Даниэла Стил - Как две капли воды

Прежде чем лечь спать, Чарлз немного почитал. Они поцеловали Джеффа на ночь и вернулись к себе.

– Какое ужасное преступление совершили немцы, – заметил Чарлз. – Жертв куда больше, чем на «Титанике»! Мерзавцы! Но я не хочу, чтобы это обсуждалось при Джеффе. Он сразу вспомнит о матери.

Оливия подняла голову и согласно кивнула.

– А ты, Чарлз? – тихо спросила она. – Ты… тебе тоже это напомнило о Сьюзен?

Ее неподдельное участие поразило Чарлза. Горло у него "перехватило, и на какой-то момент слова не шли с языка. Как странно видеть ее доброй и нежной! Ни ехидного словечка, ни колкого замечания.

– Да, – наконец выдавил он. – Мне нелегко пришлось эти два дня.

Господи, он тоже страдал, а она ничего не заметила!

– Мне очень жаль, – вымолвила Оливия, и Чарлз поспешно отвернулся. Некоторое время оба молчали, лежа как можно дальше друг от друга, по обоим краям широкой кровати.

– С твоей стороны так мило, – неожиданно заговорил он, испугав Оливию, – спросить, что я чувствую… то есть о Сьюзен… Это было так ужасно… особенно ожидание. Я едва не свел с ума клерков пароходства, а они ничего не знали… И потом долго стоял под проливным дождем, пока не показалась «Карпатия». И никому ничего не было известно. Все выяснилось только с приходом корабля. Я думал, что они погибли, и, когда увидел, как матрос несет Джеффа… я все заглядывал ему за спину, воображая, что сейчас увижу Сьюзен. Но ее не было. И я все понял. Взял мальчика и поехал домой. Из Джеффа было невозможно вытянуть ни слова. Он упорно молчал. И только через несколько месяцев рассказал о случившемся. Такое не забывается.

– Ужасно, что вам обоим пришлось пройти через это, – искренне вздохнула Оливия и осторожно коснулась его плеча. – Какая несправедливость! Вы этого не заслужили.

У нее разрывалось сердце от жалости и любви, и Чарлз, вглядевшись в лицо женщины, которую считал женой, увидел при неярком лунном свете то, что так испугало бы его раньше. Но теперь он, как ни странно, не боялся.

– Возможно, все в жизни имеет свои причины и следствия. Если бы не гибель Сьюзен, тебя бы здесь не было, – мягко возразил Чарлз, но девушка печально улыбнулась.

– И ты был бы куда счастливее.

Оливия все еще злилась на сестру за нежелание понять мужа, за стремление поскорее разорвать семейные узы. А теперь она чуть не погибла! Какой ужас! Подвергнуть себя такой опасности! И она еще имеет дерзость шутить!

– Не говори так, – великодушно запротестовал Чарлз. – Я часто гадал, почему Господь решил забрать Сьюзен к себе. Неисповедимы пути Его.

– Мне так повезло, что узнала тебя, – горячо выдохнула Оливия, совершенно забыв, как равнодушна к мужу Виктория. Чарлз онемел от изумления.

– Ты очень добра, – откликнулся он наконец, удивляясь все больше. Да знает ли он ее вообще? Она меняется с каждой минутой прямо на глазах.

И, не дав ей опомниться, подвинулся ближе и поцеловал. Сжал ладонями лицо и осыпал нежными поцелуями, боясь напугать. Не хотел, чтобы все обиды и недоразумения вернулись. Просто пытался без слов объяснить, как благодарен за сострадание. Но неожиданно в потаенном уголке души что-то шевельнулось. Он никогда не позволял себе чувствовать нечто подобное раньше и сейчас упорно пытался взять себя в руки.

– Наверное, нам не стоит делать это, – хрипло пробормотал он, и Оливия согласно кивнула. Кивнула, но не отстранилась. И вскоре оба забыли обо всем. Руки Оливии словно по собственной воле поднялись и обхватили его за шею, стройное тело прильнуло к нему, и плоть Чарлза мгновенно восстала.

– Виктория, я не сделаю ничего против твоей воли, – предупредил он. Все как прежде. И всегда после он горько жалел, что поддался животному инстинкту, а Виктория с омерзением отворачивалась.

– Чарлз, я не знаю. Я…

Ей хотелось просить его остановиться, объяснить, что это нехорошо, неправильно, ведь он муж ее сестры и Виктория вернулась из мертвых, хотя и предпочла идти другой дорогой, но она так далеко, а Оливия здесь, в постели с человеком, которого любит. И возврата нет.

