Лукасу пришлось остаться на второй год, потому что «он слишком сильно переживал из-за мамы». Так сказала директор школы. Вспоминая об этом, я снова качаю головой. «Слишком много»? Как можно слишком много скорбеть? Если такое вообще бывает, то кто определяет нужное количество переживаний? Кто имеет на это право?

Лукас был, конечно, совершенно выбит из колеи. Мы вместе. Я чуть не завалила выпускные экзамены, потому что мне приходилось заботиться не только о маме, но и о Лукасе, и о папе, и в какой-то момент я почувствовала, что если опущу руки, то ничто уже не сбережет нашу семью. Даже Джун, которая продолжала помогать на ранчо и всегда поддерживала меня, причем на ее оценках это никак не отразилось – в отличие от моих. Папа бросил работу учителем и посвятил все свое время маме и работе на ранчо. Что было с финансами? Ну, я посмотрела на деньги, отложенные на мое обучение в колледже, и сделала выбор между беззаботной студенческой жизнью и спасением своей матери. Решение было несложным. К сожалению, я не получила ни того ни другого…

Я негромко прочищаю горло и возвращаюсь к разговору.

– Где сейчас папа?

– Внизу со Стивом, они хотят отвести скот на другое пастбище.

– Хорошо. Скажи ему, что я звонила и что у меня все в порядке, что я скучаю по нему и он должен беречь себя, и…

– Энди! – Лукас прерывает меня. – Я передам. Все в порядке. Мы сыты, здоровы, а насчет белья…

– Почему ты запнулся? Что там насчет белья?

– Алло? Ты слышишь меня? Кррр… Крччхх… Я еду через тоннель, тут очень плохо ловит связь.

– Я звоню тебе на домашний, – укоризненно отвечаю я.

– Вот блин! – ругается он. – Да так, ерунда. Уверен, это могло случиться и с тобой! Никакой катастрофы, просто папе нужны новые белые рубашки и носки…

Последнее предложение он бормочет возмущенно и виновато одновременно. На моих губах появляется улыбка.

– Ты не разделил перед стиркой белье, – догадываюсь я и сразу слышу его недовольное мычание. Лукас всегда пытается помогать, чем может. К сожалению, обычно у него это не так хорошо выходит.

– Честно говоря, это не моя вина. Папа кидает свои вещи вперемешку, и стирка одежды всегда была для меня загадкой, понимаешь? Это загадка!

Теперь я ничего не могу поделать и начинаю громко смеяться.

– Смейся, смейся. Еще мой любимый свитер подойдет теперь разве что Эдди. Такой отстой…

Эдди – это папин маленький поросенок. Теперь я уже едва могу дышать от смеха.

– Пожалуйста, пришли мне фото, если когда-нибудь сможешь нацепить его на Эдди!

Я слышу, как брат фыркает от возмущения. Уверена, что при этом он показывает мне язык.

– Я скучаю по вам, – признаюсь я.

– Тебя нет всего несколько дней. Мы справляемся. Кроме того, Тим и Стив рядом и помогают нам. Как и всегда.

– Я знаю.

– И эта твоя папка! – Я почти вижу, как он закатывает глаза.

– Если бы ты заглянул в нее, то мог бы сейчас носить свой свитер.

– Забавно! Папка настолько толстая, что ее даже трудно закрыть. Я никогда не видел так много инструкций в одной стопке. Надеюсь, ты не указала там, когда нам разрешено пользоваться туалетом или что-нибудь подобное.

– Не борзей!

Теперь он смеется.

– Я переставил специи на кухне.

Я расширяю глаза от ужаса.

– Ну ты и чудовище!

– У нас все хорошо, Энди. И я правда все передам папе. Не волнуйся и береги себя, хорошо?

– Конечно. Вы тоже.

– Угу. До скорого.

– Подожди! Ты же не переставил банки со специями в самом деле?

– Кто знает… кто знает…

Я слышу подлую ухмылку в его голосе.

– Лукас! Скажи, что ты этого не делал. Я серьезно.

Пип-пип-пип…

Конец разговора. Он просто повесил трубку. Он никогда не делал так раньше, но в свои прекрасные пятнадцать становится все более дерзким. Я искренне надеюсь, что специи по-прежнему стоят на своих местах, хорошенько отсортированные.

Довольная разговором с братом, я улыбаюсь своему мобильнику и смотрю на часы, прежде чем отложить телефон в сторону. Я жду Джун, которая встала довольно поздно и, вероятно, была пока в душе.

Из коридора доносятся шумы и звуки, радостный смех, многочисленные шаги и стук дверей. Новый семестр начнется буквально через неделю, и первые студенты уже возвращаются после каникул или приезжают впервые, как я.

