Моника готова была швырнуть бумаги в лицо Шенны, но что-то удержало ее. Она вгляделась в графу о родителях.

Жиро?

Моника перечитала документ. Жак Д’Арси вообще там не упоминался.

Здесь была какая-то ошибка. Ее отцом был назван Пьер Жиро, землевладелец.

Землевладелец Пьер Жиро… Но ведь… Но ведь он был графом де Шевалье!

Что?!

«Maman, почему ты никогда не говорила об этом? Все эти годы ты молча смотрела на мой маскарад, а правда заключается в том, что граф де Шевалье — мой отец! Если я и не графиня в полном смысле этого слова, то где-то очень близко к тому!»

Миллион вопросов пронесся у Моники в голове, но она смогла лишь воскликнуть:

— Merci, мисс Мальгрю! — Широко улыбнувшись, она прижала бумаги к груди. — Если бы ты не поленилась навести справки, ты бы узнала, что Пьер Жиро — это имя графа де Шевалье, моего отца. Быть незаконнорожденной в наши дни не считается позором. Позорно быть такой набитой дурой, в чем ты сейчас собственноручно и расписалась… А теперь ты сама выметешься отсюда или мне позвать охрану?

Шенна смотрела на нее, выпучив глаза, и было такое впечатление, что она сошла с ума.

В дверь просунула голову Линда.

— Совещание начнется в пять часов, мисс Д’Арси… Может быть, подать кофе?

— К черту кофе! Вина на стол! Большую бутыль! У нас сегодня праздник! — она положила бумаги в ящик письменного стола, заперла его и сунула ключ в карман. Не обращая внимания на Шенну, которая остолбенело застыла в центре комнаты, Моника взяла июньский номер журнала, испытав прилив глубочайшего удовлетворения.

Она сделала номер. Она вытащила его! И одержала внушительную победу над Шенной!

Моника с гордостью рассматривала журнал, с обложки которого смотрела похожая на принцессу Тери Михаэльсон, внутри было описание ее свадьбы.

На первой полосе крупными буквами давался анонс:

Свадебные советы пятидесяти знаменитостей!

И это было блестящей находкой Моники.

Чтобы компенсировать потерю Евы и Нико для журнала, Моника обратилась к голливудским кинозвездам высказать свои соображения об идеальной свадьбе, что они и сделали, передав журналу никогда ранее не публиковавшиеся фотографии свадебных торжеств и своего времяпровождения в период медового месяца.

Разворот журнала украшали блистательно сделанные гавайские снимки Аны и Джона, Тери и Брайена, ее самой с Ричардом. Следы Евы и Нико были тщательно заретушированы. Мысли пятидесяти знаменитостей, драма, разыгравшаяся на Мауи, — все вместе сыграло свою роль, и тираж журнала подскочил до астрономической цифры.

Удивительно, что головная боль у Моники внезапно прошла. Шенна мешкала с уходом — было такое впечатление, что она искала пули для оружия, которое оказалось незаряженным.

Моника направилась к двери.

— Ты знаешь, дорогая, — сказала она, взявшись за дверную ручку, — я уже давно хотела тебе сказать одну вещь. Макияж как-то в состоянии облагородить твою внешность, но никакие парижские духи не облагораживают кусок говна.

Она вышла раньше, чем Шенна сумела найти хоть какой-нибудь ответ. Стоя в дверях, Линда сурово сказала:

— Если у вас нет другого дела, мисс Мальгрю…

Шенна хлопнула крышкой портфеля, вылетела из офиса и пронеслась по вестибюлю, не взглянув ни на кого из своих бывших сотрудников.

Кое-кто из присутствующих при этой сцене уверял, что было слышно, как у нее скрипели зубы.

Глава тридцать шестая

Жара была прямо-таки невыносимая. Лишь полощущиеся холщовые тенты, натянутые над ранчо Арни, хоть как-то защищали от безжалостных лучей июльского солнца. Пробки в знак протеста преждевременно вылетали из бутылок с шампанским.

Хотя официанты в смокингах подносили их в красных, белых и голубых ванночках со льдом, лед, однако, на глазах таял, и бутылки очень скоро оказывались в тепловатой воде.

Здесь были все. Прием напоминал праздник по случаю присуждения наград или официальный обед в Белом доме. Джулия Робертс, в элегантном, подчеркивающем фигуру красном платье из муара, Поль Ньюмен и Джоан Вудворд беседовали с Сильвестром Сталлоне возле купального бассейна. Дастин Хоффман, Роберт де Ниро и Френсис Форд Копио отдавали дань шашлыку и белужьей икре. К ним затем присоединились Хиллари Клинтон и Джин Фитцпатрик.

