— Я не знаю, как ему удалось нас найти, — мрачно пробормотал Кейон.

Рядом раздался вздох.

— Я знаю. Это я тот хрен, что нас подставил, — виновато сообщила Джесси.

Горец посмотрел на нее, шевеля губами. Некоторые современные выражения ставили его в тупик, но он хотя бы понял ее слова.

— Нэй, девочка, ничего подобного. Ты не похожа ни на одну часть моей анатомии, — игриво сказал он, стараясь поднять ей настроение и отвлечь от воспоминаний о жуткой сцене, которую ей пришлось увидеть и пережить.

Он никогда не чувствовал себя хуже, чем в те минуты, когда застрял за стеклом и вынужден был кричать на нее, угрожать, что позволит забрать ее в тюрьму, когда на самом деле ему больше всего хотелось обнять ее, утешить своим телом, успокоить поцелуями. И убрать этот чертов труп подальше от нее.

Вместо этого Кейон рассказывал ей истории о своем детстве, пытался помочь ей отвлечься и скоротать время. Он говорил медленно и мягко, вплетая в рассказ всю магию гор, какую только мог. О мрачных воспоминаниях он умолчал: о том, как в десять лет был вынужден выбирать битвы и посылать тех, кто был ближайшими друзьями отца, тех, кто заменял ему отца, на верную смерть.

Тому, кто рожден в Шотландии лэрдом, суждено было быстро взрослеть. Или потерять свой клан. Или умереть. Ни потери, ни смерти он не желал.

Вместо этого Кейон рассказывал Джесси о солнце и вереске, о ледяной воде озера в жаркие дни, развлекал сказками о семи красавицах сестрах, занятых поисками мужей, которых он бы одобрил.

И наконец выражение паники исчезло из ее глаз. Джесси не была неженкой. За эти часы его мнение о ней резко изменилось.

Он был очарован этой женщиной.

«Она не для тебя», — предупреждали его остатки человечности.

«Нэй, не для меня», — соглашался он и радовался, что это были всего лишь остатки, не способные на убедительные аргументы.

Он ее получит. Несмотря на протесты собственной совести, он намеревался соблазнить ее, как только они окажутся в безопасности. С тех пор как Джесси лизнула его, он собирался сделать ее своей женщиной. Даже если будет проклят.

Почему бы нет? Он и так проклят.

Прежде чем избавиться от тела убийцы, он тщательно обыскал его. У женщины не оказалось ничего, кроме оружия. Кейон забрал два пистолета и нож и спрятал их в сапогах.

Горничная не собиралась убивать Джессику.

Если бы она хотела это сделать, то использовала бы пистолеты. Кейон многое знал о современном оружии, и оно его восхищало. Уже очень давно он хотел заполучить нечто огнестрельное и попробовать его в деле. Кейон все еще был воином из девятого века, любил хорошую битву и надежное оружие.

Нет, убитая женщина намеревалась похитить Джессику, а не убить. Вот почему она собиралась пустить в ход иглу, а не нож или пистолет.

Осознание этого породило новую степень ненависти к давнему врагу. Лукан каким-то образом узнал о Джессике Сент-Джеймс и хотел заполучить ее живой. Время от времени Лукан развлекался с женщинами перед Темным Стеклом, и его не волновало, увидят ли Кейона его любовницы, потому что вскоре после этого женщины погибали. Лукану нравилось все ломать. Всегда нравилось. И чем сложнее было что-то сломать, тем больше удовольствия доставлял ему процесс.

Но это были темные мысли. Мысли о времени, которое уже не вернется, потому что Лукан Тревейн больше его не получит. Никогда больше Кейону не придется висеть на стене этого ублюдка и наблюдать, как тот насилует и убивает невинных женщин.

И цена мести уже не имеет значения.

Кейон давно смирился с этой ценой.

— Разве ты не хочешь узнать, что я сделала? — произнесла Джесси.

— Айе, хочу.

Он смотрел на ее профиль. Девушка покусывала нижнюю губу, и горец тут же почувствовал возбуждение. От одной мысли о том, что ее сочный ротик может покусывать его губы, член горца стал твердым.

— Я воспользовалась кредитной картой. — В ее голосе слышалось отвращение к себе. — Я знала, что в книгах и фильмах злодеи всегда отслеживают действия карточек по банкоматам, но считала это преувеличением, которое используют для закручивания сюжета. И думала, что, даже если это правда, на то, чтобы отследить наше местонахождение, потребуется время, дни, а то и недели. — Она нахмурилась. — Ну, то есть каким могущественным надо быть этому Лукану, чтобы отследить мою кредитку за несколько часов?

