Джиллиан Карр - Из жизни звезд

— Ева! — янтарные глаза Максин смотрела на нее серьезно и даже требовательно. — Как вы на самом деле себя чувствуете?

— Время излечит любую травму… Я рада, что осталась жива, — она поставила стакан на маленький столик. — Вы знаете, Максин, ваши наставления спасли мне жизнь. Я буду благодарна вам до конца дней своих.

— Моя заслуга в этом невелика. Просто вы сами были умницей, не потеряли голову.

— Всякий раз, когда отчаяние, казалось, вот-вот возьмет верх надо мной, я напоминала себе то, что вы говорили.

— Теперь надо уповать на время, которое излечивает.

Максин что-то черкнула на обороте своей визитной карточки.

— Ева, вот номер телефона в Нью-Йорке организации помощи пострадавшим. Возможно, вы захотите связаться с ними, когда вернетесь домой. Люди, сами прошедшие через испытание, легче находят общий язык.

В этот момент в воздухе просвистел волан и плюхнулся в запотевший стакан с соком. Холодные брызги окатили ноги Евы, и она ахнула от неожиданности.

— Простите! — знаками показал находящийся в бассейне мужчина, затем рассмеялся и крикнул: — Простите пожалуйста! — он вышел из воды и подошел к шезлонгу Евы.

— Мы, кажется, несколько увлеклись.

Ева полотенцем промокала капли сока на ногах.

— Ничего страшного, — она задумчиво посмотрела на Максин, которая убирала бумаги в сумку. — Это не самая сложная ситуация, в которые я попадаю в последнюю неделю.

— Я слыхал об этом, — серьезно сказал мужчина. В его внимательных глазах читалось сочувствие. И еще, пожалуй, затаенная тоска. Но она тут же исчезла, когда он протянул руку и представился:

— Я Эндрю Леонетти, старинный друг Тери Метьюз.

Ева представила ему Максин, но та, сославшись на необходимость встречи с Моникой Д’Арси, оставила их, добавив, что будет держать с Евой связь.

Ева положила солнцезащитные очки в сумку и аккуратно свернула прямоугольником влажное полотенце. Эндрю Леонетти посмотрел, как мальчик нырнул с вышки и сказал:

— Вам выпало суровое испытание, мисс Хэмел. Не каждый способен выдержать его и не потерять голову.

Как ни странно, Ева восприняла слова незнакомца без малейшего раздражения — они были сказаны негромко и очень проникновенно. Пронаблюдав за тем, как мальчик лихо прыгнул с вышки, сделав сальто в воздухе, она медленно сказала:

— Видно, мне суждено жить долго. Я веду свой род от скандинавов… И потом, — неожиданно добавила она, — я беременна и все время думала о ребенке, о том, чтобы с ним ничего не случилось.

Почему она сообщила незнакомцу такую интимную подробность? Было что-то располагающее в этом высоком светловолосом мужчине, который присматривал за мальчиком Тери. Слова вырвались у Евы совершенно непроизвольно.

Он внимательно посмотрел на нее. Взгляд его был теплым и спокойным, в нем, слава Богу, не было жалости. И в то же время Еве показалось, что он заглянул ей в душу, увидел ее тревоги, надежды и муки.

— Удивительно, как в детях проявляется все самое лучшее, что свойственно людям, — сказал он улыбаясь. — Мы с Адамом собираемся позавтракать в Зеленом ресторане. Не хотите присоединиться к нам?

Ева заколебалась. На мгновение ей захотелось оказаться в компании этого располагающего к себе мужчины и худощавого мальчика в плавках с изображением черепахи, чтобы забыть о Билли Шиэрзе, Нико, Марго и прочем хотя бы на полчаса.

Однако она покачала головой.

— Благодарю вас, но у меня плохо с аппетитом в последние дни, и я боюсь, что окажусь неподходящей компанией для вас.

— Некомпанейский человек. — Эндрю Леонетти усмехнулся. — В общем, я вас понимаю. Это, конечно, место не для гурманов. Но если вы вдруг передумаете, помните, где можно нас найти.

С помощью нескольких жестов Эндрю позвал Адама из бассейна, накрыл полотенцем его плечи, и по петляющей тропе они направились в сторону курзала.

Ева двинулась было к себе, но внезапно остановилась.

— Эндрю! — крикнула она, и Леонетти остановился в тени деревьев. — Если вы сегодня собираетесь ехать в больницу, я готова составить вам компанию. Мне тоже хочется повидать Тери.

— В три часа, — крикнул он, прикрываясь рукой от солнца. — Это часы посещения для детей. Увидимся на остановке такси.

