Жан-Мишель Тибо - Избранница богов

Он презрительно посмотрел на взмыленную непалку, угрожающе размахивающую ножом.

– Ты лжешь! – заявил он. – Ее мать умерла год назад. Я видел ее костер.

Мишель был прирожденным воином: он мог оценить силу противника и степень его решимости вступить в схватку Эта женщина не умела обращаться с оружием, но готова была броситься в драку, как голодная собака, у которой отняли кость. Она нетвердо держалась на ногах, нож был ей не по руке. И все-таки она была настроена пролить кровь. Кровь маленькой Амии.

Сжав в руках винтовки, Дхама и сикхи готовы были оставить как минимум три дырки в теле этой фурии.

– Нельзя проливать кровь на берегу священной реки, – сказал Мишель. – Это оскорбит Гангу.

Он обращался не только к непалке, но и к своим спутникам. И искренне верил в сказанное. Он уважал богов Индии и чтил места, где они являлись людям. Уважал верования людей, в чьем окружении прожил столько лет. В мире существовало множество сил, гнев которых не стоило вызывать.

– Опусти нож, – тихо попросил он, прижимая Амию к себе. – Из уважения к душам тех, кого поглощает огонь.

Рука женщины задрожала, глаза округлились. Ему почти удалось ее убедить. Нет, это была только видимость: словно пантера, она прыгнула вперед так быстро, что ни Хирал, ни мужчины не успели ничего сделать.

Амия закричала. Удар предназначался ей. Мишель, прижав к себе девочку, крутнулся на месте, и, словно бык, от которого увернулся тореадор, Шитрита встретила на своем пути лишь пустоту. Нож ее рассек воздух. Увлекаемая собственным весом, она не смогла ни остановиться, ни удержать равновесие.

Она зацепилась через швартовы, споткнулась о закраину понтона, ударилась о корпус стоящего тут же суденышка и исчезла в темной воде.

Шитрита погрузилась в желтоватый мутный мир реки. Она не умела плавать, а в этом месте глубина достигала трех метров. Непалка коснулась илистого дна, оттолкнулась пятками, вынырнула на поверхность и попыталась уцепиться за сваю. Но дерево было скользким и покрытым водорослями. Пальцы ее раз за разом соскальзывали.

– Ганга! – позвала она.

Вода попала ей в рот, заполнила легкие. Разгневанная богиня утопила семерых своих сыновей. Без зазрения совести она поглотила и эту женщину, пытавшуюся смешать кровь девственницы со слезами самого Шивы.

Они ничего не могли сделать. Мишель готов был прыгнуть в воду, чтобы спасти несчастную, но Амия, как могла, старалась ему помешать. Непалка утонула на глазах у равнодушной толпы. Отныне ее тело будет плыть вместе с телами тех, кто не заслужил права на достойные похороны.

Маленькой девочке многое придется объяснить…

Мишель помог Амии сесть позади себя на лошадь. Девочка крепко ухватилась за него, прижалась щекой к его спине. Хирал ехала рядом, глядя на нее с состраданием. Блистательная видела в Амии себя в том же возрасте. В одиннадцать лет она была неуверенной в себе и всего боялась. Гуру принесли ее в жертву, сделав проституткой в храме Шивы. Хирал лишилась девственности в семь лет. Ужасное воспоминание, похороненное в самых глубоких тайниках памяти, теперь вернулось – мужчина, раздавливающий и удушающий ее своим весом; рана; кровь между бедер; запах благовоний, смешанный с запахом пота… Она сумела преодолеть отвращение, потому что любила Шиву. Танец спас ее, и мужчины стали преданными рабами ее талантов. Потом в ее жизни появился Мишель, она познала его любовь. В его объятиях она очистилась, стала полноценной женщиной. Его ровней. Появление этой девочки – благословение богов, Ганга послала им Амию. Отныне в их жизни открылись новые перспективы. Теперь у них с Мишелем была девочка, которую нужно воспитывать и защищать. Ей очень хотелось расспросить Амию, узнать все о ее жизни. Особенно волновал Хирал вопрос, как малышка оказалась в Варанаси.

– Где ты жила все это время, Амия?

Вопрос был задан в прошедшем времени: Хирал чувствовала, что у девочки больше нет дома, что она ненавидит то место, куда служанка непалка хотела ее отвести.

– Там! – ответила Амия, пальцем указывая на вычурные крыши дворца.

– В этом дворце? – удивилась Хирал.

– Да.

– В каком дворце? – обеспокоенно спросил Мишель, поворачиваясь в седле.

