Голо Раймунд - Из мещан

– Ах, дядюшка Рихард, если бы ты знал, как во мне замерло сердце!

Барон нежно и любовно заглянул в ее глазки и улыбнулся, говоря:

– Странное, удивительное ты дитя!… Можно подумать, что ты обрадовалась, что Альфред предпочел тебе другую…

– Нет, дядя! – возразила Полина. – Я только считаю, что лучше неверность до брака, чем после него!

– Конечно! – одобрил барон. – Вот почему не следует спешить с клятвами, потому что ревность приходит раньше клятв, что видно на твоем управляющем! Представь, его не смущало, что он выслеживает влюбленную парочку, о которой у нас с тобой шла речь…

Молодая девушка порывисто обернулась к барону.

– Ты говоришь об управляющем? – быстро спросила она. – Разве он тоже наблюдал за Гедвигой Мейнерт?

– О, еще как! – рассмеялся Рихард. – Он наблюдал с большим интересов, чем я! И едва сдерживал свой гнев, когда парочка шла полем! Его мрачный вид говорил о том, что это происшествие его крайне расстроило… Но если он имеет виды на сердечко этой маленькой волшебницы, то мне его от души жаль!

– Мне также жаль его! – проговорила Полина, бросив исподтишка взгляд на барона, словно желая убедиться, какое впечатление произведут ее слова на него…

– Мне жаль его, – повторила она, – потому что мне кажется, она очень дорога ему!…

Сказав, Полина опустила голову, и личико ее стало серьезным, утратив лучезарность.

За дверью послышался легкий шорох, словно скреблась собака.

Полина поспешно встала и открыла дверь, в которую грациозными скачками вбежала прекрасная охотничья собака, и, визжа от радости, бросилась к молодой девушке.

Барон удивленно смотрел на собаку.

– Это умное животное принадлежит управляющему, – пояснила Полина, проводя рукой по лоснящейся шерсти собаки.

– До меня в этой комнате жил господин этой, хорошо выдрессированной, собаки! И умное животное оказалось настолько чутким, что не забывает сюда дороги, видя, что ее здесь встречает радушный прием!

– Вот как? – глубокомысленно заметил барон, оглядывая комнату. – Для управляющего нельзя подыскать более подходящей комнаты! Отсюда он мог окинуть взглядом одним сразу все владения! А вот ты могла бы для себя выбрать другую комнату, гораздо более удобную, чем эта! Ты же любишь природу, и твои владения изобилуют живописными ландшафтами! Отсюда же не видно красот природы: ни цветов, ни зелени, ни гор!

– Но здесь мне очень удобно! – попробовала запротестовать Полина.

– Но, помилуй, чем же? – возразил барон. – Сомнительное удовольствие слушать шум хозяйственной сумятицы. Да и смотреть на это маленькое, обветшалое строение, что напротив – тоже мало приятного!

Полина что-то хотела ответить барону, как в комнату вошел слуга с докладом, что управляющий просит принять его по срочному делу.

– Я могу принять господина Геллига!… Просите его сюда! – приказала Полина.

В следующую минуту в дверях комнаты показался тот, о котором докладывал слуга.

Барон фон Браатц провел под кровлей замка всего одну ночь, управляющий же не пожелал явиться к вечернему чаю, за которым собирались все обитатели замка. Вследствие этого барон не был знаком с ним и не знал, что его фамилия Геллиг. Теперь наступила возможность познакомиться ему с управляющим Полины.

Когда молодая девушка представила мужчин друг другу, ее опекун сдержанно и холодно поклонился.

На Геллига имя человека, стоявшего перед ним, не произвело, очевидно, ни малейшего впечатления, но барон фон Браатц, услышав фамилию управляющего, быстро вскинул глазами и был настолько взволнован, что его возбуждение не ускользнуло ни от Полины, ни от ее опекуна.

Управляющий поспешил приступить к цели своего посещения.

– Сегодня первый день годичной четверти, – начал он, – и в кассу поступили проценты с вашего наличного капитала, – прибавил Геллиг, положив на стол несколько тяжеловесных свертков золота.

– Не потрудитесь ли вы это дело покончить с отцом? – более дружелюбно, чем всегда, заметила Полина. – В денежных операциях я совершенно беспомощна и, боюсь, что никогда не сумею привыкнуть ко всем этим серьезным делам!

– Расчет сделать нетрудно, фрейлейн! И чтобы не затруднять вас, я мог бы объясниться с вашим отцом, но вы же знаете, что по завещанию только ваша собственноручная подпись имеет значение! Так что вам самой, фрейлейн, придется подписать эти бумаги!