Горец отбросил похотливые мысли. Ему нужно было разобраться в таких вещах. Только так он сможет сохранить ей жизнь и обеспечить безопасность.

— Объясни мне, что такое эти «кредитные карточки», девочка.

Однажды он видел рекламу таких карточек по телевизору: толпа размалеванных воинов с дубинками бросается на того, кто выбрал неверную карточку. Но Кейон не понимал, как использование такой вещи может их выдать.

Когда Джесси уточнила назначение карточки и объяснила записи, которые делают при ее использовании, горец фыркнул. Теперь понятно, почему Лукан так быстро их нашел. Черт возьми, в ее время вообще осталась такая вещь, как секретность? Все было взаимосвязано с помощью этих ее компьютеров. Все, что человек говорил или делал, фиксировалось, что ужасало горца, привыкшего держать свои дела в секрете.

— Лукан обладает невероятным могуществом, девочка. Тебе больше нельзя пользоваться этой штукой. У тебя есть другие возможности платить?

— Наличных денег не хватит, чтобы выбраться из страны, поэтому я пытаюсь придумать, что еще мы можем сделать, — мрачно сказала Джесси.

Айе, тут она была права.

Тот факт, что он даже не знал, что ее действия могут отследить — и выдать так же четко, как крестик на карте, — потому что не понимал, чем является кредитная карточка, означало, что он не сможет защитить их.

По крайней мере здесь.

Мир двадцать первого века во многом превосходил его восприятие, что не давало возможности контролировать происходящее.

И означало, что им придется отправиться в прошлое.

О, нэй, не буквально — не через камни Бан Дрохада, Белый Мост, который хранили Келтары, потому что даже он, Кейон, верил в легенду о Драгарах и не хотел оказаться носителем тринадцати злобных личностей, — а в переносном смысле.

Это он мог.

Если забрать Джесси далеко в горы, то можно прожить девятнадцать дней по законам девятого века. То есть недоступными для современных методов слежки. Он может сделать укрытие в пещере, согреть девушку своим телом, охотиться, добывая еду, и кормить ее с рук. В прежние времена мужчина и должен был следить, чтобы его женщина ни в чем не знала нужды.

Им необходимо пересечь океан. Быстро и не оставляя следов.

Станет ли Лукан искать его там?

Определенно, как только поймет, что его больше нет в Чикаго. Лукан знал его не хуже, чем он знал Лукана.

Но там, в глуши, у Кейона будет больше преимуществ. Лукан не был приспособлен к жизни вне города, вдали от благ цивилизации, избегал физических упражнений. О, айе, в горах Кейон будет как рыба в воде.

— Расскажи мне все, что знаешь о современных путешествиях, — скомандовал он. — Расскажи о самолетах, куда они направляются, как часто вылетают, где мы можем на них сесть и как. Расскажи в мельчайших деталях. Мне нужна общая картина твоего мира, девочка. Я должен знать все, даже факты, которые тебе покажутся незначительными. Я из девятого века, девочка. Вот и объясни так, чтобы я понял.

* * *

В полдень Джесси потребовала остановиться и поесть. Она умирала от голода. Это ему не нужно было есть, бессмертному или какой уж он там, а вот ей — нужно. Когда она в первый раз заказала еду в номер, заказ так и не привезли. Во второй раз еду залило кровью. И если не считать протеинового батончика и пачки арахиса, которую она нашла в рюкзаке, Джесси не ела уже более тридцати шести часов.

С тех пор как они выехали из Чикаго, Кейон вытряхивал из нее информацию обо всем, от транспорта до компьютеров, от жилья до финансовых транзакций.

Немного послушав, Кейон заявил, что им нечего и пытаться покинуть страну через аэропорты О'Хара и Мидуэй, потому что люди Лукана определенно будут искать их там.

Джесси все еще не могла поверить в то, что они собираются покинуть страну, и понятия не имела, как он вытащит их из сложившейся ситуации.

Кейон велел ей ехать к другому ближайшему аэропорту. Она не знала, можно ли назвать Индианаполис ближайшим аэропортом, но это был единственный аэропорт, дорогу к которому она смогла найти на карте.

Они остановились поесть к востоку от Лафайетта, в штате Индиана. До аэропорта осталось сорок пять минут пути по 1-65.