– Во дворце принца Ранги.

– Принца Ранги? Черт! – выругался он. – Следуйте за мной!

И он направил коня по дороге, уходившей в противоположную от дворца сторону.

– Что случилось?

Два сикха не понимали, что происходит. Им поручили отвести Мишеля, Хирал и Дхаму к принцу Варанаси, который, в свою очередь, должен был переправить их по безопасным дорогам в Лахор.

– Мы не поедем во дворец.

– Почему?

– Чтобы не подвергать опасности жизнь Амии.

Он, ничего не зная наверняка, предчувствовал, что Амию ждет ужасная участь, если они привезут ее к принцу.

– Давай поедем к моим, – предложил Дхама.

– К твоим? – переспросила Хирал.

– К тибетцам. Никто не придет за нами туда.

Развалинами ступы[51] было отмечено место, где когда-то проповедовал принц Гаутама, который после длительной медитации под баньяном достиг просветления и стал Буддой. Вдали от нескромных взглядов, в одном из бедных домов, меж которыми ходили туда и сюда одетые в темно-красные одеяния жрецы, Амия рассказала своим спасителям, как она оказалась в Варанаси, и о том, что Три-Глаз а продала ее Ранге. Она поделилась с ними своими страхами и отчаянием, которые испытывала, живя во дворце.

– Он хотел сделать из меня девадаси…

Это признание потрясло Хирал. Пальцы Блистательной сжались в кулак. Она знала, что скрывается за этим словом, означавшим «прислужница бога» – проституция, лишения, телесные мучения и венерические болезни. Маленькие девочки, полностью подчиненные диктату гуру, нередко умирали. Она прошла через весь этот кошмар, и даже теперь, вспоминая о детстве, содрогалась от стыда и ужаса. Но ей повезло, очень повезло. Сердце Хирал сжалось, когда она едва слышно спросила:

– А ты… ты… Ты еще девственница?

– Да, – ответила Амия.

Амия заплакала, вспомнив о девочках, которые остались во дворце, – Анжели, Семантика… Хирал обняла ее и погладила по волосам.

– Проклятый принц! – выдохнула она.

Она убила бы Рангу, окажись тот сейчас с ними рядом. Хирал посмотрела на Мишеля. Он был мертвенно бледен. Он тоже жаждал наказать Рангу.

– Нам нужно как можно скорее уехать из Варанаси, – сказал он. – Чем занят Дхама?

Взгляд его карих глаз пробежал по улице поселка. Дхама ушел к монахам, чтобы они помогли разработать новый маршрут. Предстояло подумать и о том, как без проблем покинуть город. Тибетская коммуна расположилась на некотором удалении от жилищ индусов, в квартале, который с незапамятных времен был буддийским. Индуисты ненавидели тибетцев и старались с ними не общаться. Однако конфликты случались часто, разборки были жестокими и кровавыми. И все же Мишель и его спутники были уверены в том, что здесь, вблизи высокочтимой ступы, буддисты не отдадут друзей Дхамы приспешникам принца Ранги.

Наконец после часового отсутствия появился Дхама.

– Отправимся до наступления ночи, разделившись на две группы, – сказал он и изложил свой план.

Дхаме пришлось приложить немало усилий, прежде чем план его был принят. Итак, Мишелю предстояло добираться до Лахора в компании двух сикхов. Дхама же с помощью своих друзей-тибетцев, не привлекая лишнего внимания, брался довезти до царства Джундан Хирал и Амию.

Священную танцовщицу и девочку было невозможно узнать: одетые по традиции жительниц горных деревень Ладакха, они шли пешком, в окружении членов шести семейств самого нищенского вида. Крестьяне вели на поводу мулов, груженных мешками с солью. Несмотря на жару, на Хирал и Амии были плотные шерстяные одеяния и меховые шапки, из-под которых спадали их засаленные спутанные волосы. Ладакхским женщинам пришлось потратить много времени, чтобы с помощью земли и смешанной с жиром сажи скрыть их природную красоту. Дхама тоже прибегнул к маскировке, одевшись главой клана. Он единственный в группе ехал на коне и казался настоящим дикарем. Одетый в звериную шкуру, он великолепно играл свою роль, когда на перекрестках дорог и у мостов приходилось сталкиваться с солдатами.

Дхама свободно говорил по-тибетски. До того как податься в буддисты, он жил в образовавшемся вследствие миграций поселке, населенном животноводами и странствующими рудокопами. К счастью, не они одни странствовали по дорогам северной Индии, протоптанным десятками поколений мужчин и женщин. С незапамятных времен спускались тибетцы с гималайских долин, чтобы продать скот, шерсть и драгоценные металлы. Назад они возвращались с товарами, необходимыми для выживания.