Полина прикусила губы.

– Хорошо, я подпишу их! – сказала она, вставая и направляясь к столу.

Барон Рихард, не спуская глаз с управляющего, вдруг обратился к нему:

– Вы не могли бы мне ответить на один вопрос, который имеет для меня большое значение?…

– К вашим услугам, милостивый государь, – последовал вежливый ответ.

– В былое время я знавал одно семейство, носившее ту же фамилию, что и вы! К тому семейству я был очень близок!… Отец был доктором в этом семействе, в деревне Н… Вы не состоите ли в родстве с ними?

– То был мой дед, – ответил коротко Геллиг, явно недружелюбным тоном.

– Боже мой, дед! Ваш дед! – вскричал барон. – Значит, я не ошибся!

Рихард ожидал, что теперь со стороны Геллига тоже посыпятся вопросы, но он ошибся; управляющий нагнулся к собаке и нежно проводил по ее ушам и голове.

– Тогда ваш отец, – снова начал барон, – был некоторое время, насколько мне известно, пастором в родной своей деревне.

– Совершенно верно, милостивый государь.

– А что с ним стало после?

– Он умер! – ответил Геллиг, растягивая слова и не поднимая головы по-прежнему.

– Умер, – как эхо, повторил барон и в волнении зашагал по комнате. – Прекрасный был человек!…

Прервав свое хождение, он остановился перед Геллигом и решительно произнес:

– Было время, когда фамилия Браатц фон Диттерргейм и Геллиг – составляли одно целое!… Ваша тетка была моя жена!…

Управляющий кивнул головой в знак согласия и барон продолжал:

– Она сама оставила меня, – сказал он, причем голос его заметно дрогнул. – И с тех пор я не имел о ней никаких сведений!… Не можете ли вы мне сказать, что с нею сталось?

– Несчастная женщина! – тихим и прочувственным голосом ответил Геллиг.

Барон пошатнулся и поднес руку к глазам.

Полина подошла к нему и нежным движением отвела его руку и прижалась к ней лицом.

– Я не знаю за собой никакой вины! – успокоил он молодую девушку. – Но скорбь моя беспредельна! – с грустью прибавил он.

Слова: „Я не знаю за собой никакой вины“, – были настолько искренними, что произвели глубокое впечатление на Геллига, и он уже без предубеждения взглянул на барона.

– Я никак не ожидал встретить вас здесь, – продолжал фон Браатц, обращаясь к управляющему. – Полина ничего не знает о несчастной катастрофе моей жизни, а ее отец, как видно, позабыл об этой печальной истории! – с горечью прибавил он. – Иначе, поверьте, если бы он написал, что вы здесь, мы бы с вами не встретились! Но раз обстоятельства так сложились, не будете ли вы так добры, поделиться со мною фактами, полными для меня огромного значения!

Манера говорить „дядюшки Рихарда“, полная добродушия и искренней откровенности, не только не допускала противоречия или недоброжелательства, наоборот, подкупала, располагая в свою пользу.

Это испытал на себе Ганс Геллиг…

Забыв свое предубеждение против аристократии и особенно против барона фон Браатц, он пошел навстречу его желаниям, почувствовав к нему симпатию и расположение.

– До обеда у меня есть неотложные занятия, – сказал Геллиг барону, – а после него – я весь к вашим услугам, барон!

– Благодарю вас! – просиял Рихард, с чувством пожимая руку управляющего.

В разговор вступила Полина.

– Ах, вы всегда так заботитесь о моих интересах! – сказала она, и на этот раз в тоне ее голоса звучала неподдельная вежливость. – Я право, не знаю, как и благодарить вас!

Управляющий слегка поклонился ей.

– В настоящую минуту дело идет скорее о ваших удовольствиях, чем о ваших интересах! – шутливо подчеркнул он. – Мне сказали, что для бала, назначенного на сегодня или на завтра, намерены сделать нападение на лес! И мне необходимо присмотреть за процедурой „грабежа с увеселительной целью“, – прибавил он с улыбкой, – а то могут поломать питомники.

Полина сделала удивленное лицо.

– Для какого бала? – спросила она. – Я ничего решительно не знаю об этом!

– Простите, если своим сообщением я невольно нарушил обаяние сюрприза, который, очевидно, готовила вам госпожа фон Герштейн! Теперь она в праве на меня разгневаться!

