Во всяком случае, Стефани представляла себе все именно так.

Однако, гордо прошествовав мимо лакея в старинный зал, она, к своему величайшему удивлению, столкнулась лицом к лицу с самым красивым мужчиной на свете. Принцесса намеревалась приветствовать потенциального врага, но сделать это с высокомерием.

От неожиданности Стефани резко остановилась.

Незнакомец держал бокал хереса в одной руке, а другой опирался на спинку громадного кресла, которое покоилось на массивных львиных лапах: это кресло было изготовлено более века назад для шестого по счету герцога, с годами ставшего слишком тучным. Красавец не отличался ни очень высоким ростом, ни мощным телосложением, но каким-то непостижимым образом затмевал собой даже такой громоздкий предмет старинной мебели, как это кресло. Оно меркло в сиянии его лучезарного облика. Лучезарного в прямом смысле этого слова, ибо его лицо вызывало в памяти образ архангела Гавриила: безупречный овал, высокие скулы изящно стремились вверх от четко очерченной линии волевого подбородка, а голубые глаза под высоким чистым лбом лучились доброжелательностью. Мужчина был одет в черный строгий костюм, но тонкий лучик ноябрьского солнца, пробившийся сквозь стекло, сразу отыскал его – так день естественно стремится к свету – и, искупавшись в золотых кудрях, образовал над ними сияющий нимб.

– Это сэр Джон? – с трудом выдавила из себя Стефани.

Взрыв смеха эхом пронесся по комнате.

– Ха-ха-ха. Шутка удалась, друг мой, – сказал герцог Олимпия, отступая на несколько шагов от ярко пылающего камина и вытирая слезы. – Должен признаться, моему приятелю сегодня повезло – он уедет отсюда не один. А теперь, мой юный друг, позволь представить тебе настоящего сэра Джона Уортингтона, королевского адвоката, который любезно согласился взять тебя под свое крыло и помочь с адвокатской практикой.

Герцог Олимпия указал на седовласого господина, расположившегося на диване возле камина. В полумраке гостиной его не сразу можно было заметить.

– Правда, я не обладаю столь же прекрасной внешностью, как мой племянник, но это избавляет меня от проблем с дамами, – сказал джентльмен низким, властным, хорошо поставленным голосом римского сенатора.

Стефани стоило немалого труда оторваться от созерцания прекрасного златовласого видения и переключить внимание на обладателя властного голоса.

Ее сердце, пламенно забившись, вознесло дух на головокружительную высоту, где он парил под тяжелыми дубовыми балками, поддерживающими роскошный купол, но, вернувшись к реальности, сердце слабо екнуло в груди и замерло.


Будь Стефани именитым художником, которому поручено создать аллегорическое воплощение британского закона, то в центр композиции она поместила бы судью в благородном белом парике и черной шелковой мантии, вложив ему в одну руку весы правосудия, а в другую резной деревянный молоток. А позировать пригласила бы этого седовласого господина, чтобы увековечить воплощенную справедливость, которая предстала перед ней в данную минуту.

У него были небольшие темные глазки с подозрительным прищуром, причем совершенно непроницаемые, словно ягоды черной смородины. Над кустистыми бровями возвышался крутой высокий лоб. Покрытая сосудистой сеткой кожа говорила о постоянном нервном напряжении, ибо ему приходилось выдерживать натиск как низших слоев населения, так и высших кругов общества, гордившихся своей добродетелью. Даже в тех редких случаях, когда на его лице появлялось некое подобие улыбки, уголки губ страдальчески опускались, словно груз тяжкой ответственности тянул их вниз. Худощавую фигуру плотно облегал серый твидовый сюртук, брюки гольф подобраны в тон жакету и отутюжены настолько тщательно, что можно было с легкостью разрезать пополам яблоко острыми, как бритва, стрелками.

У сэра Джона Уортингтона едва ли случались романы с женщинами, решила про себя Стефани, а если и да, то, скорее всего, после чрезмерного потребления шампанского. Причем обоими партнерами.

Однако Стефани была принцессой Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа и ни разу не встречала на своем пути человека, который остался бы равнодушным к ее чарам.

– Доброе утро, сэр Джон, – весело прощебетала она, но, сделав шаг вперед, зацепилась ногой за край ковра.

То ли Стефани показалось, то ли, возможно, ей приходилось слышать, что в иные моменты время замедляет свой бег, но все, что она почувствовала перед тем, как растянуться во весь рост на ковре, – это калейдоскоп цветовых пятен перед глазами, а затем ужас и потрясение от осознания того, что ее подбородок упирается в ветхий, побитый молью ковер. Через мгновение до ее ушей донесся сдавленный женский визг, но ей не хотелось думать, что именно она его издала.

