Максин к тому времени успела натянуть вторую пару перчаток.

— Я понимаю, что конверт прошел через многие руки, но здесь кто-нибудь, кроме вас, трогал его?

— Нет.

— Хорошо. Мне нужны отпечатки ваших пальцев для сравнения.

Лоскут золотистого ламе сверкнул на солнце, когда Максин вынула его вместе с единственным листком разлинованной зеленой бумаги. Прищурившись, она прочитала:

«Хорошенькое платье хорошенькой девочки. Но мне очень хочется узнать, как ты выглядишь голенькой. Когда-нибудь я это выясню. Билли Шиэрз».

Максин внимательно изучила мелкие, аккуратные буковки подписи. Билли Шиэрз. Остряк. В глаза Максин сразу же бросилась двойная завитушка внизу буквы «з». И еще: имя показалось ей знакомым. Она не могла припомнить, где его слышала, но она готова была спорить на трехкаратовый сапфир, который сверкал на пальце Евы Хэмел, что Ронсон найдет это имя в своем компьютере.

— А первое письмо было подписано тем же именем?

— Да. Билли Шиэрз. И мне запомнилась завитушка на последней букве.

— Постарайтесь как можно точнее вспомнить, что было написано в первом послании. — Максин внимательно наблюдала за выражением лица Евы.

— Я помню абсолютно точно. Эти слова врезались мне в память. — Ева шагнула к диванчику, где Беспризорница грелась на солнце. Она подняла ее и прижала к плечу. — Там было написано: «Я уверен, что в постели ты такая же зажигательная, как и в этом платье. Когда-нибудь я это выясню».

В комнате воцарилась тишина. Слышно было лишь, как мурлычит кошка да шуршит лента монитора. Ева снова села в кресло напротив мисс Гудмен.

— Меня бросает в дрожь при мысли, что этот тип бывает настолько близко от меня, что может незаметно отрезать лоскут от платья.

— Подобные типы обычно очень умны, чуть ли не гениальны. Я не хочу вас запугивать, Ева, но именно по этой причине они очень опасны. — Максин увидела, как потемнели от страха глаза Евы. Она быстро добавила: — Я не говорю, что этот тип — насильник. Этого я пока не знаю, так же как и вы, поэтому не будем преувеличивать опасность. Возможно, он просто хочет запугать вас. Некоторые люди испытывают удовольствие от того, что имеют психологическую власть над знаменитостями, что они как бы в родстве с ними, могут влиять на них, и часто удовлетворяются возбуждением от этого.

— Но не всегда, — возразила Ева. Беспризорница, устав от ласк, соскочила с колен и снова направилась на освещенный солнцем диван. Ева стряхнула приставшую шерсть кошки с белой шелковой блузы и колен и выжидающе посмотрела на собеседницу.

— Не всегда, — ровным тоном подтвердила Максин. — Она спокойно встретила тревожный взгляд Евы. — Некоторые из таких типов действуют в полном соответствии со своими агрессивными фантазиями. Но у нас пока слишком мало информации, чтобы строить обоснованные предположения. Мы даже не знаем точно, мужчина это или женщина… Но мы непременно узнаем. — Она ободряюще улыбнулась, однако за этой улыбкой скрывалась стальная холодность в ее глазах. Впервые после возвращения из Лондона от Нико Ева почувствовала, что находится под защитой. Обратившись в службу обеспечения личной безопасности, она сделала первый шаг к тому, чтобы выиграть этот матч нервов. И Максин Гудмен будет ее гладиатором.

— Пусть Ронсон сравнит все отпечатки пальцев на страницах, — сказала Максин в магнитофон. Затем в течение получаса она изучала распорядок дня Евы, записи в журнале, фамилии служащих, выясняла, куда она сдает в чистку свою одежду и в каких магазинах покупает платья. Максин намеревалась проверить всех людей, с которыми Ева вступала в контакт, от портье дома до гримера и гардеробщика во время съемок.

Максин связалась со своим офисом и вызвала двух телохранителей, которые должны были круглосуточно находиться близ дома Евы и которых можно мгновенно вызвать, стоит лишь нажать на кнопку. Один или двое будут охранять ее в течение всего дня, но, успокоила ее Максин, Ева даже не будет подозревать об их существовании, пока у нее не возникнет нужда в них.

Телохранители Том Свенсон и Джо Тамбурелли появились еще до окончания разговора Евы и Максин. Ева улыбнулась про себя, пожимая каждому руку. Она ожидала увидеть крупных, неповоротливых людей в строгих официальных костюмах, но, к ее удивлению, перед ней предстали двое симпатичных мужчин в спортивных куртках и брюках.

