Впервые за все время он обратил свое внимание непосредственно на нее, и Кейт буквально физически ощутила на себе его взгляд, одновременно тревожащий и знакомый. Она прижалась к стене.

Джентльмен встряхнул головой и отвернулся.

— Тебя бы, милейший, следовало отдать под суд за намеренное причинение опасности. — Он потянулся к карману, достал оттуда кошелек и начал отсчитывать монеты.

— Эй, послушайте-ка, господин хороший, я так не договаривался. Как я сдвину эту телегу?

Джентльмен пожал плечами:

— Со сломанной осью? Не думаю, что лошадь поможет тебе в этом случае. — Однако, говоря это, он достал еще пару монет из своего кошелька и бросил их на телегу, рядом с тем местом, где сидел возница. — Вон там — деревня.

Парень покачал головой и подобрал монеты. Потом он поднялся, спрыгнул с телеги и направился в сторону деревни. Джентльмен проводил его взглядом.

Видя, как он стоит, смущенно озираясь, Кейт решила, что ей самое время продолжить свой путь. Лошадь спасена, ее тайна — вернее, тайна Луизы также была вне опасности. Кем бы ни был этот мужчина, он не мог узнать ее. Несомненно, он решил, что она простая служанка, спешащая по делам своей сиятельной госпожи. Незначительное существо, мало чем отличающееся от спасенного им бедолаги.

Он приподнял шляпу в знак то ли запоздалого приветствия, то ли прощания и повернулся к своей ухоженной кобыле, которая невозмутимо ожидала его на дороге, ярдов в десяти от места основных событий этого осеннего утра.

Кейт полагала, что новоприобретенное животное покорно пойдет за своим хозяином с тем же жалким и униженным видом, который оно воистину собой представляло. Однако конь не склонил головы; напротив, едва мужчина подвел жеребца к тому месту, где мирно стояла его кобыла, тот яростно взмахнул гривой. Жеребец гневно заржал и принялся гарцевать на своих худых, в шрамах и рубцах ногах.

Серая кобыла опустила голову и отступила на шаг назад.

— Вы полагаете, они пойдут спокойно вместе? — спросил джентльмен.

С уходом возницы они остались вдвоем на этом холме. Он не мог адресовать свою речь ни к кому другому, кроме Кейт.

Кейт взглянула на него, уже успев пройти несколько шагов по дороге к дому. Она не смела заговорить с ним. Ее интонации, несомненно, выдали бы в ней леди, и здесь бы уже не помог никакой маскарад с одеждой. Она покачала головой.

Мясо оскалился на кобылу, недовольно раздувая ноздри. Его взгляд недвусмысленно говорил об одном: «Держись от меня подальше. Я дикий и опасный жеребец!»

Джентльмен переводил взгляд с одного животного на другое.

— И я думаю, что нет. — Мягкая смущенная улыбка тронула его губы, и он снова повернулся, чтобы взглянуть в глаза Кейт, еще раз остановив ее бегство.

Его неугомонный тревожный взгляд пробудил в ней странные чувства. Что-то в этом человеке — его голос, спокойная уверенность в себе — заставило ее замереть, по коже пробежал холодок. Она определенно знала его.

Или, быть может, ей только хотелось, чтобы все было именно так, и Кейт просто вообразила себе это чувство непонятной, но притягательной близости. Она бы обязательно запомнила такого мужчину.

Когда он снял шляпу, Кейт заметила, что, в отличие от других лондонских джентльменов, его лицо выглядело загорелым. Его плечи были прямыми и широкими, и заслуга в этом принадлежала вовсе не его портному. Он отвернулся от своего коня и направился к Кейт.

Нет, она определенно никогда бы не забыла такого джентльмена. Брошенный им на нее взгляд заставил ее почувствовать себя неловко — он смотрел так, будто ему были известны все ее секреты. Будто сознание этого доставляет ему неизъяснимое удовольствие, вызывает веселую улыбку.

— Итак, — проговорил он, — мы попали в весьма щекотливую ситуацию, миледи.

Миледи? Леди не носят колючие, серые, неудобные плащи. Они не скрывают свои прелестные личики под бесформенными чепчиками. Неужели он заметил роскошное прогулочное платье, когда подсаживал ее на стену? Или же он знает, кто она такая?

Он невольно окинул ее фигуру с головы до ног типично мужским взглядом, потом снова принялся рассматривать ее лицо.