Неожиданно между ее лицом и лесом из ножек стула и дивана возникла преграда в виде больших мужских ладоней.

– Эй! Вы не ушиблись? – участливо поинтересовался глубокий, бархатный голос. Такой божественно прекрасный баритон мог принадлежать только архангелу.

Не уронит ли она свое женское достоинство, если примет эту руку помощи, чтобы подняться? А рука была замечательная, не слишком аристократичная, как можно было бы ожидать, зато большая и надежная, с мозолистыми ладонями, сильными, но чуткими пальцами. Казалось, они призывают ее воспользоваться помощью.

Стефани с трудом проглотила застрявший в горле комок.

– Со мной все в порядке, – сказала она с придыханием, чуть более заметным, нежели ей хотелось. Она собралась и ловко, одним прыжком, вскочила на ноги, игнорируя помощь чудесных рук архангела. – Во всем виноваты новые туфли.

На диване у камина кто-то негромко хихикнул.

Из всех звуков, которые терпеть не могла Стефани, женское хихиканье было самым отвратительным, даже хуже, чем назойливое жужжание большой черной мухи или, к примеру, звуки расстроенного пианино, извлекаемые неловкими пальцами новичка.

Стефани бросила на диван негодующий взор. Там сидела молоденькая девушка – изысканная, изящная, словно статуэтка. Она едва заметно улыбалась лишь одним уголком рта. Девушка была очень красива и являла собой полную противоположность Стефани: тонкие черты лица, бархатные темные глаза, черные вьющиеся волосы, нежно-розовая кожа без единого пятнышка. Девушка сидела, с ленивой грацией откинувшись на спинку дивана, чуть выставив вперед маленькую ножку в розовой туфельке, которая выглядывала из-под розовой юбки шелкового платья. Сразу было видно, что она хрупкая и невысокая. Именно такой тип женщин заставляет всех долговязых Стефани в мире чувствовать себя нескладными, голенастыми жеребятами.

Хотя теперь Стефани уже вряд ли можно отнести к категории молоденьких девушек, не так ли?

– Шарлотта, дорогая, – сказал сэр Джон, – это вовсе не смешно.

– Вас ничто не забавляет, кузен Джон, – прощебетала его дорогая Шарлотта и засмеялась чуть язвительно.

Стефани ожидала, что столь дерзкий (и, к слову сказать, меткий) выпад заставит сэра Джона побагроветь от возмущения, но, к ее удивлению, он лишь вздохнул.

– Мистер Томас, позвольте представить вам мою подопечную, леди Шарлотту Харлоу, которая проживает в моем доме на Кэдоган-сквер. Я уверен, что вы оцените ее советы, как и я.

Леди Шарлотта протянула маленькую, изящную бело-снежную ручку.

– Мистер Томас, как мило.

Стефани подошла и, следуя этикету, коснулась губами кончиков ее пальцев.

– Рад знакомству, леди Шарлотта.

– Вот и хорошо, – сказал сэр Джон. – Думаю, вы уже имели возможность познакомиться с моим племянником маркизом Хэтерфилдом.

– Вашим племянником?

– Да. Хэтерфилд буквально обосновался в нашей гостиной, не так ли, мой мальчик? – бросил сэр Джон через плечо с суровой ноткой в голосе.

Стефани обернулась и посмотрела на маркиза.

– Лорд Хэтерфилд?

Он маркиз. Племянник сэра Джона. И практически живет у него в гостиной, как сказал старый судья.

Боже, помоги ей.

Архангел Хэтерфилд широко улыбнулся и пожал ей руку. Прикосновение его мозолистой руки приятно щекотало ладонь.

– Очень рад знакомству, мистер Томас. Я восхищен вашей смелостью, а именно тем, что вы отважились поступить на работу в контору моего дяди. Вы случайно не заклинаете змей в свободное время?

– Уже нет, мне пришлось от этого отказаться, – ответила Стефани. – Все мои змеи расползлись, ибо я то и дело спотыкался о корзину.

Хэтерфилд воззрился на нее, удивленно хлопая глазами. Затем он вдруг запрокинул голову и расхохотался.

– Да ты, Томас, чертовски славный парень, – сказал он, вытирая слезы. – Ты мне уже нравишься. Дядя, прошу тебя, присматривай за ним как следует. И близко не подпускай к пилюлям с цианистым калием, чтобы он не закончил, как твой предыдущий клерк.

– Перестань, Хэтерфилд, – проворчал сэр Джон.

– Ах, как это мило, – невинно улыбаясь, проворковала леди Шарлотта. – С нетерпением жду, когда мы отправимся в Лондон. Так хочется всю дорогу наслаждаться остроумием мистера Томаса. Как же нам повезло с ним!