Тому Свенсону на вид было лет тридцать пять, высок, широк в плечах, хорошо сложен, с копной белокурых волос и широкой улыбкой; Джо Тамбурелли было лет двадцать с лишним, с прямыми черными волосами, серыми глазами и ямкой на подбородке. Он выглядел физически хорошо накаченным. Ева внимательно всмотрелась в их лица, чтобы хорошо запомнить и затем узнавать их в толпе.

Когда Максин ушла, а телохранители заняли свои посты, Ева почувствовала себя в гораздо большей безопасности, чем все последнее время.

При расставании Максин сказала:

— Не позволяйте этому подонку мешать вам жить. Я понимаю, что это легче сказать, чем сделать, но, как правило, подобные типы так и не становятся насильниками. В ближайшие дни мы узнаем об этом Билли Шиэрзе больше, после того как проверим все окружение и проведем лабораторное исследование. А пока я оставляю вас в надежных руках. Свенсон и Тамбурелли относятся к числу моих лучших сотрудников. Если у вас появится еще одно письмо, не вскрывайте его, а немедленно свяжитесь со мной.

«Она выглядела такой уверенной», — подумала Ева, открывая холодильник и доставая диетическую соду. — Может быть, им удастся поймать этого подонка, и мне не понадобится рассказывать об этом Нико. Ему совсем ни к чему отвлекаться, когда он несется со скоростью 130 миль по сложнейшей трассе. Если повезет, то все может оказаться позади к моменту его возвращения в Нью-Йорк».


Десять дней спустя, когда Ева собралась ехать встречать прилетающего Нико, из Дулута позвонила мать и сообщила, что сейчас в Нью-Йорке Марго, приехавшая на конгресс медиков.

Ева с трудом удержалась, чтобы не бросить саркастическое «Ну и что».

— Чудесно, мама…

Она закрыла глаза и скорчила гримасу, готовая к тому, что будет сказано вслед за этим.

— Она остановилась у Пьера, — осторожно продолжала мать. — Я думаю, было бы славно, если бы вы пообедали вместе.

«Славно. Скорее мучительно», — подумала Ева.

Она давно смирилась с тем, что мать выступает миротворцем между дочерьми. Элизабет Химеляйнен всегда пыталась сгладить пристрастное отношение отца к Марго, которую он называл «красавицей и умницей». Эту блистательную девочку с обворожительной улыбкой и ямочками на щеках перевели из третьего класса сразу в пятый и в течение всех лет учебы избирали старостой класса. Ева была тихоней. Несмотря на спортивные трофеи, которыми была заставлена ее полка, она чувствовала себя человеком второго сорта в отцовском доме. И Марго такое положение вещей было вполне по душе.

Элизабет знала о непростых взаимоотношениях дочерей и подталкивала Еву к тому, чтобы она вышла из тени Марго. Однако трещина между сестрами еще больше углубилась после внезапного успеха Евы. В настоящее время Ева и Марго почти не разговаривали друг с другом, а виделись лишь тогда, когда их сводили вместе семейные обстоятельства.

— Мам, — сказала Ева как можно более ровным голосом, — если бы Марго хотела меня увидеть, неужто она не позвонила бы мне? — Она взглянула на часы. До приземления самолета оставалось пятьдесят минут.

Когда она услышала, что мама вздохнула, у нее упало сердце. Похоже, сейчас начнется лекция.

— Дорогая, я понимаю, что это нелегко, но иногда и ты должна сделать первый шаг. — Элизабет говорила тихо, но твердо. — Ты скоро выйдешь замуж. У тебя появится своя семья, и я уверена, ты всегда будешь стремиться к тому, чтобы твои дети были близки друг другу.

За тихими словами матери скрывались боль и волнение. Ева вспомнила, как часто мать, обнимая, пыталась успокоить ее.

— Я знаю, что тебе ближе твои братья, но Марго — твоя единственная сестра. Я не прошу тебя, чтобы ты изливала ей душу, но было бы замечательно, если бы вы как-то восстановили отношения до свадьбы.

Ева не представляла себе, как это сделать, но коль скоро для матери это было так важно, надо попытаться.

— Я позвоню ей вечером, — пообещала она без особого энтузиазма. — Нико возвращается сегодня из Лондона, наверное, он в эту минуту уже кружится над аэродромом Кеннеди, так что я побегу, мам, но я подумаю насчет совместного обеда.


Нико допил бренди и постучал по часам.