– Я люблю тебя, – прошептала она, и Чарлз уставился на нее, боясь, что ослышался.

– О, милая, – выдохнул он, отдав ей в это мгновение свое сердце. Теперь он понял, почему оба были так несчастны все это время. Во всем виноват он. Потому что не смел любить ее, открыто и безбоязненно.

– Как я люблю тебя, – вырвалось у Чарлза. Он овладел ею, так и не поняв в порыве страсти, что для Оливии это было впервые. Но несмотря на боль, она отдавалась ему беззаветно, раскованно и самозабвенно, и Чарлз почувствовал, что старые раны зажили и он словно заново родился на свет. Для них обоих эта ночь стала началом новой жизни, медового месяца, о котором они так мечтали.

Они долго лежали, не разжимая объятий, лаская друг друга, и Чарлз будто впервые открыл для себя эту женщину. Потом он заснул, а Оливия по-прежнему прижимала его к себе, мучаясь мыслями о том, что станется с ними после приезда Виктории. Чарлз стал для нее величайшей радостью и счастьем в жизни – и одновременно свидетельством ее предательства. Что она скажет сестре, когда та вернется?

Но как бы ни терзалась Оливия, в сердце своем твердо знала: покинуть Чарлза она не сумеет. Не хватит воли.

Едва Уэсли Фрост, американский консул в Квинстауне, принес одежду, Виктория немедленно выехала поездом в Дублин, где ее встретил представитель пароходной компании, а оттуда направилась в Ливерпуль. Ее попутчиками были товарищи по несчастью, и на вокзале уже поджидали репортеры. Вэнс Питни, журналист «Нью-Йорк трибюн», уже успел побывать в Квинстауне и накропал несколько статей. Как же упустить величайшую сенсацию со времен гибели «Титаника»! Здесь жертв гораздо больше, да к тому же судно уничтожено германцами! Это не только трагедия, но и военная хроника!

Но Виктория постаралась ускользнуть от назойливых представителей прессы и поехала прямо в отель «Адельфи», где и попыталась решить, что делать дальше. Она еще не совсем пришла в себя, а доставшееся ей платье выглядело и сидело ужасно.

Войдя в номер, Виктория закурила, села и осмотрелась. И неожиданно заплакала, всеми силами души желая очутиться дома, в Кротоне. Там война казалась чем-то далеким и нестрашным!

Администрация отеля, зная, что пришлось пережить девушке, позаботилась прислать ей поднос с ужином в номер. Виктория объяснила ситуацию портье. Все бывшие с ней деньги и чеки промокли, и поменять их в банке можно только в понедельник. Сейчас был вечер воскресенья.

Но как ни пыталась Виктория забыть о пережитом, перед глазами стояли ужасные картины тонущего корабля и лица погибающих, а в ушах звенели дикие крики. И еще она вспоминала молодого моряка, велевшего цепляться за палубный стул. Она ни за что не смогла бы сесть в шлюпку, и его совет спас ее.

Виктория всю ночь не спала и на следующее утро была сама на себя не похожа. Но после завтрака и большой чашки кофе почувствовала себя лучше. Потом она отправилась в банк, обменяла деньги и скоро оказалась в ближайшем магазине, где купила несколько платьев, свитеров, ночных рубашек, туалетные принадлежности.

– Вы сбежали из дому? – полюбопытствовала продавщица со смешком, но Виктория даже не улыбнулась.

– Нет, – коротко обронила она. – Едва не утонула вместе с «Лузитанией».

Женщина громко ахнула.

– Вам повезло остаться в живых, дорогая, – прошептала она и перекрестила ее.

Виктория с грустной улыбкой взяла пакеты и вернулась в отель. Неужели ей суждено всю жизнь мысленно видеть горы трупов и несчастное судно? А дети? Бедные неподвижные детские трупики с незрячими глазами… И тот малыш в синем бархатном костюмчике, лежавший на стуле… Одного этого достаточно, чтобы навсегда возненавидеть немцев!

Но уже к вечеру Виктории стало чуть легче. Она даже начала обдумывать, как попасть во Францию. Портье объяснил, как добраться до Дувра и что делать после этого. Нужно сесть на маленький паром, идущий до Кале, что было крайне рискованно: в Ла-Манше денно и нощно дежурили германские подводные лодки, и при мысли об этом ее трясло.

– Может, стоит приобрести купальный костюм. Это избавило бы меня от кучи ненужных хлопот, – заметила Виктория с нервной усмешкой, и портье понимающе улыбнулся.