Кейт не была такой дурочкой, чтобы сожалеть о том, что он спас ее из-под копыт взбесившейся лошади. Однако она искренне желала, чтобы он выехал сегодня по своим делам пораньше и не встретился на ее пути. Хорошо, что он, по крайней мере, ничего не сказал по поводу ее нелепого наряда. Вместо этого он…

— Это, — весело сообщил ей джентльмен, потрясая зажатыми в кулаке поводьями новоприобретенного жеребца, — напоминает мне одну из проклятых логических загадок, которыми изводили меня мои приятели в Кембридже. Пастух, три овцы и волк должны переправиться через речку в лодке, в которой могут поместиться лишь двое…

Понимание — и разочарование — внезапно настигли ее. Неудивительно, что он не хочет вызвать у нее гнев, задавая дурацкие вопросы о необычной одежде и одиночестве. Он был одним из тех мужчин. И именно поэтому он обратился к ней с такой легкостью и претензией на знакомство. В его тоне сквозили определенные надежды, столь не соответствующие подчеркнуто формальному обращению «миледи». Она вспомнила, как его рука оказалась на ее талии, и словно вновь ощутила прикосновение его разгоряченного тела. Тогда она ничего не заметила, кроме внезапного толчка и краткого касания крепких мужских рук, убравших ее с пути разъяренного, испуганного жеребца. Теперь же ее кожа покрылась мурашками там, где он сжимал ее в объятиях, будто бы взгляд его пробудил к жизни ее плоть.

И если он знал ее достаточно хорошо, чтобы рискнуть попытать счастья выиграть это постыдное пари, значит, он с тем же успехом способен был пересказать в обществе последние слухи о ней. И эти слухи, эти сплетни вполне могли достичь ушей Харкрофта. Теперь перед ней уже не стоял вопрос, услышит ли Харкрофт об этом случае, вся проблема заключалась в том, что именно ему расскажут и когда.

Кейт не могла себе позволить поддаться панике, только не сейчас. Она сделала глубокий вдох. Главной ее целью в тот момент было сделать так, чтобы впоследствии в обществе обсуждали ее слова, а не маскарадный наряд простолюдинки.

— Сейчас не время для логических головоломок, — оборвала его Кейт. — Вы прекрасно знаете, кто я.

Он изумленно на нее уставился. Невольно коснувшись рукой бороды, джентльмен покачал головой.

— Конечно, я знаю, кто вы такая. Я понял, кто вы, в тот самый момент, когда коснулся рукой ваших бедер.

Ни один настоящий джентльмен никогда бы не посмел напомнить об этом грубом, неприличном контакте. Однако еще ни один настоящий джентльмен не заставлял ее желать дотронуться до своей талии, чтобы ощутить невидимые следы прикосновений его сильных и нежных рук.

Она одарила его лучезарной улыбкой, и он моментально просиял в ответ. Кейт согнула указательный палец, словно желая подозвать его поближе. Джентльмен сделал шаг вперед.

— Значит, вы думаете сейчас об этом пари, ведь так?

Он замер на месте и ошеломленно затряс головой, однако все это его притворное изумление не могло обмануть Кейт. За эти годы она успела ознакомиться со многими вариациями на данную тему, разнящимися лишь степенью актерской одаренности исполнителя.

— Этому пари уже два года, — заметила Кейт. — Конечно, вы думали именно о нем. И вы… — с этими словами она ткнула своим изящным указательным пальчиком ему в грудь, — вы убедили себя, что являетесь именно тем человеком, который способен заполучить эти пять тысяч фунтов.

Он нахмурил брови.

— О да, — вкрадчиво продолжила она, и в ее голосе зазвучали нотки фальшивого благорасположения, — конечно, я прекрасно понимаю, что леди не пристало упоминать вслух о подобном пари джентльменов. Но вы, в свою очередь, вряд ли заслуживаете чести называться джентльменом, если решились принять его и попытаться меня соблазнить.

При этих словах он резко расправил плечи, его лицо побледнело.

— Соблазнить вас? Но…

— Неужели я поставила вас в неудобное положение? — с наигранным сочувствием поинтересовалась Кейт. — Возможно, вам показалось, что я грубо вторгаюсь в вашу частную жизнь со своими расспросами? Надеюсь, теперь вы вполне можете себе представить, что испытываю я, зная, что мою судьбу обсуждает весь Лондон.

— На самом деле…

— Только не надо лживых отрицаний. Скажите мне правду. Вы заявились сюда, думая, что вам удастся заполучить меня в свою постель?