— Я сегодня с утра несколько часов катался на велосипеде с Адамом, — сказал Брайен, ища глазами место, чтобы положить коробку с орешками в шоколаде, которую он принес для Тери.

— Ну и как? — она посмотрела на него, не донеся шоколад до рта.

— Кажется, мои труды по изучению знаков не пропали даром. Мы прервались, чтобы попить кока-колы, и у нас был интересный разговор о галерее видеоигр и о задачках по математике. — Он сел рядом и улыбнулся. — Ты знаешь, Тери, по-моему, я ему нравлюсь. Я думаю, что все будет хорошо.

Тери сунула шоколад в рот и откинулась на белоснежные подушки.

— У ребенка, должно быть, хороший вкус. Он идет по стопам матери.

Вошла сестра, смерила температуру, проверила пульс и отметила в карте, прикрепленной к металлическому столбику у кровати, и снова удалилась.

Тери посмотрела в окно на бирюзовое небо.

«Удивительно, когда ты принимаешь правильное решение, то испытываешь удовлетворение. Я поступила правильно. Эндрю — часть моего прошлого. Брайен — мое будущее».

Тери чувствовала его взгляд на себе, но когда посмотрела в его сторону, Брайен стал стряхивать воображаемые пылинки с джинсов. Прокашлявшись, он сказал:

— Я сегодня разговаривал с Эндрю. Он в конце недели уезжает в Аризону. К тому времени Адам будет официально наш. — Брайен перевел дыхание. — Я сказал ему, что хочу усыновить Адама… Знаешь, Тери, я не хочу, чтобы Адам чувствовал себя изгоем судьбы среди детей, которые у нас появятся.

Тери кивнула, взгляд ее потеплел, а сердце было слишком переполнено чувствами, чтобы она могла что-то сказать.

— У Эндрю есть опасения. Он хочет все обдумать, — говоря это, Брайен разглаживал пальцами простыню. — И он хочет, чтобы Адам знал правду о том, что Эндрю — его родной отец. И чтобы Адам мог бывать с ним летом во время каникул, вот так как сейчас… Что ты думаешь по этому поводу?

— Думаю, что я знаю, за что так люблю тебя, Брайен Михаэльсон, — прошептала Тери, потянувшись к его руке. Она сжала ее и прильнула к щеке. — И я думаю, что мне пора отправляться домой и начинать по-настоящему планировать нашу совместную жизнь… Со дня свадьбы.

— О, — улыбнулся Брайен. — Это мне кое о чем напомнило.

У Брайена в глазах сверкнули озорные искорки. Тери с подозрением посмотрела на него.

— Ну, что еще?

— Разговаривал сегодня с Тиной. Знаешь, Жози встретила внука Хильды, Фрэнка, на рождественском вечере. Он служит во флоте и приехал в отпуск. Через две недели бедняге предстоит уезжать в Германию. И угадай, кто с ним собирается ехать? Вот именно — Жози!

Брайен засмеялся, увидев растерянное выражение лица Тери.

— Так что теперь тебе придется искать новую подружку невесты, малышка. Auf Wiedersehen[16], Жози!

Да, да, да, да! — хотя Моника держала трубку на расстоянии вытянутой руки, тирада Ричарда отдавалась эхом в ее ушах.

За окном Ана и Джон Фаррелл позировали перед камерой, идя под руку по узенькому подвесному мостику через ручей. Сзади Мими взбивала шлейф свадебного платья Аны — облако атласа и кружев. Перила мостика были украшены голубыми лентами и гирляндами белых и красных роз — и все это на фоне миниводопада.

— Направьте свой взгляд чуть левее, сенатор, — услышала Моника голос Антонио, после чего ее внимание снова переключилось на рокочущие раскаты голоса Ричарда.

— Я намерена так или иначе спасти этот проклятый номер, — наконец вклинилась она, приблизив трубку. — Кейтс и Фаррелл делают все так, как мы договорились. Я еще не решила, как поступить с Евой и Нико, — дай мне время подумать. Пока я не получу гранки, я не знаю, какие группы снимков нам придется исключить. Ричард, пошли ты в задницу этого Макартура! Если у тебя не хватает мужества, я сделаю это сама! И пусть водят за нос кого-нибудь другого! А ты скажи в отделе распространения, чтобы расширили склад для приема тиража, потому что это будет самый сенсационный, самый читаемый номер за все время существования журнала!

Моника бросила трубку и достала сигарету. Она посмотрела на заваленный стол своего временного офиса. Ее взгляд остановился на заголовке в газете, которую оставила Максин Гудмен.