Пока я меняю позу – скрещенные ноги уже онемели и их покалывает, тянусь к ручке, которую я заранее достала из сумки и взяла с собой на диван вместе с блокнотом. Когда я открываю его, мои планы, списки и рассуждения по поводу учебы и Сиэтла обрушиваются на меня. Дома у меня остались десятки тетрадей и блокнотов разных размеров и цветов, разложенных по коробкам, и все они заполнены от первой до последней странички. Они – часть моей жизни, часть меня.

Мне всегда нравилось записывать все: мысли, желания, мечты, планы, списки покупок, какие-то отдельные пометки, которые я сама потом не всегда могу расшифровать… Да, мне это нравится, но, если честно, это своего рода вынужденная мера. Из-за страха забыть или упустить что-то, который слишком велик. Вообще-то это еще не вся беда. В моей голове все должно быть разложено по полочкам, проанализировано и отсортировано, должно иметь объяснение и быть приведено в систему. Мои критерии – просто и эффективно. Поначалу это может звучать неплохо, но когда эти «просто» и «эффективно», с моей точки зрения, вдруг сталкиваются с идеями других людей, то появляются трудности. К сожалению, это касается не только заметок и списков дел, но и всех других областей моей жизни.

За последние несколько лет ситуация стала лучше. Благодаря Джун я чаще могу расслабиться и успокоиться, но все равно никак не могу преодолеть себя. Я понимаю, что это скорее нервный тик, чем вредная привычка, почти что невроз, но я уже привыкла, можно жить и так. Это не особенно беспокоит, ни в чем меня не ограничивает и не мешает жить дальше. Пока я никому не причиняю вреда, делая то, что хорошо для меня, то это, в принципе, не имеет никакого значения. Ну и что, что полотенца в ванной должны, на мой взгляд, висеть в определенном порядке, а специи на кухне обязательно следует расставлять не по алфавиту, а по частоте использования?.. Я страдальчески кривлю рот перед тем, как мысленно рассмеяться, потому что мне нужно снова поговорить с Лукасом.

Боже, пожалуйста, пусть он изучит мою папку.

А еще… это напоминает мне о маме. Она была похожа на меня. Нет, вернее, я похожа на нее в этом вопросе.

Я резко отбрасываю блокнот и ручку, так и не записав ничего полезного, и встаю с дивана, потому что не хочу снова думать об этом тяжелом времени. Я хочу развеяться и отвлечься, поэтому наконец поправляю свечи на столе, чтобы они соответствовали друг другу по размеру и не стояли беспорядочно. Затем я прохожу мимо комода, начинаю тихонько напевать, переставляя декоративные статуэтки и безделушки на нем, затем принимаюсь за полку красного дерева, стоящую у окна. Я вытаскиваю диски с фильмами и книги, чтобы отсортировать их по темам, а также по размеру и внешнему виду. Уборка и наведение порядка, создание системы – вот во что я могу уйти с головой, в чем я могу раствориться. Иногда я даже делаю это подсознательно, и мне это нравится. Это помогает мне быть в хорошем настроении, в гармонии. Вероятно, по этой причине, когда я добираюсь до нижнего ряда полок и сижу перед ними на полу со скрещенными ногами, то не сразу замечаю, что кто-то вошел в комнату.

– Что ты там делаешь? – доносится чей-то незнакомый голос, и, вздрогнув от ужаса, я перестаю листать и бросаю журнал, который спасла из застрявшего положения между стеной и полкой, и поворачиваю голову. На пороге стоит какая-то девушка, дверь за ней открыта. Судя по большому чемодану рядом с ней, это, наверное, соседка Джун. Разве она не должна была вернуться лишь через несколько дней?

– Привет! Сара… правильно? – мягко спрашиваю я с улыбкой, поднимаясь на ноги, чтобы поприветствовать ее.

Но по ее второму взгляду, когда я подхожу к ней ближе, понимаю, что, возможно, она мне не рада. Мои шаги замедляются, и я чувствую себя менее уверенно.

Вытянув руки по швам и смерив меня холодным взглядом, она держится на приличном расстоянии от меня. Что, Джун ничего ей не сказала?

– Прошу прощения, я жду Джун. Меня зовут Энди, – объясняю я, но не протягиваю Саре руку, как собиралась изначально.

Учитывая то, как она выглядит, как поджимает губы и смотрит на меня, как ее скулы выделяются на фоне плотно зачесанных назад и завязанных в косу волос, она, вероятно, в любом случае не ответила бы на этот жест.