Прислуга сновала по горным дорогам, паркуя «джипы», «мерседесы», «вайпры» и «роллс-ройсы».

Официанты протискивались сквозь толпу, предлагая всевозможные деликатесы, в то время как из многочисленных громкоговорителей лились мелодии Элтона Джона.

Ана находилась в номере для гостей. В своем платье — настоящем шедевре Ангелины — она напоминала принцессу из волшебной сказки. Пока Луиза вплетала белые гардении в ее волосы, Ана трепетала от возбуждения. Ее пугало, что она впервые на своей памяти нервничала до такой степени, что могла забыть свою роль.

«Я люблю… Я люблю тебя, Джон Фаррелл. Больше, чем что-либо или кого-либо на свете».

Вчера вечером при луне Джон затеял с ней в бассейне Арни любовную игру. Когда вода скрыла их плечи, он спрятал лицо в ее мокрых волосах и сказал:

— Знаешь, Арни уговорил меня сыграть эпизодическую роль в картине, в которой ты снимаешься с Костнером.

Ана вопросительно посмотрела на его слабо освещенное луной лицо.

— Я буду играть судью, который приготавливает тебя к тюремному заключению в самом начале фильма.

Ана засмеялась.

— Смотри, не попади впросак. Вдруг какая-нибудь сумасбродная комедия ударит по твоей карьере… Или ты хочешь присматривать за мной, когда я буду играть любовные сцены с Кевином? — лукаво спросила она.

— Ну, эта мысль не приходила мне в голову…

— Джонни…

— Гм? — промычал он, прижимая ее к себе.

— Не забрасывай свою каждодневную работу.

Она брызнула на Джона водой, и он окунул ее с головой. Смех огласил окрестности.

Они резвились до утра, счастливые тем, что вместе, что могут обнимать друг друга.

— Готово, — сказала Луиза, отступая назад и любуясь вплетенными в волосы цветами. Ана посмотрела на свое отражение в трельяже. Идеально!

Луиза подала ей небольшую кружевную подвязку.

— Эта вещь принадлежала моей матери. Она вышла замуж за моего отца сорок пять лет назад. Это сувенир на счастье.

— Спасибо, — Ана приподняла пышную юбку, чтобы Луиза могла водрузить подвязку на место.

— Надо поторопиться, — напомнила Луиза. — Камеры будут включены через десять минут.

— Я как раз успею, — пообещала Ана. Когда Луиза удалилась, Ана взяла маленькую шкатулку и вынула из нее выцветшую фотографию. Она ласково улыбнулась изображению. — Ты говорила, что если иметь мечту и упорно трудиться, мечта может сбыться, какой бы невероятной она ни казалась. Бабушка, ты была абсолютно права!

Какое-то время она подержала фотографию на груди, затем положила ее на столик перед зеркалом. Старыми выцветшими глазами бабушка наблюдала за тем, как внучка вдевала в уши жемчужные серьги-слезки и такое же ожерелье, которые она привезла из Теннеси, — единственную память о бабушке.

— Ну вот, теперь все.

Она в последний раз посмотрела в зеркало и направилась к лестнице, туда, где с минуты на минуту должны были включиться юпитеры.


Ричард держал руку Моники в своей. Они пробирались через толпу к танцевальной площадке. Как всегда, Ричард в течение всего банкета занимался деловыми переговорами.

— В ближайшие десять минут ты будешь принадлежать мне, — объявила ему Моника, тряхнув головой. Оркестр играл что-то очень задорное, и, несмотря на изнурительную дневную жару, гости, кажется, забыли обо всем, кроме музыки.

Когда они достигли танцевальной площадки, быстрый танец сменился спокойной плавной мелодией, и Моника поплыла в объятиях Ричарда. Они медленно двигались вдвоем до тех пор, пока Ричард не заметил Теда Тернера, прогуливающегося по газону.

— Это Тед… Мо, подожди секунду… Я думаю о его предложении, и у меня к нему ряд вопросов.

Моника осталась стоять, словно истукан, на танцевальной площадке, глядя в спину удаляющемуся Ричарду. Кто-то дотронулся до ее руки. Это оказался жених.

— А ваш большой день, кажется, придет через несколько недель? — спросил Джон Фаррелл.

— Боюсь, что будет трудно тягаться с тем, что я вижу здесь. Изумительный вечер, сенатор! — Моника отвечала машинально, и, несмотря на вежливую улыбку, в ней все еще клокотал гнев.

«Джон Фаррелл ведет себя истинно по-джентльменски», — подумала Моника. Он продолжал легкую беседу, давая ей возможность прийти в себя после того, как Ричард оставил ее одну на танцевальной площадке. Фаррелл удивительно своевременно пришел ей на помощь.