– Вы молодец, мисс, – одобрительно хмыкнул он. – На вашем месте я бы ни за что не решился второй раз пойти на такое. Нужно иметь чертовское мужество!

У меня нет особого выбора, если я хочу оказаться во Франции, не так ли? – задумчиво протянула она. Ничего не поделаешь, ведь она именно поэтому приехала сюда и заранее знала, что будет нелегко.

Вопрос был в том, как найти людей, которые могли бы ей помочь попасть на фронт. Те военные, которых она знала, находились в Реймсе, и, только добравшись до Кале, она попробует с ними связаться, да и то если телефонная связь еще работает.

Ей оставалось только надеяться на то, что она не зря предприняла свое паломничество. До сих пор обстоятельства ей не благоприятствовали.

Виктория оставила Ливерпуль во вторник утром, предварительно поблагодарив служащих отеля. Все это время люди приносили ей маленькие сувениры, пирожные, фрукты, статуэтки святых, улыбались, когда она проходила мимо.

Она добралась до вокзала на такси, а оттуда уехала поездом в Дувр и села на паром. Солнце ярко светило, и все вокруг казалось мирным и спокойным, но Виктория поминутно вздрагивала и оглядывалась, боясь очередного нападения. Пассажиров было совсем немного, и Виктория всю дорогу простояла, вцепившись в поручень и ежеминутно ожидая смерти.

– Вы боитесь, мадемуазель? – обратился к ней капитан. Редко ему приходилось видеть такую прелестную и испуганную девушку. В ответ она только кивнула и обронила единственное слово, но тут же отвернулась и принялась выглядывать роковую пенную полоску.

– «Лузитания», – шепнула она, зная, что он поймет. Весь мир уже слышал о трагедии, и каждый раз, читая очередную статью, девушка сжималась при мысли о сестре.

Капитан крошечного парома тяжело вздохнул. Он больше не заговаривал с ней, но, когда суденышко причалило, вынес на берег ее вещи и нашел машину, водитель которой отвез ее в ближайший отель и отказался взять деньги. После недолгих переговоров ей дали уютный маленький номер с видом на пролив.

Она немедленно позвонила по одному из телефонов, который получила во французском консульстве. Он принадлежал женщине, занимавшейся устройством добровольцев, которая могла сказать Виктории, куда ехать и где всего нужнее люди. Но к несчастью, ее не оказалось дома, и Виктории посоветовали позвонить завтра.

Всю ночь она просидела, куря одну папиросу за другой. Что теперь? Она обманула мужа, бросила сестру и отца, пережила кораблекрушение, и теперь только Господь знает, что ждет ее впереди. Откуда в ней такая решимость? Ничто не могло остановить ее, даже крайне неприятная особа, до которой она дозвонилась на следующий день и которая заявила, что слишком занята, и пообещала побеседовать с ней в ближайшие дни.

– Нет! – завопила Виктория, боясь, что собеседница бросит трубку. – Нет! Мне нужно немедленно поговорить с кем-нибудь… пожалуйста…

И тут она, словно по наитию, бросила волшебное слово, только чтобы посмотреть, что произойдет:

– Я спаслась с «Лузитании».

Последовала короткая пауза, после чего на другом конце линии послышались приглушенные голоса, и через минуту трубку взял мужчина и спросил, как ее зовут.

– Оливия Хендерсон. Я получила этот номер у французского консула в Нью-Йорке. И приехала сюда, чтобы пойти добровольцем на фронт. Я американка и сейчас нахожусь в Кале.

– И вы были на «Лузитании»? – почти с благоговением спросил незнакомец.

–Да.

– Бог мой… вы можете завтра к пяти приехать в Реймс?

– Не знаю. Наверное. А где это?

– Примерно в ста пятидесяти милях к юго-востоку отсюда. Если сумеете уговорить кого-нибудь довезти вас, это будет замечательно. Здесь идут бои, правда, не такие жестокие, как в соседнем Суассоне, но нужно быть поосторожнее.

Мужчина невольно улыбнулся, гадая, что заставило эту женщину проделать такой путь, чтобы сражаться в войне, которую Америка словно бы не замечала. Президент Вильсон был готов любой ценой удержать страну от участия в мировой бойне. Число жертв было невероятным и доходило уже до пяти миллионов. Семь миллионов раненых страдали в госпиталях.

– Найдите сговорчивого водителя, – наставлял он, – и приезжайте как можно скорее. Завтра мы отправляем очередную группу добровольцев. Вы медсестра, надеюсь?