От запаха жареной курятины и картошки-фри в «Чик-Фил-А», куда они заехали, у Джесси потекли слюнки. Всякий раз, когда она заходила сюда поесть, у нее появлялось ощущение, что она оказывает большую услугу коровам. Джесси нравились смешные биллборды вдоль дорог, на которых рекламная кампания призывала: «ЕШЬ КУРЕЙ, СПАСАЙ КАРОВУ». Черно-белые пятнистые коровы держали плакаты, где призывы были густо пересыпаны ошибками: «НОВАЯ НИЗКО-КОРОВИЙНАЯ ДИЕТА» и «КУШЫЙ КУР, А НИ КАРОФ», и эта реклама курятины всегда вызывала у Джесси смех.

— Я добуду еду, и мы перекусим в машине, — настаивал горец. — Нам нужно продолжать движение.

Джесси могла себе представить, как он будет «добывать» еду. Наверняка оставит весь ресторан стоять без движения «долгое время после нашего ухода».

— Если я буду есть за рулем, — возразила она, — я во что-нибудь врежусь. Если я врежусь, зеркало, скорее всего, разобьется. — У нее затекли ноги, она хотела в туалет и злилась. — И что тогда с тобой будет?

Он выглядел уязвленным.

— Мы поедим в кафе.

Джесси заказала шесть коробочек с «куриными пальчиками» и гору картошки-фри и теперь, сидя за ярким желто-белым столиком, вдумчиво добиралась до середины второй коробки. Горец доедал третью.

— Это не похоже на куриные пальцы, которые мне доводилось видеть, девочка. А я видел множество кур на своем веку. Была у нас одна девушка с выдающимися… ладно, я не об этом.

Ваши птицы действительно огромны. Дрожь берет, когда я представляю их клювы.

— На самом деле это не куриные пальцы, — попыталась объяснить Джесси, не давая воли воображению, потому что как раз опускала один из «пальчиков» в пряный соус для барбекю. И действительно собиралась больше ничего не говорить. Правда собиралась, но губы зашевелились помимо ее воли: — С «выдающимися» чем?

— Это не важно, девочка. — Кейон проглотил очередной «пальчик».

— Тогда почему ты о ней вспомнил?

— Я уже сменил тему, девочка. — Еще два «пальчика» последовали за предыдущим.

— Нет, не сменил. Ты оставил вопрос открытым. А я терпеть не могу недосказанность. Договаривай. Выдающимися…

Он сунул картофель в кетчуп и быстро с ним расправился.

— Цыплятами, девочка, цыплятами. А ты что подумала? Ноздри Джесси раздувались. Она бросила на него сердитый взгляд, потом отвернулась. Ну какое ей дело? Может, у этой красотки из девятого века были выдающиеся глаза, или ноги, или еще что-нибудь. Но не грудь, потому что ее грудь была вне конкуренции. При этой мысли Джесси повела плечами и выпрямилась. Ну и что? Та пустоголовая красотка мертва уже одиннадцать веков. И теперь самое выдающееся в ней то, что ее есть кому помнить.

— Возвращаясь к разговору о цыплятах, милая, если это не куриные пальцы, то почему их так называют?

— Это такой рекламный слоган, — раздраженно сказала Джесси, беря очередной «пальчик». — Кто-то из их маркетологов решил, что так они привлекут больше людей.

— В твоем веке куриные пальцы считаются привлекательными? А в чем они роются?

Джесси отпила колу. Цыпленок внезапно показался ей сухим, как опилки.

— Я не думаю, что кто-то думает о куриных ногах, когда заказывает «пальчики», точно так же, как никто не думает о маленьких розовых куриных сосках, когда берет куриные грудки…

Она осеклась, нахмурившись. Горец наклонил голову, спрятав лицо за волосами, но по тому, как дрожали его плечи, Джесси поняла, что он смеется.

Этот неандерталец ее дразнил.

А она поддавалась.

Миг спустя Джесси покачала головой и фыркнула. Он смеялся не только над ее веком, но и над собой, причем очень тонко. А она купилась на стереотип, который он пытался ей скормить: «я большой тупой мужик из прошлого». Ее фырканье перешло в хихиканье, а потом в смех.

Кейон резко поднял голову, темно-янтарные глаза смотрели ей в лицо.

— Я надеялся, что мне удастся рассмешить тебя, девочка, — мягко сказал он. — В твоих глазах было так мало счастья с тех пор, как наши пути пересеклись.