Герцог Олимпия, который все это время молчал, облокотившись о каминную полку, тоже решил принять участие в разговоре.

– Вы совершенно правы, леди Шарлотта. Я нисколько не сомневаюсь, что вы получите огромное удовольствие от общения с мистером Томасом, как в пути. – Он замолчал, изучая остатки хереса в своем бокале, затем осушил его до дна, поставил пустой бокал на каминную полку и, изобразив на лице доброжелательную царственную улыбку, закончил: —…так и у вас дома.

Благородная бледность леди Шарлотты стала еще заметнее, словно розовый лепесток вдруг обесцветился и стал прозрачным.

– У нас дома? – переспросила она, не веря своим ушам, и посмотрела на сэра Джона. – У нас дома? – снова повторила она таким тоном, словно боялась, что им придется мыться в одной ванне.

Сэр Джон, невозмутимый сэр Джон, несгибаемый инструмент британского правосудия, нервно провел рукой по жестким кустистым бровям.

– Разве я не говорил тебе об этом, дорогая?

– Нет, не говорил, – сказала Шарлотта, затем повторила, делая четкие паузы между словами: – Нет. Не. Говорил.

– Ну и ну! – воскликнул Хэтерфилд. – Какая замечательная новость. Мне не терпится навестить вас, мистер Томас, когда дядя даст вам выходной. Ты ведь будешь отпускать его иногда, сэр Джон?

– Я постараюсь, – ответил сэр Джон не так уверенно, как ожидала Стефани.

Честно говоря, ее вовсе не занимала мысль о работе с сэром Джоном.

Она была совершенно очарована взглядом восхитительно синих глаз Хэтерфилда, которым он одарил ее при последнем высказывании, и, забыв обо всем, девушка закружилась в каком-то странном водовороте, испытывая блаженство с примесью чего-то…

– Вот еще, – заявила леди Шарлотта. – Клерки должны работать не покладая рук, разве я не права, сэр Джон? Ведь вам придется потратить немало времени и труда, прежде чем молодой человек освоит все премудрости юрис-пруденции, а за это надо платить.

– По-моему, дорогая леди Шарлотта, не вам об этом судить, – сказал Хэтерфилд, даже не взглянув в ее сторону, ибо он, улыбаясь, неотрывно смотрел на застывшее от напряжения лицо Стефани. – Вы сами-то хоть пальцем шевельнули за всю свою жизнь?

Герцог Олимпия издал какой-то странный сдавленный звук, но, видимо, чтобы разрядить обстановку, решил вмешаться:

– Прошу прощения, друзья мои, но время поджимает, и если вы сейчас не тронетесь в путь, то опоздаете на поезд. Надеюсь, багаж юного мистера Томаса уже погружен в экипаж. Как ни печально, но пришло время прощаться, давайте обнимемся и пожелаем друг другу всего хорошего.

И, как всегда после добрых напутствий герцога Олимпии, все засуетились и стали собираться. Дрожащими руками Стефани взяла пальто и, с трудом переставляя ноги, заставила себя пересечь зал и выйти за порог навстречу холодному ноябрьскому дню. Элегантный загородный экипаж герцога Олимпии уже стоял, запряженный чудными жеребцами, которые нетерпеливо били копытами. Слева возвышались грозные седые утесы с острыми вершинами: о них где-то далеко внизу билось, сердито шипя и пенясь, угрюмое холодное море.

– Веселенький пейзаж, да? – сказал Хэтерфилд.

– Жуткий, – отозвалась леди Шарлотта. Она положила руку на открытую дверцу экипажа и выжидательно застыла.

Стефани, неожиданно развеселившись, – а в такие моменты (ее сестры это прекрасно знали) она была не прочь пошалить, – схватила леди Шарлотту за розовые пальчики, чтобы помочь ей забраться в экипаж.

С уст леди слетел сдавленный вздох, не похожий на тот звук, которым леди Шарлотта приветствовала приземление Стефани на ветхий ковер в гостиной Девонширского замка герцога Олимпии. Она резко отдернула руку, словно ее ужалила змея.

– Что-нибудь не так, леди Шарлотта? – с ледяным спокойствием поинтересовался лорд Хэтерфилд.

Изящно приподняв тонкую бровь, она посмотрела на него.

– Я бы предпочла, чтобы вы, Хэтерфилд, помогли мне сесть в экипаж.

Хэтерфилд с вежливой улыбкой взял ее за руку, но Стефани не так сильно потрясла его сияющая улыбка, и даже не отвращение, которое она испытала, когда его пальцы обхватили ладошку леди Шарлотты, как мгновенная перемена в лице юной леди. Стоило ей ощутить его прикосновение, как надменная холодность тут же исчезла, уступив место мягкости, нежности, затаенной радости, что очень напоминало…