднять на него глаз.