— Нет! — воскликнул он оскорбленным тоном. Потом сжал губы, словно отведал нечто непереносимо горькое. — Хотя, если быть совсем откровенным, — добавил он более мягким и сокрушенным тоном, — и задуматься о том, то да, но…

— Мой ответ: «Нет, благодарю вас». У меня есть в жизни все, о чем только может мечтать женщина.

— В самом деле?

Он пристально на нее посмотрел. Кейт уже мысленно видела, как он пересказывает ее речь своим приятелям. И если он и в самом деле это сделает, то предметом пересуд светского общества станут ее слова, а не костюм. Харкрофт, конечно, услышит обо всем, но не увидит за этим рассказом ничего, кроме досужих светских сплетен. Еще одна история о неудачном соблазнителе, которому так и не удалось выиграть знаменитое пари. И Кейт по пальцам перечислила все прелести и преимущества своей нынешней жизни.

— У меня насыщенная и полноценная жизнь, в которой я много времени уделяю благотворительности. Безумно любящий меня отец. Огромное, даже по меркам лондонского общества, состояние. — Она чуть помедлила, прежде чем загнуть мизинец, одарив незнакомца обворожительной улыбкой. — Ах да… И мой супруг живет от меня на расстоянии почти шесть тысяч миль. И почему, ради всего святого, скажите мне, почему вы все задались этой идиотской идеей, будто я могу пожелать усложнить мою прекрасную и устроенную жизнь каким-то безнравственным, незаконным романом?

Он замер, потом видимо справился с собой и потер рукой покрытый рыжевато-коричневой густой бородой подбородок.

— Знаете, — негромко произнес он, — мой поверенный был прав. Мне следовало прежде побриться.

— Могу заверить вас, что ваша неопрятная внешность ни на йоту не повлияла на мой выбор.

— Это не борода, это… — Он судорожно сжал руку в кулак, потом мягко расправил ее.

Кейт невольно ощутила жестокое наслаждение, видя с его стороны столь заметные признаки смущения. Было бы нечестно заставлять страдать всех мужчин за ошибки ее мужа, но, в конце концов, этот намеревался соблазнить ее, что не вызывало в ней ни малейшего сочувствия.

— Да, вы выглядите просто ужасно, — заметила она с наигранным беспокойством в голосе. — Глупо. Неуклюже. Вы точно уверены, что вы не мой пропавший муж?

— Что же, в ваших словах есть смысл. — Он сконфуженно посмотрел на нее и приблизился еще на один шаг.

Он стоял теперь к ней так близко, что она видела, как вздымается при каждом вздохе его грудь. Он потянулся к ее руке. У Кейт уже не было времени от него отвернуться. А она должна, просто обязана была это сделать. Он нежно взял в руку ее запястье, так бережно, так осторожно, будто поймал упавший с дерева сухой листок. Пальцы его нащупали место, где заканчивалась перчатка. Она и в самом деле ощутила себя сухим осенним листом, готовым в любой момент вспыхнуть в жарком огне желаний.

Кейт было отчаянно необходимо спасаться бегством от этого человека, чтобы восстановить в душе мир и порядок, столь внезапно у нее похищенные. Он снова ей улыбнулся, в его глазах застыл печальный огонек. И внезапно, к своему глубочайшему ужасу, она осознала, что он хотел выразить этой своей последней неуклюжей фразой. Кейт поняла, почему его глаза показались ей смутно знакомыми.

Она знала этого человека. Тысячу раз за последние три года она воображала встречу с ним. Иногда ей казалось, что она с презрением отвернется от него, не произнеся ни слова. В другой раз она мысленно проговаривала про себя гневные, обличительные речи. Однако сцена неизменно заканчивалась его коленопреклоненными извинениями, которые она выслушивала с неприступным, царственным видом.

Однако сейчас в ней не было ничего царственного. В своих фантазиях она даже не могла себе и представить, что окажется перед ним в неуклюжем и тяжелом плаще служанки и с перепачканным дорожной пылью лицом.

Ее запястье все еще горело в том месте, где он его коснулся, и Кейт инстинктивно отдернула руку.

— Вот видите, — сухо заключил он, — я-то как раз абсолютно уверен, что являюсь вашим мужем. И я больше не нахожусь от вас на расстоянии шести тысяч миль.

Глава 2

Шесть тысяч миль. Три года. Нед Кархарт убеждал себя, что, когда он вернется, все пойдет по-другому.