– Зато я буду вам крайне признательна! – сказала Полина. – Поверьте, если этот бал и был бы для меня сюрпризом, то очень неприятным!

Управляющий с недоумением посмотрел на нее, и Полина поспешила пояснить:

– Г-жа фон Герштейн всегда стремится доставить мне удовольствие, за что я ей очень благодарна! Но в данном случае она забыла о том, что этот дом в настоящее время – дом скорби и воздыхания! Со дня смерти господина Ридинга не прошло еще и трех месяцев. И если мы, никогда не знавшие его, не можем сожалеть о нем, то найдутся здесь и такие сердца, которые обливаются, быть может, кровью при печальном воспоминании о нем!… Приятно ли им будет столкнуться с таким пренебрежительным отношением к святейшему из чувств, как импровизация какого-то бала?!

Геллиг внимал этим речам с чувством приятного изумления. И подобно тому, как тает снег под лучами вешнего солнца, таяла в нем неприступная холодность под влиянием теплых и задушевных слов Полины…

Он бросил невольный взгляд удивления на молодую девушку, запавший в глубину ее сердца, радостно дрогнувшего, словно в предчувствии какого-то нового, еще не испытанного ею, чувства.

Впрочем, молодой человек тотчас же овладел собой и уже спокойно-деловитым тоном спросил Полину:

– Какое же будет ваше распоряжение, фрейлейн, относительно бала?… Не пожелаете ли вы отменить приказание госпожи фон Герштейн, опираясь на свои права?

– Мои права тут ни при чем, – ответила Полина, – я отменю это распоряжение в интересах самой госпожи фон Герштейн! Но не предупреждайте ее, я сама поговорю с нею и поблагодарю за внимание ко мне! А вас я только попрошу уведомить людей об отмене первоначального распоряжения.

– Хорошо, я их уведомлю! – сказал Геллиг, и непривычная мягкость звучала в его грудном, выразительном голосе, что заставило смутиться Полину, и на прощальное приветствие опекуна она еле слышно ответила.

После ухода управляющего барон тоже удалился к себе, и Полина осталась одна. Долго сидела она, задумавшись, у окна, рассеянно глядя, как старый Антон перед дверьми флигеля чистил винтовку своего барина.

Затем, словно пробудившись от сладострастного сновидения, она встала и, взглянув на себя мимоходом в зеркало, вслух сказала:

– Пора одеваться!

На Полине был утренний туалет.

На прекрасно обставленной террасе, выходившей из замка прямо в парк, собрались все домочадцы полковника фон Герштейн.

Обед только что кончился.

Сусанна первая вышла из-за стола, подав этим пример остальным сделать то же самое.

Управляющий, поднявшись вместе со всеми, сделал общий поклон и хотел удалиться, когда госпожа фон Герштейн обратилась к нему со словами:

– Геллиг, останьтесь сегодня в нашем семейном кружке ради интимной беседы!

Геллиг, прежде чем ответить, мельком взглянул на Полину и, увидев одобрение в ее глазах, согласился на просьбу дамы.

С того времени, когда Полина с тактичностью нежного и чувствительного сердца отнеслась с таким вниманием к памяти и трауру по его покойном друге, заменявшем ему при жизни отца, Ганс иными глазами стал смотреть на нее. Она представлялась ему в совершенно новом и чрезвычайно благоприятном освещении! И Ганс стал к ней относиться с большим расположением, которое его самого благодетельно согревало.

Сама Полина тоже совершенно изменила отношение к опекуну.

С приездом дядюшки Рихарда она обрела уверенность, что ее безотрадное существование среди чуждых ей и несимпатичных людей кончилось! У нее была твердая опора в старике-бароне, надежно охраняющем свою любимицу от жизненных невзгод. Неподдельный, живой юмор дядюшки Рихарда вызывал отголосок веселости в груди молодой девушки, с лица которой почти совершенно исчезла мрачная черточка, так портившая его обаятельную прелесть.

С того дня, когда барон познакомился с Геллигом, а затем имел с ним долгую беседу во флигеле, между мужчинами установились своеобразные отношения.

Когда барон вышел из дома управляющего, Полина заметила, что он был сильно взволнован и растроган. Очевидно, это было следствием серьезного разговора. Но какого рода беседа происходила между бароном и управляющим?

Все это очень интересовало Полину, знавшую историю кратковременной и печальной семейной жизни дяди только из отрывочных рассказов ее отца, причем из слов отца Полина могла только вынести впечатление, что „супруги фон Браатц не сошлись характерами“. Не мог, мол, барон ужиться с мещанкой!