— Нам нужно успеть вернуться из Кэп Феррата, чтобы успеть поднять бокалы за вас на вашей свадьбе, графиня, — сказал он, и это прозвучало у него так же естественно, как естественно он сопровождал ее. — Мы с Аной непременно будем у вас, — серо-голубые глаза его блеснули. — В конце концов, разве все это не идеальные свадьбы сезона?

Эти мимоходом сказанные слова засели в голове Моники. Идеальные свадьбы… Моя идеальная свадьба… Должна быть таковой.

Что-то, имеющее отношение к свадебным заботам, продолжало беспокоить Монику, хотя, казалось бы, каждая деталь была продумана. Она намеревалась оставшиеся несколько недель посвятить отдыху, поручив Линде вести дела с фирмой, обслуживающей свадьбы. Все было под контролем. И Монике не оставалось ничего другого, как безмятежно провести несколько дней дома с maman. Это будет ее последняя поездка в загородный дом в качестве незамужней женщины.

Почему же ее так неотступно преследовало чувство, что она что-то не сделала?

Моника снова мысленно прошлась по всем пунктам, не пропуская ни единой детали. Внешне все казалось в полном порядке. Однако беспокойство ее не проходило.

Через час она столкнулась с Ричардом в баре возле бассейна.

— Какая приятная встреча, — холодно сказала она, проходя мимо.

— Коктейль для дамы, — приказал Ричард бармену и взял ее за руку. — Мо, ты как никто другой должна знать, как я решаю дела. Кстати, это и в интересах твоего будущего, — он подал ей коктейль, но его глаза уже выискивали кого-то в толпе. — Не надо дуться, это так не похоже на тебя, графиня. — Прежде чем она успела что-то ответить, он подтолкнул ее вперед. — Приготовь свою миллионодолларовую улыбку. Я хочу, чтобы ты кое с кем пообщалась.

«Кого-то хочет сразить моим титулом», — устало подумала она и неожиданно разозлилась на себя. Ей нравился напор Ричарда, его железная решимость и настойчивость. Ей нравилось быть частью его команды. Это был поэт, артист бизнеса, ему не было в этом равных. Когда она успела позабыть правила игры? Она сосчитала до десяти, погасила раздражение и напомнила себе, как сильно она любит Ричарда.

— Покажи объект, босс, но знай, что ты должен мне еще один танец.

Ричард подмигнул ей и легонько поцеловал в нос.

— Можешь считать, сделка состоялась, моя красавица! Но сперва надо поговорить с шейхом Абу ибн Хассаном.

Глава тридцать седьмая

Моника поставила на поднос чай, блюдце с лимоном, положила булочку и понесла все это в солнечную спальню матери. Она остановилась в дверях, пораженная тем, с каким интересом мать изучает последний выпуск журнала «Мода».

Даже сейчас, когда мать болела и у нее сильно ухудшилось зрение, она не потеряла интереса к новинкам моды. Глядя на ее лицо, Моника вспомнила, как часто, возвращаясь из школы домой, она заставала мать за таким же занятием. Только тогда maman могла воплотить свои замыслы в реальность с помощью иглы и материи. Сейчас же ей с трудом удавалось отхлебнуть без чьей-то помощи чай да поднести ко рту булочку.

Моника с болью и нежностью смотрела на лежащую в кровати женщину, которая прожила тяжелую и одинокую жизнь. Она попыталась представить мать молодой, любящей графа де Шевалье и отдающей себе отчет в том, что он никогда не будет ей принадлежать. После бурного визита Шенны в офис Моника досконально изучила вопрос, и Мирей наконец рассказала всю историю рождения Моники.

Глаза Мирей увлажнились, когда дочь показала ей документы. Они сидели в тот вечер на террасе перед камином.

— Да, petite, Пьер Жиро был твоим отцом… Я давно хотела рассказать тебе, но стеснялась и боялась, что ты не поймешь меня. А вот сейчас позволь мне все объяснить… Вот ты придумала себе титул, а ведь ты и в самом деле графиня…

Они проговорили всю ночь. Лицо Мирей помолодело и просветлело, когда она рассказывала историю своей давней любви. Как выяснилось, брак матери с Жаком Д’Арси был ни чем иным, как попыткой избежать монастыря. Этот беспутный пьянчуга с блуждающими глазами был гораздо старше ее. Напившись, он жестоко избивал ее. Однажды граф де Шевалье застал Мирей на рабочем месте в слезах и с синяками на лице. Разъяренный граф лично разыскал Жака, задал ему взбучку и выгнал вон. С тех пор Мирей ничего о нем не слыхала, зато ее регулярно стал навещать граф.