Убит мужчина из западного Голливуда.

Заметка занимала три абзаца и была помещена на одиннадцатой странице, но она привлекла внимание Моники. Как и имя жертвы: Эрик Ганн.

«Интересно, знает ли об этом Ана? — подумала Моника. И тут же внутренний голос подсказал: — Конечно же, знает».

Она бросила газету в мусорную корзину и села за письменный стол. Она вызвала в памяти образ Эрика Ганна, наклонившегося над Аной возле бассейна, и вдруг ощутила холодок в позвоночнике.

«Ладно, мисс Исчезнувшая Кейтс, я не буду задавать тебе вопросов, и ты не будешь мне врать. Но я уверена, что новый год у тебя начался бурно».

Моника взглянула на Ану и Джона. Они ворковали перед камерой Антонио под радугой, которая висела над водопадом, и казались беспечными и беззаботными.

Она не станет размышлять о том, знает ли Джон Фаррелл что-либо о личности Ганна. Она не позволит себе думать об этом.

Это была не ее забота.

А вот журнал — это ее забота. Моника выдвинула ящик письменного стола и извлекла оттуда листы бумаги и отточенные карандаши. На первом листе сверху она написала: Новые статьи для июньского номера:

1. Что делать, когда жизнь рушится, а жених сводит тебя с ума?

«Позвонить маме».

— Mon Dieu[17], Моника! Я не перестаю думать о том ужасном человеке, который всем вам принес столько бед! Если бы я не услышала твой голос, я бы не поверила, что с тобой все в порядке после такого кошмара. А как сейчас? Скажи мне, petite, когда ты приедешь?

— Завтра, maman…

Мирей уловила колебания в голосе Моники и мгновенно спросила:

— Что-то не в порядке, дорогая?

— Да нет, все хорошо… Просто я хотела услышать твой голос.

— Что-то с Ричардом?

— Конечно же нет! Я только что разговаривала с ним. Он передает тебе привет.

«Разве грешно соврать матери, если это ее успокоит?»

— Гм…

— Я очень скоро увижу тебя. Не надо беспокоиться. Maman…

— Да, petite?

— А Пит Ламберт закончил окраску террасы?

— Да, еще до отъезда. С тех пор мы его не видели.

«До отъезда?»

— Ты знаешь, я не дождусь, когда увижу террасу, — медленно произнесла Моника. — А ты в курсе, куда Пит уехал? — она попыталась спросить это как можно более безразличным тоном.

— С каких пор это тебя интересуют приезды и отъезды мистера Ламберта? — не без лукавства спросила Мирей.

Моника почувствовала, что краснеет, а тем временем мать продолжала:

— Он сказал, что сделал все, что должен был сделать с усадьбой Паркеров. А перед отъездом он принес мне домашний имбирный торт и подарил красивую шелковую шаль. Моника, ты бы только видела ее! У него такой тонкий вкус! А Дороти он преподнес очаровательную брошь. Да, а я говорила тебе, — Моника почти представила смешинки в глазах матери, — что он для тебя оставил пакет под деревом?

Моника подавила в себе подступившую волну радости. Интересно, что мог оставить Пит Ламберт для нее? Ящик гвоздей или щетки с монограммами?

Моника сдержала улыбку и будничным тоном сказала:

— Как мило, maman… А сейчас мне надо как-то спасать июньский номер…

Скоро увидимся.

«Как-нибудь… Без Евы и Нико… С минимальными количеством снимков Аны и Джона. С невестой Золушкой, подстреленной маньяком. Это вызовет огромный интерес».

Моника что-то чертила и писала на листке, машинально трогая браслет с бриллиантами, подаренный ей Ричардом на Рождество. И грызла ластик на конце карандаша.

Наконец она написала: Костнер, Тейлор, Бринкли, Эстевеу, Уиллис, Шрайвер…

Список все рос, пока число фамилий не достигло пятидесяти.

К моменту возвращения Евы в свою квартиру в Манхэттене Клара уничтожила в ней все следы Билли Шиэрза, а также Нико Чезароне.

Однако письма от него шли беспрерывно. Ева возвращала их нераспечатанными и отказывалась отвечать на его звонки.

«Он разбил мое сердце, но ему не удастся сломить мою волю», — сказала себе Ева.

Несмотря на то, что он совершил по отношению к ней, она была уверена, что он не лишит ее ребенка. Она дала подробнейшие указания своим адвокатам и занялась проектированием детской комнаты и чтением писем докторов Бразелтона и Спока.