На участках дороги, удаленных от густонаселенных мест, когда рядом не было других путников, Хирал и Амия могли пообщаться. Амия упивалась рассказами Блистательной о ее жизни танцовщицы в храме Шивы в Танджавуре, о южных областях Индии, которые в значительной степени отличались от северных. Так, на юге не было традиции топить новорожденных девочек в реке, – наоборот, рождение девочки встречали с радостью. Можно было сказать, что южные женщины пользовались свободой, невиданной на берегах Ганга. В Танджавуре и Мадрасе люди нередко заключали браки по любви. И очень мало женщин следовали за своими супругами на костер.

– Вы поженились по любви?

Вопрос сам слетел с губ ошеломленной Амии.

– Да. О таких браках повествуют легенды.

– Ах!

Герои сказок, прекрасные, как боги и богини, часто женились по любви, давая друг другу обет верности. Но Амия никогда не слышала, чтобы такой брак был заключен в Аунраи.

– Любовь – это все, – сказала Хирал. – Она безгранична. Никакой черной магии не под силу ее разрушить. Даже смерть не может положить ей конец. Я знаю, что найду Мишеля и в другой жизни, в другом обличье. Нет сомнений в том, что мы любили друг друга до того, как родились здесь, просто мы об этом не помним. Ты – часть этой любви, Амия. Теперь ты наша дочь, и то, что ты вышла не из моего чрева, ничего не значит. Многие века я ношу тебя в своей душе.

– Это правда, – сказала Амия со слезами на глазах. – Я – ваша дочь.

– Конечно! Мы с твоим отцом позаботимся о том, чтобы ты вышла замуж по любви, когда придет время.

Голос Хирал уже не был таким радостным. Этот момент еще так далеко… И его приход окутан туманом неопределенности. Так туман укрывает луга и деревья у подножий Гималаев… Небо было тусклым. Влажность поднималась от черного гумуса усеянных озерами, исчерченных невысыхающими реками густых лесов. На прогалинах внезапно возникали призрачные деревни; храмы и ступы казались похожими на часовых, поставленных здесь, чтобы отгонять спускавшихся с гор демонов. Многие были заброшены сотни лет назад, в эпоху жестоких войн между непальцами, китайцами, тибетцами, индийцами, арабами и турками. Эти населенные летучими мышами и змеями руины часто служили укрытием для разбойников и повстанцев.

Однако ни тех ни других на своем пути они не встретили. Да и что могли отнять разбойники у убогих и грязных путешественников, бредущих с несколькими мулами? Женщины же их выглядели такими чумазыми и уродливыми, что не вызывали никаких желаний, которые могли привести к насилию.

Дхама с удовлетворением оглядывал свое «семейство». Самый трудный участок пути был позади. Впереди показался маленький город-крепость Шимла. Вот уже пятнадцать лет он принадлежал сикхам.

Мишель и два сикха, живые и невредимые, добрались до слияния рек Чинаб и Рави. Два дня назад они на сделанном наспех плоту пересекли реку Сатледж. Часть лодок была реквизирована воюющими сторонами, часть – затоплена по приказанию военачальников регентши Джундан.

Мишель очень волновался. Даже здесь, на юге от Лахора, далеко от театра военных действий, ощущалось дыхание войны. На правом берегу Рави, вдоль которой они двигались, им то и дело попадались сожженные деревни. Черные основы еще дымились; кое-где огонь пожрал лачуги рыбаков; на деревьях висели покалеченные тела. Это были не сикхи и не англичане, а всего лишь бедняки, имевшие несчастье родиться и жить на приграничных землях.

– Это мусульмане, – сказал один из сикхов.

– И кто несет ответственность за весь этот ужас?

Сикхи медлили с ответом.

– Рани Джундан, – произнес Мишель, прищурившись.

Такое могла сделать только она. Эта женщина сеяла страх, чтобы заставить мусульманское население покинуть территории, захваченные тридцатью пятью годами ранее. Ее солдаты приходили ночью, разоряли деревни, убивали тех, кто пытался сопротивляться, а потом устраивали публичные казни, дабы устрашить тех, кто лелеял планы о восстании.

– Мы не хотели, чтобы так было, – сказал Дуна Сингх.

– Может, вы и выиграете войну, – задумчиво проговорил Мишель, – но это не сделает Индию независимой.