Ни улыбки, ни приветствия, ни чего-то типа: «О, ты Энди! Приятно познакомиться». Это заставляет меня нервничать, но еще больше меня это злит. Мне не нравится, когда люди откровенно, даже не поздоровавшись, начинают вести себя невежливо.

Моя недавняя надежда на то, что Джун преувеличила свою неприязнь к Саре и исказила ее описание, незамедлительно рушится – пока что та не вызывает у меня ни малейшей симпатии.

Поскольку она все еще молчит, продолжая сверлить меня взглядом, я начинаю диалог снова:

– Как я уже сказала, я жду Джун.

Мне становится действительно некомфортно. Ладони начинают потеть, и я разминаю пальцы, чтобы хоть чем-то занять себя.

– Я поняла это, – отчетливо произносит она. – Я знаю, кто ты. Джун сказала, что ты приедешь. Я имела в виду – что ты делаешь там, на полке?

Я следую взглядом к полке, туда, где прибиралась последние полчаса, и мгновенно понимаю, о чем идет речь.

– Я смотрела книги, – уклончиво отвечаю я. Это не ложь, но и не вся правда.

– Ты все раскидала, – заявляет она, и тон ее голоса не обещает ничего хорошего.

– Раскидала?! – Она шутит? На полке царил такой же беспорядок, как у Лукаса под кроватью. – Но я…

Мне хочется объяснить ей, почему я это сделала, и убедить, что теперь все можно найти, даже те вещи, о которых они, вероятно, даже не знали. Но я не успеваю ничего сказать, потому что Сара оставляет свой чемодан, подходит ко мне и немедленно прерывает меня:

– Это не твоя полка, Энди, не твои книги, не твои фильмы и… – Она оглядывается по сторонам. – Черт возьми, свечи, вазы и журналы тоже не твои.

Она громко отчитывает меня язвительным и высокомерным тоном, и я слишком озадачена этим, чтобы как-то возразить. Не то чтобы я была особенно сообразительна в подобных ситуациях, но то, как она разговаривает со мной, полностью лишает меня дара речи, несмотря на то, как сильно мне хотелось бы дать ей отпор. Как я уже упоминала, подходящие реплики всегда приходят ко мне гораздо позже – в отличие от Джун, которой всегда есть что ответить сразу, – и в этом я ей крайне завидую.

– Чтобы было понятно: ты здесь не живешь. Тебе нельзя ничего трогать и передвигать.

– Ты серьезно?

К сожалению, слова доносятся не из моего рта, как бы я этого ни хотела, они принадлежат довольно рассерженной Джун, которая незаметно появилась в дверном проеме с банными принадлежностями под мышкой, в бирюзовом тюрбане из полотенца на голове, уже одетая и накрашенная, но все еще в розовых плюшевых тапочках.

Сара резко вздрагивает, прежде чем повернуться к Джун, которая подходит и встает рядом со мной. Я виновато смотрю на подругу, поджав губы. Если бы она дала нам немного больше времени, то мне обязательно пришла бы в голову какая-нибудь хорошая фраза, которую я смогла бы донести до Сары. Да, обязательно…

– Ты, как я понимаю, вернулась домой не больше двух минут назад, и вместо того, чтобы вести себя как нормальный человек, строишь из себя надменную суку! – продолжает Джун, что только злит Сару еще больше, и она прищуривается.

Что касается меня, то я тем временем мысленно болею за лучшую подругу, чувствуя себя девочкой-чирлидером, танцующей с помпонами в ее поддержку. В то же время с другой стороны на сцену выходит моя совесть и почему-то хочет защитить Сару. Я тихонько вздыхаю. Наверное, потому что она кое в чем права – я не живу здесь, это не моя комната. И не мои вещи.

– Наверняка она не имела в виду ничего плохого – я с трудом верю, что говорю это, но не могу иначе.

– Ах, нет? Значит, она не была грубой и неприветливой?

Судя по тону, с которым Джун задает мне этот риторический вопрос, Сара ведет себя так нередко и, видимо, даже по отношению к ней. Они разгневанно смотрят друг на друга, и если представить их персонажами мультфильма, то сейчас их глаза загорелись бы красными огнями и они, вероятно, пулялись бы лазерными лучами.

– Я начала прибираться здесь, – добавляю я, но Джун и так знает, о чем я говорю. Она отводит взгляд от своей соседки и осматривает помещение, в котором мы находимся.

– Ну и? Комната выглядит немного иначе, но я не вижу никакой новой мебели или чего-либо, что ты выбросила или сломала. Так что нет никаких причин вести себя как дерьмо.

Теперь она снова смотрит на Сару.