— Если ты не поторопишься, bambina, твоя сестра будет обедать в одиночестве.

Ева перед зеркалом надевала длинные, украшенные бриллиантами серьги. Нико затянул покрепче узел на шелковом галстуке цвета морской волны, гармонировавшем с его глазами, и стал застегивать черный костюм европейского покроя, который подчеркивал его идеальное телосложение. Как только Ева сделала шаг к стенному шкафу, Нико нетерпеливо провел рукой по волосам.

— Предупреждаю: если ты вздумаешь еще раз сменить наряд, я брошу тебя на кровать, и тогда твоей сестре придется ждать встречи со своим будущим зятем до самого завтрака.

— По мне так хоть до самой свадьбы, — ответила Ева, — продолжая с хмурым видом рассматривать себя в зеркале. Она отвергла уже два ансамбля и была не в восторге от этого, но Нико оделся уже час назад и может взорваться, как бомба, если она отвергнет и этот.

Придется смириться с этим. На ней было голубое шелковое платье в обтяжку с жакетом, отделанным разноцветным стеклярусом, простой серебряный браслет и синие туфли на шпильке. Ее янтарного цвета волосы были собраны в виде пышной короны на макушке, с которой ниспадали пышные завитки, обрамлявшие лицо. Еще чуть-чуть губной помады, решила Ева, и неверными от волнения пальцами принялась красить губы.

Испугалась собственной сестры, с отвращением подумала она. Но на самом деле Ева боялась не Марго, а того, что рядом с сестрой она будет выглядеть недостаточно умной и красивой.

Она украдкой взглянула в зеркало на Нико, задавая себе вопрос, как он отнесется к Марго. Не ослепит ли она его своим умом, не очарует ли?

«Не полиняю ли я, как обои, когда она заговорит?» Ева понимала, что это смешно. Нико любил ее и считал ее красивой. И никакая Марго не сможет затенить любовь, которая светится в его глазах.

— Готова, — провозгласила Ева в тот момент, когда Нико подошел к ней сзади, положил руки ей на талию и поцеловал в шею. От него приятно пахло бренди.

— Точно?

— Абсолютно точно… Надо пройти и через это.

Он повернул к себе ее лицо и посмотрел в глаза.

— Похоже, ты не очень любишь свою сестру, bambina? — Осторожно спросил он.

— Это она меня не любит.

— Ты говорила, что она очень ученая. Я думаю, что она просто со сдвигом.

Ева засмеялась и дотронулась до его щеки.

— Я люблю тебя.

— Я поклоняюсь тебе. — Нико поцеловал ее так крепко, что наверняка снял с губ всю помаду. Но когда Ева попыталась развернуться к зеркалу, он потащил ее к двери.

— Сделаешь это в машине, — скомандовал он.

Подождав, пока она нашла свою украшенную бисером косметичку, Нико вытолкнул ее из комнаты.

Глава пятая

Ева увидела сидящую на изящной банкетке Марго еще до того, как метрдотель провел их к освещенным свечами столикам.

«Надо максимально использовать предоставившуюся возможность», — сказала она себе. Она изобразила приветливую улыбку на лице, краем глаза видя, как головы присутствующих поворачиваются в ее сторону, пока она с Нико шла через роскошный зал.

За столом, накрытым бледно-розовой скатертью, уставленным хрусталем и фарфором, на фоне хрустальной вазы с орхидеями, в роскошном черном платье, открывающем плечи, сидела сестра. Ее короткие платинового оттенка волосы поблескивали в свете свечей. На ней было минимальное количество украшений — серебряное кольцо с рубином и стилизованные под античность серьги с ониксом и рубинами. Это было в духе Марго — быть холодной и подчеркнуто сдержанной.

— Надеюсь, вы не станете возражать, что я начала без вас, — она непринужденно показала на открытую бутылку вина. Ее бокал был наполовину пуст, зато пепельница полна окурков. — Не говори мне, пожалуйста, что ты десять раз меняла наряд, Эви, — упрекнула Марго, сверкнув опаловыми глазами. — Наш отец обычно сходил с ума, дожидаясь тебя к столу, — добавила она, ослепительно улыбаясь Нико.

— Да, ты всегда первая садилась за стол, — в тон ей сказала Ева, — и, повернувшись к Нико, закончила фразу, — конечно, после того как я помогла маме накрыть его.

«И всегда норовила поставить свой стул рядом с отцом, а я оказывалась где-то между Робом и Дереком, — подумала Ева. — И благодаря этому ты всегда могла шепнуть что-то отцу, когда на кухне поднимался шум».